Покушение на зеркало

"- Ты пришел вовремя, дорогой Стив! - засмеялась молодая женщина, оборачиваясь к вошедшему в будуар высокому блондину с твердыми челюстями и голубыми глазами, которые жадно ощупывали подробности ее восхитительных прелестей. - Еще минута, и я позвонила бы Джорджу, и тогда тебе пришлось бы стать за мной в очередь, как безработному на бирже труда в Чикаго. Но ты пришел первый, а первому всегда полагается приз.

- Не упоминай это проклятое имя! - взревел Стив, прижимая к груди задрожавшее смуглое от атлантического загара тело. Его ладони медленно скользнули..." Я захлопнул папку и обеими руками вцепился в бороду. Тоскливый ужас надвигался неотвратимой мутной волной... Наверняка такими вот трескучими фразами пестрит вся эта кошмарная поделка. Но ужас-таки и в самом деле наваливался на меня - от одного лишь осознания самого факта, что в этой вонючей словесной бурде мне придется барахтаться многие месяцы... Но поздно, брат Ходоров, поздно, желтый билет проститутки тебе уже вручен... Отрабатывай и не суетись под клиентом...

- Что с вами, Феликс Михайлович? Вы не заболели?

Кажется, я даже застонал... Карие глазки обернувшейся на меня Люси смотрели так сочувственно...

И я вдруг увидел его, такого сейчас несчастненького Ходорова, глазами этой скромной, совсем неглупой, но бесконечно наивной девушки, с искренним обожанием взирающей на Писателя, человека совсем иной, ужасно благородной породы - совсем не той, к какой относятся ее родители, кажется инженеры, знакомые родителей, соседи по дому, даже институтские преподаватели и профессора... Им недоступны эмпиреи творческого духа, они будничны в своих интересах и заботах, а он, знаменитый Ходоров, книгами которого она упивалась девчонкой, терзается совсем другими страстями, неведомые дюжинным людям муки творчества обуревают этого лобастого пышноволосого человека с ухоженной русой бородкой... Как хочется сейчас помочь ему, облегчить ту нравственную ношу, которую добровольно взваливают на себя они, Писатели, Творцы...

Я увидел себя ее глазами, и мне стало нестерпимо стыдно, будто я молча наблюдаю, как опытный стареющий жуир соблазняет очередную бесхитростную девчонку дешевыми посулами сняться в кино, стать фотомоделью, и сам прекрасно осознает, как гадостна и пошла разыгрываемая им комедия, но не в силах преодолеть себя, циничного сластолюбца, привыкшего думать, что любые средства оправдывают любую, высокую или низменную цель. Если бы знала сейчас бедная Люся, что под этим высоким челом прыгают и суетливо сшибаются трусливенькие, весьма прагматические мыслишки, что окромя того, как оберечь свою потертую шкуру, этот только что продавшийся задешево, а сейчас скорбно застывший за столом Ходоров просто не способен думать ни о чем другом.

Я вздрогнул и очнулся... Я понял, что немедленно, не откладывая ни на секунду, должен найти Марьяну.

- Вы будете кофе? Или чай? - робко спросила Люся. И покраснела до корней волос: мой остановившийся на глубоком вырезе блузки взгляд смутил ее, бедняжку. А у меня и в мыслях не было оглядывать ее прелести, я лихорадочно напрягал память, пытаясь восстановить в ней адрес Марианны Вадимовны Азариной, записанный в протокол шепелявого следователя... Магистральная... Нет, Магнитогорская!.. Дом один, это точно. А квартира... квартира... Необязательно ее знать, телефон справочная даст... Если дома он у нее есть... А если нет?..

Буду ждать у подъезда хоть до ночи, хоть до утра...

- Аза-ри-на Эм Вэ? - громким, абсолютно бесцветным голосом переспросила телефонистка. - Минутку... Сорок восемь, двадцать пять, шесть, четыре...

Сердце стучало так, что, казалось, занявшаяся чайными делами Люся услышит, оглянется. Говорить с Марьяной при ней?.. Да не все ли равно, хватит же наконец поджимать хвост!

Длинные гудки... Два, три, четыре...

- Алло! Слушаю вас. Алло!..

Я молчал. Я отчетливо сознавал, что должен хоть что-то промямлить, иначе Марьяна положит трубку, а потом, кто знает, уже больше не поднимет ее с рычага. Я же знаю, она чего-то боится, поэтому мне нельзя, нельзя молчать!..

- Не хотите говорить?

Ее легкая хрипотца проявилась так отчетливо, так памятно, что меня полоснул дикий испуг: еще миг - и все будет потеряно...

- Это я!.. Ходоров... Вы помните меня?.. Вчера...

Я опять умолк, но теперь это было уже не страшно. Она не бросит трубку, нет...

- Феликс!

Я готов был положить голову на плаху, что в ее голосе прозвучала радость.

Или... Или мне просто хочется это расслышать?

- Я думала о вас... И вы позвонили, будто подслушали. Спасибо...

- Марьяна, мне нужно увидеть вас. Сейчас... Когда скажете... Но лучше бы сейчас, Марьяна, как можно скорее...

Ффу! Вот и все. Сказал.

- Сейчас?.. - В голосе ее прозвучала озабоченность. - Не получится, Феликс...

В два я должна быть в больнице, а в три у меня урок... Может, завтра?... Нет, послезавтра, да, послезавтра!.. Мне будет удобно, если утром. Вы можете послезавтра?..

Мне почудилось, что Марьяна чуть не плачет, говоря об отсрочке. Неужели только почудилось?

- Хорошо, - сказал я. - Послезавтра... До свиданья.

- До свиданья, Феликс... Не обижайтесь, прошу вас!..

Опустив трубку на рычаг, я взглянул на часы. Без четверти час. Если выйти в половине второго, у больницы Пирогова я буду как раз к двум.

- Ну, как у нас с чаем? - бодро спросил я у Люси.

- Заваривается, Феликс Михайлович. Пусть еще чуть, вы ведь покрепче любите, я знаю.

Чудная девушка!.. Какой у нее всегда замечательный чай!.. И что за великолепная нынче погода, не то, что вчерашнее пекло!

Я закурил и, подойдя к открытому настежь окну, рассеянно взглянул вниз. Как всегда, у подъезда Дома печати было многомашинно - легковушки, микроавтобусы, большой автобус... Парни тащат на плечах запечатанные белые коробки с книгами, а может и не книгами, а какими-нибудь отпечатанными здесь бланками, грузят их в багажник серого "мерседеса"... Вот подъехал еще один "мерс", только черный и поновее. Из него выходят и неторопливо идут к подъезду двое мускулистых парней в цветастых рубашонках и сандалиях на босу ногу... Я прищуриваюсь и убеждаюсь:

это они!.. Толян и Максимка, "торпеды" ласкового уголовника Джиги!.. Они идут, безусловно, чтобы увидеть меня, но я не намерен встречаться с ними - ни выяснять, ни уточнять, ни обещать сейчас я не в состоянии. Я знаю, что разборка с ними неизбежна, что оттягивать ее значило бы гневить эту уголовную свору, усугубляя ситуацию. Но сейчас мне нужна Марьяна, и только она. Я должен вырваться из тухлого болота, которое все сильнее затягивает меня. Хоть до вечера...

- Люсенька, сейчас сюда придут... Будут спрашивать меня... Задержи их хотя бы на две минуты, объясни поподробнее, по каким делам ушел и скоро ли вернусь...

Скажи, что через час... Меня сегодня уже не будет, спасибо тебе, милая, до завтра! После объясню все!

Я выпалил это на одном дыхании, торопливо заталкивая в кейс рукопись мерзопакостной "Из бездны - вдвоем" и другую, еще более увесистую - своего романа, который никто здесь так и не удосужился прочитать. Времени у меня было считанные секунду, но я знал, что успею. Им-то подниматься на третий этаж, а дверь мужского туалета с нашей соседняя...

Оттуда, через оставленную в дверях щелку я наблюдал, как через пару минут в коридоре появились мои недобрые знакомцы, как они направились прямо к нашему кабинету, как вежливо постучали и вошли.

Двух минут, которые мне пообещала Люся, было более чем достаточно, чтобы спуститься по лестнице в вестибюль и, выйдя из здания, завернуть за угол.

Теперь - сто шагов до трамвая, а машины сюда уже с неделю не заворачивают - очередной ремонт дороги... Так-то, мой Джига!

4

Глава 5. Павлиний хвост В два часа Марьяна у больницы не появилась... Я был у въезда на территорию Пироговки уже в двадцать семь минут второго и не отходил от распахнутой решетки ни на шаг, чтоб ненароком не прозевать ее. В сравнении со вчерашним сегодня было вполне терпимо, даже на солнцепеке. Тротуар, зажатый с обеих сторон киосками и прилавками-раскладушками, кишел пестрым людом, что-то покупающим, приценивающимся и просто разглядывающим заморские фрукты, ранние помидоры, сосиски, зацеллофаненные ломти грудинок, соки, шампуни, массажные щетки и прочую дребедень. От покупки каких-нибудь апельсинов старушке сам я решил пока что воздержаться: успеется, неизвестно, придет ли еще Марьяна.