Референт

- ДА, Я ПИЛ! И напился! Но со мною был не я один!

- ТЫ ТОЖЕ хороший прозаик. Главное, грамотный! Д-давай с тобой выпьем на эшафот!

БИБЛИОТЕКАРШИ Дома писателя подарили референту насовсем карточку ("Все равно никто не читает, за десять лет ни разу не требовали"): Гудкович Л. Н. Чтобы не посадить корабль на рифы (О проблемах полового воспитания). "Семья и школа", 1976, № 5, стр 42-45.

НА ПЕРВЫХ демократических выборах первым секретарем Ленинградской писательской организации избрали Владимира Арро - вместо долголетне-бессменного Чепурова. Поэт Чепуров - толстенький, низенький, лысенький, нос картошкой. Драматург Арро - стройный, ладный, в бороде, красавец. Комментарий в кулуарах: "Кричали женщины "Арро!" и в воздух чепчики бросали".

ОБЪЯВЛЕНИЕ. Дом писателя им. В. В. Маяковского, ул. Воинова, д. 18. Четверг, 19 февраля 1981. У НАС В ГОСТЯХ ЛЕНИНГРАДСКИЕ "МОРЖИ". Они расскажут, для чего они купаются и какие болезни оставлены в проруби... Встречу ведет писатель-"морж" Генрих Рябкин.

НА ВОЛНЕ демократизации первый секретарь Арро пытался добиться от всяческих деловых партнеров, включая зарубежных, режима наибольшего благоприятствования. Халявы, короче. По принципу: дайте нам если не все, то многое, но за так, просто потому, что мы теперь ведь хорошие, мы ведь не тота-литаристы, а демократы. Естественно, не дали, не добился. Комментарий в кулуарах: "Фиг Арро - здесь! Фиг Арро - там!"

КВАРТИРНЫЙ вопрос. Разные вопросы у писателей Питера и Москвы. Некий московский литератор, побывав в гостях у ленинградца Арро, посочувствовал в доверительной беседе с младшеньким референтом Горячкиным- Мда-а... И это ваш первый секретарь? Председатель? Что ж, не могли ему приличное жилье отыскать? - Да вы что! - взревел младшенький референт Горячкин. - Это ж, можно сказать, дворянское гнездо! Двухуровневая квартира! Одних комнат целых четыре! И вообще! - Скудновато, скудновато.. - поддакнул некий московский литератор. - Я вот, правда, тоже собираюсь меняться. Но еще не решил. Нет, решил! Буду меняться, буду! Зала меня моя не устраивает. Неуютная зала. - Гостиная, что ли? - Нет, гостиная меня как раз устраивает. А вот зала... Какая-то она неуютная. Я уж и мебели туда купил на пятнадцать тысяч долларов, и все равно как-то пустовато... Нет, решено! Буду меняться!

БЕЗДОМНЫЙ референт Горячкин снял очередную комнату и как-то на выходные уехал к родителям в Карелию. В понедельник еще не вернулся, но в понедельник на его столе в "мавританке" уже появилось письмо: "Ленинград, ул. Воинова, 18. Дом писателя им. Маяковского. Лично Горячкину Коле. Обратный адрес: Ленинград - проездом. Вынуждены срочно уехать, сломали дверь, в ночь на субботу была милиция. Буду звонить, но обстоятельства грустные".

ПО РАДИО в литературной передаче ведущая без паузы между предложениями сообщила: - Достоевский был гением! Он сменил в Петербурге двадцать квартир...

АМЕРИКАНСКИЕ филологи и прочие русоведы долго и совершенно искренне считали Мих. Мих. Зощенко писателем-фантастом. Не могли взять в толк, что действительно существуют такие реалии, как коммунальные квартиры. И без задней мысли считали, что Зощенко придумал такие вот многоклеточные помещения странные, населил их странными людьми...

АМЕРИКАНСКИЙ классик-фантаст Гарри Гаррисон приехал в Питер по приглашению поклонников (1998 г.) и сказал: "Вот я и дома!" - То есть? - Так ведь мать моя и бабушка жили на Невском проспекте... Корни мои - от давних испанских евреев, которые жили очень неплохо при мусульманах-османах, даже процветали. А перестали это делать при христианах, поскольку лозунг "Христианизация всей страны" быстро преобразовался в "Бей жидов - спасай Испанию". Предки не стали дожидаться провозглашенного, перебрались в Голландию... где и процветали. Вдруг, откуда ни возьмись, - Петр Великий, который и перевез их в качестве деловых-мастеровых людей из Голландии в Санкт-Петербург... где они и процветали. К примеру, маминым дядей был такой барон Гинзбург - настолько состоятельный, что постоянно ссужал царскую семью деньгами, пока всё это не кончилось. - Деньги? Или цари? - Сначала кончились деньги. Потом - барон. Потом - цари... А бабушка с мамой эмигрировали в Америку задолго до вашей Революции, в 1905-м. Бабушка была ярой анархисткой, что не привечалось при самодержавии. Вот я и родился двадцать лет спустя в Стэмфорде (штат Коннектикут)...

- И ВСЁ ЭТО одновремЕнно. - ОдноврЕменно! - ОдновремЕнно! - Нет, ОдноврЕменно! - Да говорите вы по-русски: синхронно!

МЛАДШЕНЬКИИ референт Горячкин собирает рукописи в очередной "День поэзии". Круглый день к нему вьется ручеек начинающих стихотворцев. А он вдруг - в кабаке. - Вы туда спуститесь, там и найдете - А я его никогда не видела. - Запросто узнаете! Очень похож на Блока в худшие годы его жизни. Ушла. Пришла. - Нашли? - Да... Бедненький... - Кто, Горя-а-ачкин?! - Нет. Блок. Как же ему жилось!..

КОЛЛЕГА Ивченко, третий референт, - бывший комсомольский деятель-трибун. Говорит много, убедительно, сухого остатка - ноль. Но убедительно. Дамочки слушают его, как кобра - флейту. Одна дамочка заметила: "Он не успевает за собой записывать". Мы ласково прозвали его "Великий немой".

В КАБАКЕ Дома референт Ивченко с умным видом охмуряет дамочку-"кошатницу" с умным видом: - Хемингуэй, чтобы ничто не отвлекало его от работы, проделал в двери две дырки - для кошек. У него две кошки было, большая и маленькая. И дырки сделал - большую и маленькую. И все удивлялся, почему обе кошки в одну дырку ходят, в большую. Он ведь - чтоб не отвлекало! Дамочка-"кошатница" с умным видом: - Как он в двери для себя третью дырку не сделал! Самую большую-пребольшую. Чтоб не отвлекало.

В КАБАКЕ Дома Виктр-Виктрыч Конецкий от души празднует запоздалое, но все же присвоение Звезды Героя подводнику Маринеску. Свой, мореман! - А как он погиб? - интересуется прососедившаяся дамочка с умным видом. Виктр-Виктрыч мрачно молчит. Оказавшийся тут же референт Ивченко знающе говорит: - Утонул. Причем в лифте... - вероятно, имея в виду некий подъемный механизм в подлодке. Виктр-Виктрыч мрачно молчит, тем более не комментируя сухопутного Ивченку. Есть ли такой подъемный механизм в подлодке? Называют ли подводники его меж собой "лифтом"? Утонул ли в нем Герой или вовсе погиб на берегу?.. Что с вас, с сухопутных, взять! Без комментариев! - Да-а... - через паузу сочувствует дамочка с умным видом. - У нас в лифте бомжи тоже писают...

РЫЖИЙ поэт Владимир Уфлянд, тот самый, из которого произрос Иосиф Бродский, свидетельствует: - В начале шестидесятых была компания - "Филологическая школа" или, по версии "Самиздата века", "Круг Михаила Красильникова". Оба названия одинаково верны. Миша Красильников - этакий неофутурист, он как бы задавал тон. А мы помладше - Леонид Виноградов, Лев Лосев, Сергей Куллэ, Михаил Еремин, я... Собирались у кого-нибудь на дому. Бродский захаживал. Иосиф ведь не сразу стал "ахматовским сиротой". Он искал, куда бы прибиться, и с вниманием относился ко всем и всему, что касается стихосложения. И очень удивлялся, что наши сборища постоянно заканчивались потасовкой - главным образом, Миши Еремина с Леней Виноградовым. "Неужели поэты под конец пьянки обязательно должны драться?" Мы отвечали: "Ну, у нас так принято! Не знаем, как в других компаниях, но у нас Миша с Леней завсегда подраться должны!"

РЫЖИЙ поэт Владимир Уфлянд, тот самый, из которого произрос Иосиф Бродский, опровергает: - Открываю толстенный "Самиздат века" и читаю: мол, на демонстрации 7 ноября в 1956 году Леонид Виноградов на Дворцовой площади развернул плакат "Свободу Венгрии!", за что был арестован, провел много лет в лагерях. с ним вместе за то же пострадал и Уфлянд... Всё липа. Во-первых, Леня Виноградов никогда на демонстрациях не был и не мог быть по определению Потому что раньше двенадцати дня не просыпался никогда. Во-вторых, там тогда был Мишка Красильников. Он шел в колонне студентов филфака и дурачился, возглашая: "Да здравствует кровавая клика Тито-Ранковича" Все студенты и соседние колонны кричали: "Ура-а!" - "Да здравствует кровавая клика Имре Надя'" "Ура-а!" А на выходе с Дворцовой площади его взяли под локотки... и он отсидел четыре года. В-третьих, меня там просто не могло быть, я тогда служил в армии. А вот первого января 1959 года в Ленинграде рядом с башней Думы открылся первый пивной бар. И после новогодней ночи наша большая компания отправились туда во главе с моей мамой - поглазеть и вообще... Все уселись пить пиво, а мы с приятелем-музыкантом пошли в другой зал, где были такие вертящиеся стулья, - стали соревноваться, кто с одного толчка больше прокрутится. Я победил! Вдруг слышим в соседнем зале жуткий скандал. Оказалось, наши сцепились с соседями по столику. Те опрокинули столик, расколотили бутылки и сбежали. А официанты закрыли бар, вызвали милицию и стали требовать возмещения ущерба. Мы все довольно долго сопротивлялись (почему же ущерб на нашей совести?!), но потом все же сочли за лучшее проплатить. Порядок? Порядок!.. Тут входят два милиционера и настаивают: "Раз уж нас вызвали, мы должны кого-то забрать, чтоб не зря ходили". Тогда, говорят официанты, заберите этого - он больше всех кричал, не хотел платить. И того длинного (приятеля-музыканта) тоже, он с ним был! Повели нас. По дороге мы своим конвоирам декламировали "Моя милиция меня бережет" и общались вполне дружелюбно. Но, когда вошли в отделение, дежурный сразу через барьер вдруг кричит: "А, сука, стиляга!" - и р-раз мне в глаз. Я тут же вскочил на этот барьер, чтобы, значит, глаз за глаз. Тут все милиционеры навалились, с улицы их еще набежало, может, решили, что здесь-то и празднуют Новый год. Нас с приятелем связали "лягушкой" руки к ногам за спиной... И оказались мы в "Крестах". Старожилы камеры прогнозируют: "От семи до девяти лет вам светит! Избиение сотрудника милиции!" Только-только был издан высочайший Указ: "Пусть земля горит под ногами хулиганов!" Указ требует увеличения поголовья осужденных, и дело было поставлено на поток. У нас там был глухонемой - подходит ко мне со своим обвинительным заключением и обескураженно мычит: "Ы-ы?! Ы-ы?!" Читаю: "Не слушая уговоров сотрудников милиции, выражался нецензурными словами". А мы просидели четыре месяца, нас все никак не могли осудить - масса контр-вопросов к милиции возникла в процессе... В общем, рабочий коллектив, если так можно назвать филфак ЛГУ, взял нас на поруки. Из Крестов я страшно довольный двинулся к себе на Фурштадсткую пешочком через мост Литейный, мимо Большого дома. Кто видел, говорят: ты был схож с Никитой Хрущевым на трапе самолета - шляпой аналогично махал, эдак приветственно... И у того Большого дома милиционер останавливает: документы! Я ему - справку об освобождении. Он, молоденький совсем, оторопел, Видимо, для него нонсенсом было, что кого-то вдруг освободили. Идите, говорит, и больше не попадайтесь! Больше не попадался...