Бой

- Но, Маша...

- Нет, погоди. Ведь это просто ужасно, что нужно объяснять тебе, Борис. Зачем? Я никак понять не могу! Это же больно, противно, низко, человека недостойно. По моему, все это так очевидно, так ясно!

- Но, Маша, ты неправа, - сказал он. - Мне трудно спорить с тобой, и твой Клаузевиц, действительно, здорово пишет. Дай мне прочесть эту книгу, если можно. Но все-таки ты неправа. Ведь не только в самой кулачной драке дело. Да бокс это вовсе не драка...

Маша засмеялась.

- Лучше, правда, не спорь, - сказала она. - Вот прочти Клаузевица и вообще почитай побольше. Правда, лучше не спорь со мной.

"Милая моя! Она говорит со мной, как с несмышленым ребенком, и она думает, что - ничего, ничего не знаю. Как же сказать ей?"

Маша снова отвернулась. Опять у него сделалось такое лицо, будто вот-вот он скажет ей эти неизвестные и очень важные слова, и опять ей стало страшно, и вместе со страхом опять пришло ощущение чего-то неясного, непонятного, но приятного.

Они молчали довольно долго.

- Маша! - сказал Борис.

Она резко повернулась и прямо посмотрела ему в глаза.

- Мне нужно идти, - тихо сказал он.

Они стояли в полутемной передней. Ему ужасно не хотелось уходить. Он никак не мог придумать, что бы еще сказать ей. Они молча стояли друг против друга.

- Приходи, Боря, - сказала она.

- Хорошо, спасибо, - сказал он.

- Приходи, когда будет время, - сказала она.

- Спасибо, Маша. Я приду обязательно, - сказал он. - Прочитаю твоего Клаузевица и приду.

Потом они еще постояли молча, молча пожали руки, а он пошел к двери. Но щелкнул дверной замок - и дверь распахнулась.

Борис чуть не столкнулся с высоким человеком в шубе. Высокий человек прямо уставился на Бориса, и Борис попятился.

- Папа! - сказала Маша. - Здравствуй, папа! Почему ты так рано?

- Мне нужно взять кое-какие бумаги. Я уезжаю сегодня в Москву, а вечером у меня заседание, и вот я заехал сейчас. Разве ты недовольна, Машка? Или я помешал?

- Нет, что ты, папа, конечно же нет!.. Вот познакомься, пожалуйста. Боря, это мой отец.

- Здравствуйте, - сказал человек в шубе и протянул руку.

- Горбов, - сказал Борис и поклонился.

У него было такое чувство, будто отец Маши должен подозревать его в чем-то предосудительном. Было ужасно неловко. Борис от смущения поклонился слишком низко и слишком сильно пожал руку человека в шубе.

- Я с ним в школе училась, - сказала Маша. У нее тоже был смущенный вид.

- А что с его рукой? - спросил человек в шубе.

- Это я разбился, - сказал Борис. - Случайно разбил руку...

- Простите, как вас зовут?

- Горбов. Борис Горбов.

- Погодите! - сказал человек в шубе и нахмурился. - Горбов - ваша фамилия?

- Да.

- Я видел вас вчера, - сказал человек в шубе.

Борис с ужасом обернулся к Маше.

- Небезынтересно! - крикнул человек в шубе. Он уже прошел в кабинет и рылся в ящике стола. Его широкая спина была видна в распахнутую дверь. Зрелище, говорю, небезынтересное!

Он быстро вышел в переднюю, на ходу застегивая портфель.

Он поцеловал Машу в голову и молча протянул Борису руку.

- Прощайте, - сказал он.

Он ушел, и дверь захлопнулась за ним.

- До свиданья, Боря, - сказала Маша, - прочитай Клаузевица скорей.

- До свиданья, Маша, - сказал Борис.

Когда он уже стоял в дверях, Маша сказала:

- А бокс я все-таки хочу посмотреть. Я ведь никогда его не видела.

Борис шел через мост. Солнце опустилось ниже, и льдин было меньше. Льдины плыли не останавливаясь. Чайки тоже не было. Но тот же милиционер стоял посредине моста. Он пристально посмотрел на Бориса. Лицо его было неприветливо и мрачно.

Борис улыбнулся и сказал милиционеру:

- Добрый вечер, товарищ!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

- Как нога, Андрей?

- Хорошо. Совсем хорошо.

- Совсем не больно?

- Да нет же. Правда, хорошо.

Они бежали по аллее парка. Борис прижимал к груди больную руку.

Утренний туман стлался по земле, и неясные очертания деревьев, казалось, двигались в глубине сада.

По ровным дорожкам бежать было легко. Ноги гулко ударяли о твердую землю.

Андрей бежал большими, легкими шагами. Борис бежал чуть сзади, справа от Андрея. Они сделали уже два круга и сейчас третий раз пробегали по парку.

Листья на деревьях только начали распускаться. На березах, осинах и ивах были маленькие листики, а дубы стояли еще без листьев, по-зимнему голые. Березы, осины и ивы издали казались окутанными прозрачными, светло-зелеными облаками. Корявые ветви дубов чернели.

Солнце поднялось, и туман рассеялся, сразу пропал. Легкий ветерок прошумел в ветвях. Вода на взморье покрылась рябью.

Андрей и Борис перепрыгнули невысокую изгородь и побежали напрямик по молодой траве к набережной. На другой стороне реки прозвенел трамвай. Колеса взвизгнули на повороте. Все звуки казались гораздо громче, чем они были на самом деле. По мосту через реку шла небольшая группа людей. Выл выходной день. Первые посетители шли в парк от трамвая по мосту.

Андрей прибавил шагу. Борис рванулся за ним.

- Метров двести, - сказал Борис. - Метров двести побыстрей...

- Ладно, - сказал Андрей.

Пробегая мимо моста, Борис заметил, как вдали ярко выделяется на фоне бледной зелени красная кофта девушки, идущей по мосту.

На маленькой лужайке у пруда они сделали гимнастику. Потом еще пробежались по парку до взморья. Возле лодочной пристани они разделись и оба вместе прыгнули в воду. Вода была очень холодная. Они проплыли совсем немного и вылезли на пристань.

Больная рука Бориса слегка ныла, потому что, плывя, Борис невольно пошевелил пальцами. Опухоль на руке почти прошла, но шевелить пальцами было все еще больно.

- Калеки мы с тобой, - сказал Андрей и засмеялся.

Когда они шли по набережной к мосту, их обогнала байдарка. Девушка в красной фуфайке гребла изо всех сил. Красная фуфайка ярко выделялась на фоне бледной зелени прибрежных кустов.

Борис сразу узнал Машу.

- Маша! - позвал он и сбежал к воде.

Андрей видел, как байдарка круто повернула к берегу. Борис схватил правой рукой борт байдарки. Девушка улыбалась. Лица Бориса не было видно Андрею.

Борис стоял одной ногой в воде и не замечал этого.