Страница 6 из 17
Через меня, каков удел твой в мире,
И ты со мной пуститься должен в путь.
(Улетают.)
ХОРНАДА ВТОРАЯ
Зал в башне, принадлежащей ко дворцу Эгерио.
СЦЕНА 1-я
Людовико, Полония.
Людовико
Полония, кто в замыслах любви
Чрезмерен, тот и сетовать не должен,
Когда ему другого предпочтут.
Он сам себе придумал наказанье.
Случалось ли когда, чтобы надменный,
Возвысясь, не был сброшен с высоты?
Так я теперь Филипо вытесняю.
Моя любовь должна его убить.
Пусть он меня превысил в благородстве,
Которое даровано природой,
Еще есть благородство, что дается
Заслугами, и в этом я, не он,
Достоин называться благородным.
Он честь свою наследовал от предков,
Моя же честь действительно - моя.
В свидетели зову я это царство,
Что сделалось безумным от побед,
Через меня одержанных. Три года
Прошло с тех пор, как прибыл я сюда,
(Мне кажется - сегодня), три уж года,
Как я тебе служу, - и не сумею
Исчислить все, что для Эгерио
За это время взял я в правой битве.
Мне мог бы позавидовать сам Марс,
Я - страх земли, я - грозный ужас моря.
Полония
Твой благородный дух, о, Людовико,
Наследовал ли ты его иль добыл,
В груди моей не только будит страх
И дерзновенье, но еще другое,
Не знаю что, быть может, это нужно
Назвать любовью, может быть и нет:
Мной стыд овладевает неизменно,
Когда душа почувствует, что я,
В борьбе, ему готова покориться.
Пока одно могу тебе сказать:
Твое желанье было б обладаньем,
Когда б я не боялась пробудить
Жестокий гнев в отце. Но жди, надейся.
СЦЕНА 2-я
Те же. - Филипо.
Филипо (в сторону)
Когда я смерть здесь должен был увидеть,
Зачем пришел искать ее? Но кто же
Настолько терпелив, чтоб не глядеть
На то, в чем быть должно его несчастье?
Людовико
Но кто мне поручиться может в том, что
Моей ты будешь?
Полония
Вот моя рука!
Филипо
Нет, этого я вынести не в силах!
Полония
О, горе мне!
Филипо
Ты руку отдаешь
Какому-то пришельцу. Так? Не правда ль?
А ты на солнце хочешь посягнуть,
Чтоб собственный заемный блеск утратить?
Да как же ты посмел противоречить
Желаниям моим? И как же мог ты
Не вспомнить, что ты был моим рабом?
Людовико
И смел, и смею: я теперь не то уж,
Чем, может быть, был раньше. Это правда,
Я был твоим рабом. Кто в мире мог
Избегнуть переменчивости рока {1}?
Но не забудь, что у меня есть храбрость,
И честь моя с твоей сравнялась в ней,
Быть может - превзошла.
Филипо
Как? Дерзкий! Низкий!
Людовико
Филипо, ты ошибся.
Филипо
Не ошибся.
Людовико
А если нет, тогда...
Филиппо
Тогда?
Людовико
Солгал.
Филипо
Изменник! (Дает ему пощечину.)
Полония
Боже!
Людовико
Это оскорбленье
Оставить без отмщения? О, нет!
В моей душе свирепствуют вулканы!
(Они обнажают шпаги.)
СЦЕНА 3-я
Те же. - Эгерио, солдаты.
Царь
Что тут случилось?
Людовико
Вырвалось из ада
Живущее в нем бешенство, несчастье,
Свирепость пыток, вечность оскорбленья.
Пусть, государь, никто мне не мешает
Отмстить. Пред самой смертью не склонюсь я.
Нет ничего важней, чем честь моя.
Царь
Схватить его.
Людовико
Пусть тот, кто хочет смерти,
Приблизится. За эту дерзость он
В награду пред тобой умрет.
Царь
Я дожил
До этого! за ним!
Людовико
Омытый кровью,
В отчаяньи, ее пролью я столько,
Что за Филипо буду гнаться вплавь.
(Уходит, отражая удары.)
СЦЕНА 4-я
Царь
Лишь этого еще недоставало.
О, дерзкий раб! - Другой, как мне сказали,
Тот самый, что был сослан и бежал,
В Ирландию из Рима возвратился
И веру проповедует Христову.
Столь многие, как говорят, вступили
В ряды учеников его, что мир
Весь разделен на партии. Я знаю,
Что он колдун. Он к смерти присужден был
В другой стране, и спасся, поселяя
В сердцах людей смущение и страх.
К позорному столбу он был привязан,
Как вдруг земля, хранящая в себе
Так много мертвецов, затрепетала,
И воздух застонал, и облик солнца,
Затмением кровавым облекаясь,
Не захотело дать свой блеск луне.
Колдун! В своих руках судьбу он держит.
В том нет сомненья. Так мне рассказали.
И все кто ни пришел смотреть на казнь,
Пошли за ним, а ныне он приходит,
Чтоб волшебство испробовать на мне.
Что ж, пусть придет и твердо убедится
В тщете своих намерений. Посмотрим,
Что из себя являет этот бог,
Зовущийся меж ними христианским.
Он примет смерть из рук моих, - войдет
В пределы узкой сферы, из которой
Не вырвется, - епископ и пастух,
Дерзающий прийти во имя Папы {2}.
СЦЕНА 5-я
Капитан, солдаты; Людовика, под стражей.
Царь.
Капитан
Вот, мы его схватили. Он убил
Троих телохранителей и ранил
Еще других.
Царь
Скажи, христианин,
Ты можешь не дрожать передо мною?
Моей руки подъятой ты не видишь?
Но нет, все злоключения мои
Заслужены, я заслужил их больше,
И впредь да будет проклят тот, кто сделал
Добро кому-нибудь из христиан.
Ты заслужил не кары, а награды,
Я кары заслужил за то, что сделал
Тебе добро. - Держать его под стражей,
До казни. Больше милостей не жди,
Не будет их, христианин бесстыдный,
Умри, как жертва гнева моего,
Не потому, что ты бесстыдно-дерзок,
А потому, что ты христианин.
(Уходит.)
СЦЕНА 6-я
Людовико
Итак, умру, и будет смерть блаженной,
Тот, кто умрет за честь, умрет за Бога,
И кто умрет средь мук и огорчений,
С признательностью должен смерть встречать,
Как ту черту, что им пределом служит.
Так пусть же оборвет он жизнь мою,
Безумную настолько, что как будто
Она порочной стала лишь сегодня;
Она родится фениксом нетленным
Из пепла оскорбленья моего.
Вся жизнь моя отравою бы стала,
Мое дыханье сделалось бы ядом,
В Ирландии я столько б крови пролил,
Что смыл бы ею весь позор обиды.
О, честь моя! ты вражеской рукой
Повержена! так пусть и я с тобою
Умру навек. С тобой соединившись,
Над варварами этими одержим
Победу. Мне осталось жить лишь миг,
Кинжал послужит мне, как честный мститель.
Но да поможет Бог мне! Что за демон
Толкает руку? Я христианин,
Во мне душа, а надо мной сияет
Свет веры милосердной. Так достойно ль
Христианину ныне замышлять,
Среди толпы языческой, деянье,
Противное религии его?
Какой же я пример теперь им дал бы
Своею смертью жалкой, - лишь одно
Опроверженье славных дел Патрика!
Все те, что чтут одни свои пороки
И отрицают вечность воздаянья
И вечность славы, разве не сказали б:
"Ну, что там проповедует Патрик
О вечности души! Ведь Людовико
Христианин, а он себя убил,
Так значит, он, как все, теряя душу,
Не ведал о бессмертии ее".
И были б мы, в делах несогласимых,
Как свет и тень. Довольно и того,
Что в совершенных мною преступленьях
Я так и не раскаялся, хотел
Свершить еще другие, потому что,
Клянусь, когда б бежать мне удалось,
Я стал бы диким ужасом и страхом
Для Азии, для Африки, Европы.
Я приступил бы к мщению немедля,