Страница 3 из 3
Таня поняла разве что треть сказанного, но чутьем уловила главное и, решив обижаться по всем правилам, тихо, угрожающе спросила:
- Значит, на племя выкармливаете? Рабочую скотинку для своей Галактики, да еще скороспелую?
- Зачем же огрублять? В _чисто_ практических целях мы создаем популяции биороботов с любыми заданными свойствами...
- Да, заданными! А мы, может, еще и сюрпризом каким-нибудь порадуем?
- Ах, какая вы недоверчивая, - сказал инспектор, но в лице его и в голосе словно что-то погасло. - В конце концов вы-то будете счастливы в новом мире, вечно молоды, возможно - бессмертны!
Не только гость угасал: знакомым пасмурным сиянием подернулись за его спиной легкие фиолетовые, подобные тонконогим бокалам и вставшим на дыбы кузнечикам, немыслимой высоты здания между дельтой и ярким бронзовым морем. Здания, окутанные роями мерцающих машин-бабочек.
Закадычная подруга Юля говорила, что когда Межуева срывается с цепи, остальным лучше сразу прятаться под стол. Нынче охватила Татьяну такая отчаянная, бессильная, детская злость - ну разодрала бы в клочья рожу эту склеротическую, плохо выбритую, с закисшими уголками глаз!
- Отборные земляне, значит? Породистые? А мать моя, все силы на меня вымотавшая, на отца, десять лет к постели прикованного, - она уже не отборная, да? Вы же туда не возьмете рухлядь старую, пускай себе одна остается, без меня, с ума сходит, подыхает, все равно бесперспективная... А Валерочка тоже - ну вы же все знаете, вы и про него знаете, - и у него две сестры младших, он их не бросит, даже если вы его захотите взять, а вы не захотите, потому что он некрасивый и наследственность плохая!
- Привязанности отбывающих и остающихся можно стереть, - быстро сообщил инспектор, темнея лицом. Чужой пестрый мир исчез, белесое ничто обняло со всех сторон. Гость не сделал ни одного движения, но Таня, боровшаяся с первыми слезами, могла бы поклясться, что он невообразимым способом посмотрел на некие свои часы. Возможно, внутренние.
- Я понимаю, стереть - это вам раз плюнуть. Чтобы мы были беспечные, ни о чем не помнили. А то разнервничаемся, и опять же гены испортятся, или что там у нас...
Вытекли-таки слезы, размыли краску, и жгло нестерпимо левый глаз. Она хотела еще много и гневно сказать. Что вся Земля будет себе страдать, проходить жестокую биографию самостоятельно, без благодетелей, и это просто бессовестно со стороны "отборных" беглецов - бросать родную планету, когда она еще такая молодая и неблагоустроенная. А если мы, "отборные", действительно можем так много хорошего, то тем более преступно отнимать у Земли лучших, обессиливать человечество. Тут уже сама Служба евгеники неблаговидно выглядит - грабительски. И еще: они там, в Галактике, очень переоценивают мрачность земной жизни, и совершенно зря напялил инспектор тело забулдыги как типичный человеческий облик. Ей, Тане, только девятнадцать лет, и хороших людей вокруг ой как немало. Обойдется Межуева без добрых дядей с тридевятой звезды.
Все это хотела высказать Танюша, но сформулировать не смогла, и слезы остановить было затруднительно: так почему-то стало жаль маму, и недотепу Валерочку, и всю Землю, которую эти снобы так презирают. Одно смогла выдавить, прижав к глазам платок:
- Извините, мне умыться надо... И в зале, наверное, уже беспокоятся. Мы столько сидим тут с вами...
Был грустный, далекий ответ:
- Нет, не беспокоятся. Время для нас остановлено. Вы вернетесь обратно в тот момент времени, когда впервые увидели меня.
- И опять увижу?
- Нет, все забудете.
- Спасибо, я так и хочу.
- Мы предлагаем только один раз, Татьяна Сергеевна. Больше я не вернусь. Счастье, бессмертие, вечная молодость.
- Ой, как глаз болит! Я хотела... хотела только посмотреть, какой вы на самом деле, как у себя дома, но не могу открыть.
...Дя-адя Ваня, веселый наш чудак!
Без дяди Вани мы ни на шаг...
Один из парней, в форме института гражданской авиации, потащил свою девушку танцевать, та шутливо отбивалась. Их третий товарищ, чем-то похожий на Валерочку, еще раньше отправился искать себе партнершу за чужими столами.
Танюша собирала остатки салатов мясных и заливного языка, поглядывая на пустой четвертый стул и гадая, кого еще бог пошлет до конца смены. Плана не было и в помине, новенькие туфли натерли ноги, и вообще она почему-то чувствовала себя подавленной, как будто ее только что оскорбили. Даже сердце щемило.