Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 2



Иваниченко Юрий

Ответная реакция

Юрий Иваниченко

Ответная реакция

1

...Маленькое желтое пятнышко затрепетало, вспучилось и начало разбухать. Выпустило гибкие отростки, и они, утолщаясь, поползли во все стороны. Зелень перед ними бледнела, растворялась, и мертвенная желтизна заполняла пространство. Вот несколько отростков оторвались от основного тела, отдалились и, нащупав зеленые плоскости, стремительно расползлись по ним, а затем неспешно ворочались, обкатывая, обсасывая новые границы. Невидимые споры разлетались все дальше и дальше, бесформенные, уродливые желтые пятна возникали вдалеке от разбухшего тела основного организма... Хан встряхнул головой, отгоняя видение. Но почему-то радостная расслабленность, привычное и желанное состояние, ради которого, собственно, и "выбил" он симпатичную сауну в этих маловодных местах, не возвращалось... ...Резо, развеселый, рассказывал об очередном курортном похождении, кто-то смеялся, кто-то советовал: "Ну и оставил бы ее с этим лабухом..." ...Дома ожидала Айша, и тяжелые локоны, чуть пахнущие миндалем, стекали по ее смуглым щекам... ...А в двадцати километрах отсюда ожидал Мирзоев. В своей лаборатории, в Шаймергене, среди песков. В гиблом месте, по утверждению старожилов. Мирзоев - фанатик, а может быть, и сумасшедший,- но может быть, и нет... Хан прикрыл глаза - и совершенно ясно представил себе мирзоевскую лабораторию, зал, где они впервые встретились, серо-голубые ящики приборов, многоцветные змеи проводов, жгутов, кабелей, оплетающие эту самую его установку, назначение которой понять просто, а вот устройство невозможно, и наконец,- самого Мирзоева. Но почему-то представил его не в белом халате, как тогда, а в немодном костюме, в котором недавно Мирзоев заявился к нему в кабинет. Представил - и скривился, как от зубной боли, и выпил что-то, не разбирая вкуса, и попытался слушать веселые россказни, но вскоре опять закрыл глаза и помрачнел. Вроде не наградил его бог излишней впечатлительностью, и во всем, разве что кроме истории с Айшей, Толя Суханов, по прозвищу Хан, оставался стопроцентным прагматиком, а вот никак не мог отвязаться... Нет, не верил, не мог он поверить во всем Мирзоеву, и тот фильмик, состряпанный компьютером, вряд ли мог так запасть в его душу; но все же оставалось нечто, скрипело песчинками на зубах и странным образом препятствовало даже любви. А ведь совсем недавно, чуть больше двух лет назад, когда Суханова - с его-то послужным списком! - приняли всего-навсего исполняющим обязанности начальника захудалого РЭС - района электросетей - и дали им с Айшей (из-за которой пришлось оставить пост, квартиру, большой город) комнатку в затараканенном старом общежитии, они были безоблачно счастливы. И хотя на Хана долго и сильно косились, пока он круто выводил РЭС в образцовые, а с Айшей местные светские жены даже избегали мыться в общей бане, Сухановы сами себе иногда завидовали. Может быть, не стоило так подробно говорить с Айшей о том злосчастном фильмике? Да и вообще пересказывать ей разговор с Мирзоевым? ...Он заявился в кабинет начальника РЭС незадолго до окончания рабочего дня, когда текущие дела уже улажены. Заявился и чуть не с порога потребовал пятьдесят мегаватт... В маленьком городишке уже все давно знали, что Толя падок на выгоду. Взяток ни в каком виде не брал, но чуть ли не по-мальчишески радовался, если удавалось обставить дело так, чтобы у рзсовских шоферов оказалась пара лишних покрышек, свободный бензин, у ремонтников - покрепче обменный фонд и порядок с инструментами, ну и так далее. Знал это, конечно, и Мирзоев, но выложил свои резоны так неуклюже, что Хана даже передернуло. РЭСу действительно предстояло строительство линии электропередачи через пустыню, и действительно прокладка трассы не по пескам, а по ровной каменной поверхности, как это пообещал Мирзоев, сулила большие, очень большие выгоды. Тем не менее уже то, как Мирзоев начал разговор, заставило Толю сказать "нет" и даже хлопнуть ладонью по столу. - Почему? - ошарашенно поднял брови Мирзоев, волнуясь явно больше, чем это мог предположить Хан. - А ты сообрази,- усмехнулся Суханов,- у меня же на весь район шестьдесят мегаватт. Что мне, всех отключать? Фабрики? Больницы? Пять, ну шесть дать могу. Не больше. Мирзоев заерзал на стуле: - Зачем всю больницу отключать? Операционную оставь. И комбинат не надо. А остальных... Я же у тебя не днем прошу, а в субботу ночью. В двенадцать ночи, да? Все же спать будут... Рабочий день уже закончился, а до заветных девятнадцати, когда во двор залетят три или четыре машины и в бане начнется веселый, но уважительный разговор деловых мужчин, которым сам аллах велел отдохнуть в пятницу в приятном обществе, оставалось еще время. Поэтому Толя мог себе позволить немного повоспитывать товарища Мирзоева, у которого хватало образования и академических заслуг на трех Толиков, а вот знания практической работы РЭС - не хватало. - Ты думаешь, ночью энергия гуляет, бери - не хочу? Нет, дорогой. Нагрузка падает, это так; но больше-то мне центральная диспетчерская ни киловатта не даст. РЭС наш дефицитный, своих генераторов нет, все по сетям получаем, от системы. "Куда тебе такую уймищу энергии?" - спросят. А я что отвечу? - Есть потребитель, отвечай, и он деньги заплатит. - Ха, деньги,- повеселел Хан,- деньги-то ты заплатишь, куда денешься. Да не те это деньги, чтобы из-за них на поклон в Управление идти. Тут ведра коньяку не хватит, чтобы объяснить, ради каких это забав надо . выделить такую уймищу энергии. - Это не забавы! - побледнел Мирзоев.- Не забавы...- Он вскочил и, набычась, уставился на Хана, потом обмяк, сел и сказал: - А что не хотите понимать, что это ваш... наш последний шанс, так это просто ваша беда... Толя только махнул рукой: - Какой там последний шанс! Что тут такого? - Как что? Пустыня! Ты понимаешь - Пустыня! Завтра, может, совсем поздно будет! - Ну и что - пустыня? - отозвался Хан.- Сто лет - да что я, сто тысяч лет все так же лежало, и всех дел... - И всех дел...- повторил Мирзоев.- Сейчас, как сто и тысячу лет назад, она засыпает дороги и поля, выпивает реки, расползается даже по морскому дну... - Ну и что? - отозвался Хан.- Почистить да всякие там заграждения с умом построить - и все. - Если бы с умом... Тупик. Давно тупик... Если традиционными методами - то можно только задержать. Чуть-чуть. В нашем масштабе времени. Но не в ее... А можно и не сопротивляться. Руками развести и бежать куда глаза глядят. Пока еще остается, куда бежать... - Ну ты даешь,- вроде бы даже искренне удивился Хан,- откуда такая трагедия? Пока что все наоборот: мы же на пустыню наступаем. Ты в Голодной Степи был? Видел, как сейчас там - когда вода пришла? - Ты правда не понимаешь? - Мирзоев пожал плечами и отвернулся к окну. Толя тоже смотрел в окно, на желтый край песков, уходящих за горизонт. Можно не думать, а можно и вспомнить... Вспомнить, сколько раз приходили на ум странные мысли. Он давно уже живет на краю пустыни. Недалеко от райцентра, в Шаймергене, как раз вокруг опытной станции Мирзоева, лежали пески с повышенной электризацией. Задержавшись однажды на станции до темноты, Хан увидел плоские зеленоватые разряды, мгновенным сложным узором оплетавшие барханы, призрачные факелы коронных разрядов на гребнях и призрачных электрических "змей", стремительно стекаю-щмх с невидимых во мраке склонов. - Когда-то я рассуждал так же,- отозвался Мирзоев,- знал о городах и царствах, погребенных песками, и думал, что тем людям не хватало техники, чтобы пробурить артезианские скважины, не хватало терпения, чтобы восстанавливать засыпанные каналы, не хватало знаний, чтобы высаживать деревья и травы, останавливающие пески... - А что, правильно,- заулыбался Хан,- надо по науке жить, работать - и вся недолга. - Ты сколько еще проживешь? - неожиданно спросил Мирзоев. И сам же себе ответил: - Еще лет пятьдесят, наверное. - Э, жмешься, - возмутился Хан,- до ста лет, никак не меньше. - До ста, так до ста. Там, - он указал на пески,- тысячу лет царства стояли. А теперь и следа не увидишь. - Ну и что? Их время кончилось. - А у пустыни не кончается. Она их выжила. Мирзоев выговорил слово "выжила" с каким-то особым значением - словно термин, вмещающий в себе все понимание данного явления. И спросил: - У тебя кинопроектор есть? - А как же. Узкопленочный. Фильмы по технике безопасности крутим. На выходные могу дать. Хочешь взглянуть? - Пойдем. Я тебе один фильмик покажу. Может, сговорчивым станешь. - Не стану,- пообещал Хан, но, мельком взглянув на часы, все же повел Мирзоева в рэсовский кабинет техники безопасности. Пока Мирзоев заряжал часть, Хан курил и со смешанным чувством жалости и недовольства рассматривал его неуклюжий портфель из паршивенького кожзаменителя. "Вроде бы современный человек,- думал Хан со все возрастающим раздражением,- а носишь черт знает что. Неужели непонятно, что модные вещи - это еще и уважение к окружающим? И в голове у тебя, наверное, черт-те что: смесь архаики, современной физики или там геофизики и средневекового фанатизма,,," И решил не давать, если уж не будет самой крайности, положенные мегаватты для профессорских штучек. Надо протянуть год. Ну максимум - полтора. Для Мирзоева, скорее всего, это не срок - пусть все как следует проверит раз, еще раз, еще много-много раз; а для Хана - это очень важно. Никто еще не разобрался с тем, что Толя натворил в электросетях района. Впрочем, ничего особенного он не натворил. Просто подключил самого ответственного потребителя, магистральную газокомпрессорную станцию, к линии электропередачи, построенной некогда только для снабжения опытной станции. А новая линия, необходимый резерв для газовиков, будет только через год... Такое подключение, конечно, нарушение и проекта, и Правил, безобразие и самоуправство; но в свое время это не только позволило выдержать сроки ввода газокомпрессорной, но и вытянуть РЭС из вечных прорывов, установить добрые отношения со всем районным начальством. А Резо, начальник газокомпрессорной, стал одним из постоянных участников "пятниц" и не раз за прошедшие полтора года выручал Хана с бензином и всякими железками... - У меня готово,- подал голос Мирзоев,- включать? - Что это у тебя за кино? - Ты такого не видел. Никто еще не видел. Наверное, понравится... Компьютер нарисовал. - Обрадовал! - возмутился Хан и даже встал. - Шабаш, мне чертежи за неделю во как надоели! - Это совсем не чертежи. Образное представление... Я ввел в программу данные о границах песков в прошлые эпохи. Эти сведения собирают уже давно... Ну, и это все на компьютере обобщено и развернуто во времени. С учетом еще некоторых факторов... Получилась такая живая картина... В цвете. - А я здесь причем? - спросил Хан. Мирзоев ответил вопросом на вопрос: - Ты по телевизору метеорологические монтажи видел? - Не знаю, может, и видел. Напомни. - Они составляют фильм из фотографий, сделанных с геостационарных спутников. Показывают движение циклонов, тайфуны... - Да-да, - сказал Хан, припоминая... ...припоминая, как на экране телевизора раскручивалась бело-голубая спираль над Атлантикой, расталкивая кипящие облачные сгустки на Скандинавию, Прибалтику, Балканы... Айша еще цокала язычком и хлопала в ладоши: "Как юла!.." - У меня только масштаб другой: секунда - тысячелетие. - Ну-ну,- присвистнул Хан, быстро посчитав в уме, - начинаешь с миллиона лет до нашей эры? - С трех миллионов,- бесстрастно бросил Мирзоев,- кое-где большие пробелы, нет данных, и я проскакивал эпохи. Но картина и без того ясная. И повернул переключатель. ...Маленькое желтое пятнышко в центре материка затрепетало, стало распухать, разрастаться. Выпустило отростки, тонкие желтые струйки, и они поползли по межгорьям. Вот один отросток дополз до зеленой долины - и разбух, покрывая ее мертвенной желтизной. Аппарат стрекотал, и этот ровный механический звук как-то по-особому подчеркивал мирные, неуклонные, целеустремленные движения желтого существа, расползавшегося по материку. Пересыхали, истончались и исчезали гибкие жилки рек, отступали горы, превращались в черно-коричневые острова в восково-желтом или бледно-коричневом пространстве, бледнели и все дальше на север и на запад отступали зеленые завитки лесов. Щупальца становились длиннее, толще, перебивались зелеными пятнышками оазисов - и вдруг отпочковывались и разрастались далеко от основного тела, за синими подвижными блюдцами морей. Аппарат стрекотал, и в промежутках между механическими кадрами возникали и сгорали города и царства, созидаемые на века своими неразличимо-мгновенными в этом масштабе времени владыками. И во всех движениях, миграциях, приливах, размножениях и даже отступлениях желтого существа скрывались разум и смысл, отчетливые, но несовместимые с привычной логикой; единственное, с чем это перекликалось,- с алгоритмами абстрактных графо-математических игр. Последний метр пленки пролетел через фильмовый канал. Мирзоев отключил проектор и зажег свет. - Это что, серьезно? - после паузы спросил Хан. - Данные строго объективны. Компьютер только развернул их во времени, ну и всякие мелочи... без искажений. - Может, твой компьютер ...? - ввернул оборот, непонятно почему прощаемый ему, как и вечное "тыканье", в этом церемонном крае. - Я думаю, и прежде находились люди, которые прозревали, какую... даже не опасность, а безысходность таит совмещение на одной планете двух видов разумных существ. Но разве их принимали всерьез? Увы, нельзя прятаться от проблем. Они-то не исчезают. Наоборот... - Да ты хоть соображаешь, что несешь? Пустыня разумна? Существо? Но она ведь амфорна... Сухой песок, подвластный всем ветрам... Да и как же - у нес ничего нет, она вся бесформенная... бесструктурная... - А ты постарайся избавиться от гуманоидного шовинизма. Знаешь, сколько песчинок в одном Шаймергене? А комбинации их расположения? А возможности электрических связей - это же полупроводник, двуокись кремния? Она может быть на много порядков сложнее нас. И сильнее... Хан, постепенно овладевая собой, насмешливо хмыкнул. - Мы умеем управлять климатом? - спросил Мирзоев. И сам же ответил: - Нет. И землетрясениями тоже. А она, представь, умеет. Подвластна всем ветрам? Ой ли? Самумы, суховей - думаешь, это просто так? Е и необходимы... И возможно, не только для экспансии... Так же и землетрясения... Хана передернуло: - Слушай, не хочу забивать себе голову. На наш век земли еще хватит, и не только на наш. Будь проще, парень. - Слепцы, - сказал Мирзоев глухо, - все вы слепцы... Не хотите смотреть дальше собственного носа... Вот так же все, кто погребен там, под песками, заботились только о своем сегодняшнем, а потом проклинали небо. И становились частью пустыни... Мирзоев резко поднялся. Глаза его блестели, на висках вздулись жилы. "Наверное, такими они и были - все эти пророки и дервиши",- подумал Хан. А Мирзоев продолжал: - ...А Она сминала их города, сжигала их поля, выпивала реки, истирала горы, где жили их боги и демоны. Ты не местный, не знаешь, откуда пришло наше "кисмет", судьба... Люди называли судьбою разное, но в глубине, в тысячелетней душе народов, "кисмет" - это Пустыня... - Да, Азия,- пробормотал Хан и покачал головой.- У тебя что, в песках кто-то погиб? Мирзоев промолчал. А Хан вдруг подумал, что фантастам совершенно ни к чему забираться на дальние планеты, чтобы описать совершенно разных, не способных к взаимопониманию разумных существ. И ведь даже не обязательно, чтобы одно из них было так не похоже на привычное, как Пустыня, если допустить ее Разумность... Какое-то сострадание, даже симпатия к Мир-зоеву шевельнулась в нем. Хан вспомнил опытную станцию, начиненную оборудованием, даже назначение которого трудно понять, вспомнил пески - и представил одиночество, на которое обрекает себя и помощников Мирзоев!.. - Чего ты сидишь в этом Шаймергене? Ты же со степенью, вроде на хорошем счету и молодой еще. Неужели получше места не найти? Несколько секунд Мирзоев непонимающе смотрел на Толю, потом наконец расцепил сухие губы: - Пока еще можно уехать. Нам лично. Но самые мрачные наши пророки не скажут, что завтра придумает кристаллический мозг. И когда новая желтая волна поднимется над материком - иная, чем прежде, потому что изменяемся мы, и Она уже почувствовала, что мы стали другими,- тогда поздно будет что-либо сделать. Песок не убьешь, пустыню не остановишь... И останется только молиться, чтобы все происходило медленно и мы успели умереть своей смертью. - И ты думаешь со всем этим справиться? - спросил Хан, закуривая. - С твоей помощью. Энергия мне совершенно необходима. И срочно. - Да что тебе дадут эти полета мегаватт? - совершенно искренне удивился Толя. Он уже успокоился и теперь отчетливо вытеснял мысль о пребывании, о возможности пребывания на Земле - Земле! - двух видов разумных существ в разряд игры, такой своеобразной игры, у которой, возможно, есть правила, хотя не предусматривается Выигрыш. - Это довольно сложно объяснить даже специалистам, - Мирзоев отнюдь не иронизировал, напротив, говорил с сожалением, - а более широкие соображения им вообще сообщать не следует. Здесь и консерватизм мышления, и академизм, и ориентировка на другой результат... Если даже мне поверят, что Пустыня - существо, то разгорится научный спор на три десятилетия, причем начнется с запрета всяких радикальных действий. А мне нужен не научный парадокс и не лавры первооткрывателя. Надо покончить с Ней. Сразу. Решительным ударом. Здесь, а затем - по всем центрам, которые успели созреть. Понимаешь? Хан понял, хотя и не так, как хотелось Мирзоеву. Доказать в Академии или в любом министерстве, что Пустыня - разумное существо, принципиально не принимающее никаких человеческих условий, и при этом не угодить в психушку Мирзоеву не удастся, ему больше ничего не остается, кроме как действовать исподтишка самому, маскируя свои выходки геофизическими экспериментами... - А зачем тебе все-таки пятьдесят мегаватт? - Ты знаешь, что такое энтропия? - Мера упорядоченности явлений или материи,- отчеканил Хан заученное определение. Мирзоев чуть заметно улыбнулся: - Все равно. Между кварцевой глыбой и горкой песка вся разница в энтропии. Распадается монокристалл на миллион песчинок - энтропия возросла, и это считается нормой, законом термодинамики. Но если песку придать отрицательную энтропию, он превратится в песчаник, кварц, хрусталь. Именно это я делаю. Некоторые результаты уже заметны. - Погоди, - Хан, убежденный технократ, в общих чертах знал, что и как делается на переднем крае науки,- ты сумел управлять направлением энтропии? Но это же эпохальное открытие! Тебе же памятник поставят! - Когда признают - да,- с непонятной иронией подтвердил Мирзоев. - А ты в этом желтом дерьме сидишь и на поклон ко вшивому начальнику РЭС ездишь?! - Это хорошо, что ты себя так любишь,- Мирзоев перемотал фильм и упрятал катушку в портфель, - но сейчас мне срочно нужны пятьдесят мегаватт. Первая установка у меня делает песчаниковые кирпичи, и очень трудно доказать, что там сцепление частиц происходит благодаря воздействию операторов отрицательной энтропии, а не привычных электромагнитных сил. И конечно, нет никакого выхода на воздействие масштабное. А вторая установка - ты ее видел - в ней эффекты проявятся в чистом виде; но чтобы справиться с Шаймергеном, нужно столько, сколько сможет пропустить моя линия, и не меньше, чем на двенадцать минут. Кратковременные включения я уже делал раньше... - Да, и чуть не развалил мне систему. Хоть бы предупредил как следует. - Не развалил же,- усмехнулся Мирзоев.- Кое-что и я понимаю. Но время проверок прошло. Теперь рабочий ход. Пятьдесят мегаватт на двенадцать минут - и никак не меньше. - Ой ли не меньше,- сказал Толя, осторожно и старательно продумывая следующий ход. - Я эту величину не из пальца высосал. В общем-то, надо больше, много больше; пятьдесят - пороговая величина. Еще возможен срыв и всякие нежелательные последствия. Но я знаю: линия не пропустит большую мощность. - Система тоже,- механически добавил Хан, уловив только последнюю фразу, и так перетоки будут на пределе... Мирзоеву пока что совсем ни к чему было знать, что на этих же линиях, на этом же плече сетей прицеплена газокомпрессорная станция, и теперь понадобится не пятьдесят, а шестьдесят пять мегаватт. - Здесь больше технические трудности,- осторожно продолжил Хан,- мне придется здорово рисковать. И я никак не могу понять, почему это вдруг такая спешка. Подожди немного. Построим новую линию, введем два трансформатора, и тогда можно будет хоть семьдесят мегаватт на твою установку дать. И всех-то делов - три года. Потерпи, чего там... И тогда Мирзоев взорвался. Кричал, размахивал руками, даже своим паршивеньким портфелем трохнул раз-другой по столу и много сгоряча выложил такого, чего, быть может, и. не собирался говорить, но что запомнил Толя. Запомнил, а когда дело дошло до угроз, ответил: - Жалуйся на здоровье. И управляющий, и даже министр тебе ответят одинаково: до завершения строительства новой ЛЭП нет технической возможности. Ты - потребитель первой категории, запомни... И выставил Мирзоева из кабинета. Выставить-то выставил, и на телефонные попытки Мирзоева объясниться отвечал сквозь зубы, и Айше рассказывал все со смехом (пока не заметил ее реакцию), но вот, оказывается, не освободился... ...Когда мужики разъехались - каждый считал своим долгом предложить Толе место в машине, хотя рэсовский "уазик" стоял на площадке, - Хан отдал ключи дежурному и покатил в Шаймерген. Гнал "уазик", чуть сгорбившись за рулем, и сам уговаривал себя, что все дело только в практических соображениях, что Мирзоев псих, но поскольку он сейчас в тупике, и тупике непроходимом, то из него можно кое-что полезное выжать... И вообще, еще ничего не решено... Конечно же, все дело в практических соображениях. Это же так понятно: если Мирзоев не врет, не заблуждается добросовестно, как порой случается с ученым братом, и действительно нащупал путь управления энтропией, то здесь светит очень многое. И при должной ловкости можно сделать так, что весь риск и вся возня с этим малопривлекательным типом окупится, да что там стократ окупится...