Покушение на зеркало

- Стоп, стоп!.. Не продолжай, не надо, - мягко, почти ласково прервал меня Джига и беззвучно рассмеялся. - Ты ведь ни при чем, да ведь? Ну, привык там переходить, не менять же привычку, как никак - вторая натура, верно? А если Шурик не знал о ней, так пусть и раскошеливается на лимоны. А то и в тюрягу садится - старушка-то, чего доброго, копыта откинула... Согласен, согласен...

Только вот очень уж знать хочется, что за птица ты такая, чтоб твои привычки для нас законом были? Может, мы с ребятками нарвались на тебя себе на горе?

Извиняться придется?

- Неважно, кто я и что... И извиняться, конечно, надо мне, а не вам. И все-таки хочу заметить...

- Закрой хлебало! - собрав улыбчивые морщинки у глаз, негромко прикрикнул Джига. - Максимка, пошуруй-ка насчет ксивы, какая ни есть. Мотнул головой в мою сторону и, упираясь руками, по-стариковски медленно поднялся с кровати.

Мой сосед по машине вскочил с места куда резвее. Ухватив железной лапищей локоть, он рывком поднял меня с табурета и лапнул - раз! два! задние карманы джинсов. В обоих было - в правом сегодняшний гонорар, в левом служебный пропуск в типографию Дома печати.

- Да ты что это?! - дернулся было я, но рука качка так стиснула локоть, что мне почудился хруст косточек. - Отпусти, сам достану! - крикнул я, изогнувшись от боли.

- Да, пусть он сам... - с сочувственным вздохом проговорил Джига.

Я выложил на стол влажную пачку денег, темно-красные корочки.

- Спрячь! - с пренебрежением поморщился кавказец, кивнув на мои рублишки. Взяв пропуск, он раскрыл его, отнес чуть дальше от глаз и внимательно всмотрелся в фотографию. Беззвучно зашевелил бледными губами, вчитываясь в текст: Ф. И. О., должность, прищурился, разбирая, что там такое на круглой печати.

- Писака, значит, - пробормотал он. - В газетке?

- Нет. В книжном издательстве. Редактор.

- Редактор? Ишь как... Выходит, начальник?

- В издательстве редактор - это рядовой сотрудник. Так что не начальник.

- Жа-аль, - протянул Джига задумчиво. - А может, и не жаль. Даже проще.

- Что проще?

Я протянул руку за пропуском. Он с интересом посмотрел на мою ладонь, покрутил головой и усмехнулся. Сунул пропуск в задний карман.

- Я ж тебе не мент, документы не проверяю. - Джига укоризненно поцокал и опять покачал головой. Небрежным движением пальцев ссадил с табурета Толяна и уселся рядом со мной. Положил локти на стол и приблизил смуглое, нездорово пористое лицо вплотную к моему.

- Однако, крепко ты нас наколол, редактор, - заговорил он, обдавая меня чесночным дыханием. - Посуди сам. Новую тачку из-за тебя разбили, чинить придется. Мелочь, а все же... А вот если баба концы отдала, тогда худо тебе.

Совсем худо. Небось, ищут уже, как думаешь, а?

- Не знаю, вероятно... - неуверенно пробормотал я.

А что тут скажешь?

- Ты не знаешь - я знаю. Свидетели были? Не вспомнишь?

- Разве что мороженщица. Мальчишка еще... Не заметил, может, еще кто.

- Вот-вот - еще кто... Ну, ладно, машину мы пока спрячем, наша забота. А вот со сбитой бабой... Придется тебе пошуровать по больницам. А то и в морг заглянуть. Живая она или нет, сообщишь мне сегодня же. Бумажку прилепишь на тот самый столб возле телевидения. Объявление: пропала, мол, болонка. Если белая - поймем, что живая, ничего страшного, а черная - в морге. Или при смерти. Все понял?

15

Я кивнул. Сейчас надо соглашаться со всем. Что будет дальше, посмотрим.

- Не все, наверное, не все... - Джига негромко рассмеялся, и меня аж замутило от чесночного смрада. - Тебя бы стоило, говоря откровенно, об стенку размазать, да видел небось кто-то, как мои пацаны тебя увезли. Так что живи, счастливчик. За машину рассчитаешься чуть позже, успеется. А с бабой время терять нельзя. Если узнаешь, что она насмерть, придумай, как засветиться в милиции. Приди с заявлением, что вот, мол, видел, как по твоей вине ее машина сшибла. Расскажешь, как тебя какие-то мужики увезли. А потом врезали как следует и выбросили из машины по дороге на Управленческий. Опишешь тачку:

малиновый "форд", госномер точно запомнить не успел, но готов голову дать на отсечение, что были на нем цифры... Ну, скажем, 8 и 4... И что не нашей области номера, на этом стой железно - там, где на них "rus", какие-то другие три цифры, не наши 63. Скажем, 74 или 97. Тут можно и напутать, главное - чужие, кто-то проездом. Опишешь тех, кто в этом "фордике" был, дашь приметы...

Не перегни палку, негров не описывай, пусть малость на Толяна с Максимкой походят - кто-то их хоть мельком, да видел. Но тебе веры больше, ты тех мужиков хорошо разглядел, в случае чего легко узнаешь. Пускай фоторобот делают и ищут в свое удовольствие. Вот теперь все.

- Верните пропуск, - попросил я и внутренне содрогнулся: до того жалким показался мне собственный голос. Нет, страха не было, было тоскливо и мерзко от одной только мысли о том, чем мне придется в ближайшее время заниматься.

Хотя... Есть ведь еще вариант: выложить в милиции все начистоту. Кто знает, может, морда этого кавказца красуется на стендах "Их разыскивает милиция"?

Тогда мне будут просто благодарны.

Он словно прочитал мои мысли.

- Только ты, редактор, даже и не подумай меня наколоть, - почти ласково произнес Джига, тыльной стороной ладони задирая мой подбородок и ввинчивая насмешливо холодный взгляд мне в глаза. - Если стукнешь, погорят пацаны, я - чистый, не подкопаешься. Меня не тронут, переживу. А вот за тебя, редактор, я тогда и дохлого таракана не дам. Учти, Феликс Михайлович, народ мы не шибко интеллигентный.

- Я все понял. Верните пропуск, зачем он вам? Что надо обо мне знать, знаете.

- Ишь!.. - Джига весело рассмеялся и оглянулся на поддержавших его глумливым гыканьем подручных. - А твой портрет, редактор? Что же мне твою физиономию карандашом рисовать, когда пошлю человеков тебе башку отворачивать? Ксиву другую получишь, а эта и нам сгодится.

Логика в его словах, конечно, была. Но легче от сознания этого мне не стало.

- Я уж не предупреждаю тебя, редактор, что про мою дачу ты должен забыть напрочь. Не был ты здесь, меня не видел сроду. Надо будет, мы тебя найдем.

Ясно?

Как долго длилась пауза, я не могу сейчас вспомнить. Двадцать секунд, минуту, две? Растерянно моргающий человечек с пушистой бородкой, сутулый кавказец, растянувший в улыбке тонкогубый рот, отсевшие на кровать, о чем-то шепотом переговаривающиеся парни... Ходоров... Феликс Михайлович Ходоров... Как жалок, как ничтожен он сейчас. Но вот он что-то нервно говорит, кажется, обещает сегодня же... непременно до вечера... обязательно... Вот его провожает до калитки злобно ухмыляющийся парень в черной майке... Водитель, уже почти снявший крыло "ауди", замахивается на него грязным от бурого масла локтем, и Ходоров, дернувшись и втянув голову в плечи, ныряет за ворота... Я наблюдаю за ним, торопливо, чуть не бегом шагающим по пыльному, зажатому заборами переулочку, и ничуть не сочувствую ему. Сейчас, когда никто не следит за ним, он уже не пытается придать лицу достойное мужчины выражение полного хладнокровия. Грязные дорожки пота, сбегающие в бороду с висков и щек, прерывистое дыхание, невидящий взгляд... Это ведь он, он - тот самый селадончик, который всего час-полтора назад небрежно теребил гитарные струны, ловя восхищенные взгляды голоногих ссыкушек... Не могу, не хочу его видеть, но не в силах и не смотреть - не от меня это зависит сейчас...

Фраза, которую на прощанье обронил Джига, - как бы между прочим, без нажима - гвоздем сидела у меня в мозгу все то время, какое мне понадобилось, чтобы пройти к трамваю - сначала по пыльному переулочку, то бишь шестому проезду, затем вверх по просеке к Ново-Садовой. Заняло это примерно полчаса, меня обгоняли машины, дважды - кургузый автобусик, но мне и в голову не приходило воспользоваться транспортом. Надо было что-то придумать, что-то, что-то...