Страница 49 из 52
— Как же мы попадём в тюрьму, в Кресты?
— А, век воли не видать! Ведь всё, всё ложиться, один к одному! Ведь я там буду через неделю, буду снимать клип. Ну, понимаешь, такой, сюжетный. Херня, короче. А мы всё разнюхаем. Расспросим, подмажем… Где спала, где жрала… Койку, стол, стул обшарим по миллиметру. В дырку от сучка сунула, мякишем замазала, как сейчас вижу. Объявим премию за находку среди зеков, будто капсула с ядом… ну, в порядке бреда, придумаем что-нибудь. Теля, мы её должны найти, или нам нормально не жить!
— Не жить, — согласился я и повесил трубку.
17
Едва Зюскевич вошёл в лабораторию, следом влетел его начальник генерал Лядов.
— Где вы были?! — прохрипел он, задыхаясь.
— С каких это пор я должен отчитываться, где я бываю?
— Вы прекрасно знаете, что ваша работа имеет государственное значение.
— Я не продавал секретов.
— Вас пытались охранять, с вами пытались связаться!
— Позвонили будто бы из больницы, где находится моя невеста… Кто-то зло пошутил, и я поехал. Машина сломалась. Я дозвонился до больницы, пересел в электричку и вернулся.
Генерал вытер платком лицо. Было похоже, что его тоже здорово нахлобучили. А кто может нахлобучить технаря-генерала? Спецслужбы…
— Работайте, Зюскевич. И без фокусов. Скажите спасибо, что перестройка.
— Ладно, ладно, обещаю. Вы Анечку не видели?
— Кажется… в буфете.
— Пойдёмте, кофейку выпьем.
— Благодарю вас, я уже…
Зюскевич вошёл в местную кофейню и сразу увидел свою лаборантку маленькую и худенькую девушку, которой он никак не мог найти применения. Она болтала с курящими подругами, которые стряхивали пепел в кофейные чашки.
Миня негромко окликнул Анечку и поманил пальцем.
— О! — сказала она. — А говорили, найти не могут.
— Нашли, нашли. Пойдём, поможешь.
Анечка поднялась и сказала подругам:
— Раньше слышала только «уйди, не мешай», а теперь — «пойдём, поможешь».
— Жениться хочет. Анька, слышь, после первого свидания не соглашайся, после уважать не будет.
Миня покраснел и, схватив Анечку за руку, потащил в лабораторию.
— Дверь, дверь, чтоб была открыта!..
Однако дверь он сразу закрыл и перекодировал.
— Аня, сосредоточься, пожалуйста.
Анечка сжала рот в точку и вскинула брови.
— Я всё настрою, залезу в хроноотсек, а ты нажмёшь «энтер». Сумеешь?
— Вы? В обезьянник?! Ни за что.
— Хорошо, давай так: ты лезешь в хроноотсек, а я жму на клавишу.
— Всё, я поняла, я согласна.
— Тогда пошли в метро.
В недостроенной когда-то ветке метро, под самым центром города, находились упакованные в многослойные саркофаги «заповедные» зоны, в которых никто не имел права ничего менять ни через год, ни через сто, ни через тысячу лет. Здесь проводились эксперименты по перемещению во времени.
Они прошли через десяток шлюзовых камер и оказались на известной нам станции, оформленной мрамором, бронзой с позолотой и росписью.
— Садись за пульт. Вот это не трогай. Это тоже. В смысле, вообще ничего не трогай, это главное. Всё запрограммировано.
— А что так неожиданно?
— В науке всё неожиданно.
— А в жизни.
— Жизнь и наука неотделимы.
— А вы надолго? У меня в половине седьмого встреча.
— Ты что, дура? Как это может быть долго?
— Ах, да. А вы в какое время, если не секрет?
— В две тысячи четвёртый.
— Класс… Позвоните, спросите, как у меня дела.
— Это нельзя. По международной конвенции.
— Ну вы только намекните, я всё пойму.
Зюскевич уже приготовился. Он залез в прозрачный контейнер и опутал свою голову датчиками.
— Готово. Ну, три-четыре. Давай, не тяни, жми.
— Ой, Михаил, вы знаете, я волнуюсь.
— А я что по твоему — каменный? Жми!!!
Анечка поднесла пальчик к клавише «энтер» и надавила.
Крикнув «жми!!!» Миня тут же осёкся: всё позади, не успел даже крикнуть. Вместо «обезьяньего ящика» — удобное кресло. На голове кибершлем. Внизу всё тот же мраморный пол.
Миня поднял шлем, похожий на фен. Никого. На часах полночь с двадцать пятого на двадцать шестое февраля 2004 года. Самочувствие — отличное.
Приблизился к пульту, набрал программу. Навёл справки о себе и Кире: был женат, развёлся, она свободна. Просмотрел заголовки новостей за истекшие десять лет. Полный застой.
Теперь найти у медиков вакцину, и — в «Сталин». Действовать быстро и решительно.
В фармакологии никого, все в кафе. Взял чашечку, подсел, поболтал. Подвёл к теме.
— Конечно бери. В левом шкафу.
Кто-то интересуется: «А что такое?»
— У Зюса больная бабушка.
— Через пять лет будет лежать в каждой аптеке; пусть слетает. А «Зенит» выйдет в первую лигу?.. А кто будет президентом в 2012-м? Сколько лет мне нагадала кукушка? Сын или дочь?.. Ладно, ладно, бери так, даром. Не разбей ничего. Вколешь — бабушку врачам не показывай месяц. Знаешь? Ну давай.
Нашёл, поморщившись от детских страхов, пшикнул вакцину в вену. Теперь — в «Сталин». Начальнику охраны: «Приду не один, запишите». Начальник болезненно трёт лоб: человек раздвоился.
Возле ресторана придётся помёрзнуть. Клиент — «Зюскевич-старший» — пить не умеет и долго не высиживает. Так и есть: ведут, усаживают в якобы такси. Изо всех арок, из-за углов, выползают машины охраны.
Ещё минут десять… Теперь можно.
В «Сталине» полный разгул. Играет оркестр, танцуют пары, звенит посуда, снуют официанты. Свечи греют, фонтан освежает. Кира танцует с каким-то папиком. Телегин один за столом, пьяно подхлопывает в ладоши кордебалету. Гусев в оркестре.
Подсел как ни в чём не бывало.
— Вернулся? — спросил Телегин, не повернувшись.
— Ага…
— Наливай.
Зюскевич налил. В этом мире ничего не изменилось, ничего. Чокнулись, выпили.
— Ты что… в другом костюме? Пролил что-нибудь?
— Блеванул.
— Это нормально. Если на себя. Бывает, какая-нибудь сволочь в метро… или в автобусе… в час пик. Понимаешь?
— Не, я на себя.
— Это нормально. Если ты вернёшь меня в детство, я женюсь на Ниночке, честное слово. И буду любить её всю жизнь. Я же её предал, понимаешь?
Зюскевич не умел притворяться пьяным и попытался подражать манерам Телегина:
— Это нормально. А меня просто бросили. Берёзкина. За что?!
— Ей нужен папик. А ты — хлюпик.
— Я не хлюпик. Я гений.
— Для женщин — одно и то же. Но если гений вдруг богатеет, он переходит в разряд папика и становится желанным.
— Я могу разбогатеть в любую минуту. У меня есть машина времени.
— Это стрёмно, тебе яйца за такое отрежут.
— Кира свободна?
— Свободна. Она всегда свободна.
— Я хочу снова на ней жениться.
— Сначала стань папиком.
— Я возьму её не за деньги.
— Какой-нибудь любовный эликсир? Многократные оргазмы её не возбуждают. То есть, на это она тоже не купится. Знаешь, сколько загорелых мачо трётся у её ног?.. Теоретически они могут удовлетворять её круглые сутки, всем коллективом.
— Не секс. За что женщина готова отдать всё?
— А… Да, за молодость женщина отдаст всё. Они думают, что больше не будут валять дурака. Они думают, что теперь уже точно знают, как надо было ловить за хвост птицу счастья.
— А я потом, после развода, больше ни с кем?..
— Что?..
— Может, я влюбился в другую?
— Это вряд ли. Кира бы нам рассказала.
— Почему Кира? Я сам должен знать.
— Но ты же не знаешь?
— Я… не уверен.
— Я и говорю, что не знаешь.
— С кем она танцует?
— Не знаю. Чего-то меня немного… Не то, что глючит… Как будто срывает с резьбы. Правильно, скорей всего, глючит. Не выспался, натощак выпил…
— Ну и что?
— Кое-что случилось. Ну, на уровне пространственно-временной структуры. Как раз тут, рядом, под нами.
— Это не вредно?