Фармацевт

Долгопят Елена

Фармацевт

Елена Долгопят

Фармацевт

маленькая повесть

Долгопят Елена Олеговна родилась в г. Муроме Владимирской обл. Закончила сценарный факультет ВГИКа. Публиковалась в журналах "Знамя", "Дружба народов", "Юность". В "Новом мире" печатается впервые. Живет в Подмосковье.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

С кладбища вернулись часам к пяти вечера. В доме горел уже свет, от натопленной печи запотели окна. Сдвинутые столы стояли посреди комнаты. Половики были сняты, выбиты в снегу, свернуты и лежали на печи за белой занавеской.

Пальто и куртки оставляли в терраске, сваливали прямо на пол. Не разувались, сбивали снег колючим веником из прутьев. Усаживались на стулья, лавки, табуретки.

Попервоначалу сидели тихо, молча, глядя на тарелки с салатами, на кутью, на бутылки с холодной самогонкой, с настойками и наливками, потирая замерзшие руки, шмыгая замерзшими носами.

Бабка выметала тем временем снег с терраски вон, на улицу.

Испуганная кошка кинулась из терраски в комнату, взлетела на буфет, под самый потолок, и там просидела весь вечер и всю ночь.

Поминали до утра. Еще подходили люди. Народу набилось. Открыли все форточки. Дым из них валил, будто пожар в доме занимался. В печи огонь не угасал, чайник не простывал, и из трубы шел дым столбом в низкое небо.

Портрет покойного Васеньки Грекова поставили на буфет возле круглых часов.

В церкви Васеньку, Бога не знавшего, не отпевали. Да и слов над гробом не говорили. Будто стеснялись стоявших неподвижно в толпе хмурых парней в черных кожаных куртках. Парни были, вроде монгольских кочевников, бриты наголо. Они глядели, как люди прощаются, как выносят, как крышку опускают, как заколачивают, как в яму опускают, как землей засыпают... И с кладбища шли за толпой, в дом только не зашли, спасибо. Потоптались в саду под форточками. Покурили, побросали окурки в снег и ушли.

- Каждому по его вере, - сказал дьячок и опрокинул стопочку.

На поминки он явился как частное лицо, как дальний Васенькин родственник и приятель. Опрокинул по новой и помидором соленым чмокнул.

- Васенька наш был язычник, ему следовало гроб побольше сделать, чтоб положить рядом мотоцикл его...

- Раскопали бы, - заметил родной Васенькин дядя, Михал Ильич, пожилой милиционер. - Осквернили бы могилу, и все.

- Ясно, что раскопали бы, - согласился дьячок. - Я не к тому. Я чисто теоретически рассуждаю.

- И чего б ты ему еще в багаж сунул? - спросил Васенькин однокашник, Егорка, сварщик на "стрелочном".

- Настюху, - сказал кто-то. Многие засмеялись.

- Не спорю, - сказал дьячок. - Настюха Васеньке нравилась.

- Она тут многим... - захихикали.

- Но я бы Васеньке в гроб положил, - невозмутимо тянул свое дьячок, короб целый лекарств, чтобы ему там не скучно было, на том свете.

Про лекарства все думали, хороня Васеньку и поминая, но никто вслух не говорил. Но вот - было произнесено. Многие даже перестали есть и пить. Дрова в печи потрескивали.

Без лекарств нельзя было Васеньку помянуть, через них он и погиб в конце концов.

- Странное дело, - раздумчиво произнесла захмелевшая Васенькина мать. Рос он вроде бы самым простым парнишкой. Учился с тройки на двойку, но ведь не хулиган был. На мотоцикле даже не успел вволю погонять.

- Курицу мою загнал! - вставила вдруг хвастливо старуха Савельева.

- Да, - продолжала мать. - Как все мальчишки. Если б не эта его страсть - все смешивать и пробовать, чего выйдет.

Все не все, но было даже у Васеньки прозвище - химик - по этой его страсти. Жаль только, в химии он ничего не смыслил, едва-едва тройку натянули. Как говорила едкая химичка: "Прощаю тебя по скудоумию твоему".

Но началось все даже не с лекарств, а с обыкновенных продуктов. Не было Васеньке и пяти лет, когда принялся он за опыты. Уйдет бабка за молоком, оставит его одного, он тут же кастрюльку на печь, в кастрюльку воды плеснет, яйцо туда сырое вобьет, крахмалу всыплет или перца, или и то и другое, да и третье что-нибудь, хоть горелую корочку хлеба, например. Сахару добавит, масла растительного нальет. Помешивает и смотрит, как это варево на огне доходит, и запах его не смущает, и цвет не отталкивает. Возьмет ложку, зачерпнет, подует и попробует. Такая гадость!

Надо правду сказать, готовить Васенька все-таки научился, люди ели и нахваливали. Хорошо мог сготовить, если только не входила ему блажь опыт ставить. Но бывало, что и с опытом еда не портилась.

- Ты, Васенька, из тех, - химичка ему говаривала, - кто случайно может открытие сделать: бомбу изобрести или эликсир бессмертия. Или помрешь молодым.

Она через дом жила, Васеньку знала с пеленок и за поминальным столом по Васеньке со всеми плакала и всем объясняла, что давно Васеньке его судьбу предсказала.

Лекарства Васенька стал смешивать, когда прабабка его заболела в глухой деревне Стригино. Он ей в центральной аптеке, что у рынка, лекарства покупал и носил в деревню. Пешком ходил. Красные таблетки, белые, микстуры в темных склянках, порошки в бумажках. Через лес нес, через речку Илевну вброд, полем. В дороге не отдыхал, к прабабке приходил уставшим, валился сразу спать.

Проснулся он как-то ночью бодрый. Прабабка храпела, утонув в перине, сложив сухие ручки поверх одеяла. Лекарства лежали все на стуле у изголовья. Васенька взял красную таблетку с блюдца и проглотил. Прислушался к себе, что будет. Голова немного закружилась. Он еще таблетку взял, присел к столу, к лунному свету, в ступку таблетку кинул, растолок, микстуры капнул, сахару зачем-то добавил, ложку окунул, лизнул. Горько оказалось. Стал Васенька ждать, что с ним станет. В сон потянуло.

Иногда у Васеньки в ступке, как при химическом опыте, взрывалось, или дымилось, или так воняло, что прабабка, рванув на себя раму, швыряла его ступку в окно.

- Мертвый встанет! - кричала она.

От проб своих Васенька иногда менялся лицом. То оно у него шишками зарастало, то синими пятнами исходило, а то вдруг выравнивалось и розовело, как у младенца. И потому фотография на буфете давала о покойном Васеньке представление неточное.

Дотянул Вася девять классов, и химичка устроила его по блату в центральную аптеку.

Васенька напросился в лабораторию. К изготовлению лекарств его, понятно, не допускали, но смотреть не возбраняли. Предложили даже поступать в медучилище на фармацевта. Но учиться Васенька не смог. Сколько ни бились с ним, так и не растолковали, как взвешивать по писаному, нагревать... Все Васенька делал на глазок. Для борща это и ничего. Но не для лекарства. Так что Васенька рецептурных дел не касался. Мыл-кипятил колбы, поливал цветы, таскал ящики, ходил в магазин за чаем, печеньем да конфетами. С зарплаты набирал себе лекарств, бог знает чем приглянувшихся - цветом ли облатки, формой ли капсулы, размером, запахом... Васеньку жалели. Понимали, что или помрет от своих опытов, или изуродуется вконец.

Рос он без отца, в бедности. Мать мыла полы в школе, бабка и вовсе никогда зарплаты не получала. Но на шестнадцатилетие Васеньки все родственники постарались - даже прабабка из глухой деревни со своей нищей пенсии внесла лепту, - собрали денег, чтоб он купил то, что ему во сне снилось.

Во сне мотоцикл был черный, матовый, с большой круглой ослепительной фарой, круторогим рулем. Высокий, мощный.

По складам, шевеля губами, Васенька читал объявления на остановке у аптеки; заходил в автосалон на рынке - только посмотреть, - новые мотоциклы были дороги. Подаренные деньги всегда были при нем: зашиты на живую нитку во внутреннем кармане школьного пиджака.

Месяца через три после дня рожденья, в середине осени, Васенька прочел на остановке, что продается недорого мотоцикл фирмы "Ямаха", почти новый. Дело было вечером, после работы. Васенька спросил у людей, дождался нужного автобуса, втиснулся и поехал. Уже в темноте он добрался.