Ремесло

Затем пригласил меня па дачу. Мы беседовали возле кухонной плиты.

- Неплохо, - повторял Даниил Александрович, листая мою рукопись, неплохо...

За стеной раздавались шаги.

Гранин задумался, потом сказал:

- Только все это не для печати.

Я говорю:

- Может быть. Я не знаю, где советские писатели черпают темы. Все кругом не для печати...

СОЛО НА УНДЕРВУДЕ

В Тбилиси проходила конференция:

"Оптимизм советской литературы".

Среди других выступал поэт Наровчатов.

Говорил на тему безграничного оптимизма советской литературы. Затем вышел на трибуну грузинский писатель Кемоклидзе:

"Вопрос предыдущему оратору".

"Слушаю вас" - откликнулся Наровчатов.

"Я хочу спросить насчет Байрона. Он был молодой? "

"Да, - удивился Наровчатов, - Байрон погиб сравнительно молодым человеком. А что?

Почему вы об этом спрашиваете? "

"Еще один вопрос насчет Байрона. Он был красивый? "

"Да. Байрон обладал чрезвычайно эффектной внешностью. Это общеизвестно... "

"И еще один вопрос насчет того же Байрона.

Он был зажиточный? "

"Ну, разумеется. Он был лорд. У него был замок... Ей-Богу. какие-то странные вопросы... "

"И последний вопрос насчет Байрона. Он был талантливый? "

"Байрон - величайший поэт Англии! Я не понимаю, в чем дело?! "

"Сейчас поймешь. Вот посмотри на Байрона.

Он был молодой, красивый, зажиточный и талантливый. И он был пессимист. А ты - старый, нищий, уродливый и бездарный. И ты - оптимист! "

Гранин сказал; - Вы преувеличиваете. Литератор должен публиковаться.

Разумеется, не в ущерб своему таланту.

Есть такая щель между совестью и подлостью. В эту щель необходимо проникнуть.

Я набрался храбрости и сказал:

- Мне кажется, рядом с этой щелью волчий капкан установлен.

Наступила тягостная пауза, Я попрощался и нышел.

Прошло недели две, Я узнал, что мои рассказы будут обсуждаться в Союзе писателей. В ежемесячной программе Дома имени Маяковского напечатали анонс. Девять лет спустя взволнованно перелистываю голубую книжечку.

---------- 13 декабря 67-го года:

13 среда

Обсуждение рассказов ДОВЛАТОВА

Начало в 17 ч.

13 среда

К 170-летию со дня рождения ГЕЙНЕ

Начало в 17 ч.

---------- Фамилии были напечатаны одинаковым шрифтом.

Поклонники Гейне собрались на втором этаже.

Мои - на третьем, Мои - клянусь! - значительно преобладали.

Обсуждение прошло хорошо. Если о тебе говорят целый вечер - дурное или хорошее - это приятно.

С резкой критикой выступил лишь один человек - писатель Борис Иванов. Через несколько месяцев его выгнали из партии. Я тут ни при чем. Видно, он критиковал не только меня...

ПЕРВАЯ РЕЦЕНЗИЯ

Декабрьским утром 67-го года я отослал целую пачку рассказов в журнал "Новый мир". Откровенно говоря, я не питал иллюзий. Запечатал, отослал и все.

"Новый мир" тогда был очень популярен. В нем сотрудничали лучшие московские прозаики. В нем печатался Солженицын.

Я думал, что ответа вообще не последует. Меня просто не заметят.

И вот я получаю большой маркированный конверт.

В нем - мои слегка помятые рассказы. К ним прилагается рецензия знаменитой Инны Соловьевой. И далее - короткое заключение отдела прозы.

Воспроизвожу наиболее существенные отрывки из этих документов. Качество цитируемых материалов - на совести авторов.

О РАССКАЗАХ С. ДОВЛАТОВА

Эти небольшие рассказы читаешь с каким-то двойным интересом. Интерес вызывает личная авторская нота, тот характер отношения к жизни, в котором преобладает стыд. Беспощадный дар наблюдательности вооружает писателя сильным биноклем: малое он различает до подробностей, большое не заслоняет его горизонтов...

Программным видится у автора демонстративный, чуть заносчивый отказ от выводов, от морали. Даже тень ее - кажется - принудит Довлатова замкнуться, ощетиниться.

Впрочем, сама демонстративность авторского невмешательства, акцентированность его молчания становится формой присутствия, системой безжалостного зрения.

Хочется еще сказать о блеске стиля, о некотором щегольстве резкостью, о легкой браваде в обнаружении прямого знакомства автора с уникальным жизненным материалом, для других - невероятным и пугающим.

Но в то же время на рассказах Довлатова лежит особый узнаваемый лоск "прозы для своих". Я далека от желания упрекать молодых авторов в том. что их рассказы остаются "прозой для своих", это - беда развития школы, не имеющей доступа к читателю, лишенной такого выхода насильственно, обреченной на анаэробяость, загнанной внутрь...

Вероятно, я повторюсь, если скажу, что, лишь начав профессиональную жизнь, Довлатов освободится от излишеств литературного самоутверждения, но, увы, эта моя убежденность еще не открывает перед талантливым автором журнальных страниц.

19 января 68 г.

Инна Соловьева.

А вот редакционное заключение от 21 января:

Уважаемый товарищ Довлатов!

Из ваших рассказов мы ничего, к сожалению, не смогли отобрать для печати. Однако как автор вы нас заинтересовали.

Хотелось бы ознакомиться с другими вашими произведениями.

Обязательно присылайте. Желаем всего самого доброго.

Ст. редактор отдела прозы

Инна Борисова.

Рукописи были отклонены. И все-таки это письмо меня обнадежило. Ведь главное для меня - написать что-то стоящее. А здесь: "... беспощадный дар наблюдательности... ", "... уникальный жизненный материал.,. ".

Через несколько лет меня перестанут интересовать соображения рецензентов. Я буду сразу же заглядывать в конец:

"Тем не менее рассказы приходится возвратить... "

"В силу известных причин рассказы отклоняем... "

"Рассказы использовать не можем, хоть они произвели благоприятное впечатление,,. " И так далее.

Таких рецензий у меня накопилось больше сотни.

НРАВИТСЯ - ВОЗВРАЩАЕМ!

Шло время. Я познакомился с рядовыми журнальными чиновниками. С некоторыми даже подружился. Письма из редакций становились все менее официальными. Теперь я получал дружеские записки.

В этом были свои плюсы и минусы. С одной стороны - товарищеская доверительная информация.