Рассказы

Вирлена закивала, и золотые косы ее упали на высокую грудь.

– Что ж, – сказал тогда колдун, – я согласен… Я сделаю так, что твой жених вернется; ты же придешь ко мне сегодня на закате и уйдешь на рассвете!

Как воск сделалось лицо Вирлены, и зашаталась она. Колдун тряхнул черными патлами:

– Разве не ты только что клялась, что отдашь все?

– Нет, – сказала Вирлена чуть слышно, – такую цену я не могу заплатить.

– Что ж, – сказал колдун разочарованно, – тогда ты увидишь его через двадцать лет!

И он вернулся к своей работе.

Тихо-тихо, очень осторожно ступая, Вирлена отправилась домой, и всюду, куда ни падал ее рассеянный взгляд, мерещилось ей веселое лицо Кирияшика. Так добрела она до околицы; там стояло у дороги странное дерево – осина с тройным стволом, с тремя мощными расходящимися ветками – люди прозвали ее трехголовой осиной. День был в самом разгаре, и радостно светило солнце, и пели птицы в ветвистой кроне; здесь, средь бела дня, Вирлена повесилась на собственных косах.

История закончилась, но трое еще долго сидели в тишине, нарушаемой лишь звуками ночи.

– С тех пор это дерево считают проклятым, – сказал, наконец, седоусый.

– Как жаль, – в глазах юноши отражались пляшущие огоньки костра, какая грустная История… Но разрешите рассказать вам другую! Ее много раз повторял мой дед… Пусть вам не кажется, что наши повести похожи – на самом деле это совсем, совсем другая История.

Обладатель трубки улыбнулся еще загадочнее, чем обычно.

Заручившись молчаливым согласием слушателей, юноша начал рассказывать взволнованным, прерывающимся голосом.

…Деве было семнадцать лет, и она звалась Вирленой. Никто во всей округе не мог сравниться с ней красотой, и скромностью, и благонравием; всеобщее внимание никак не испортило ее характер. Она никогда не высмеивала неудачливых кавалеров, как это свойственно кокеткам; а все ее кавалеры были неудачниками, потому что любила она одного Кирияшика, соседа, друга своего детства.

Это была славная пара – любо-дорого было посмотреть, как жених с невестой идут по улице – не касаясь друг друга, потому что обычай не велит – но будто связанные одной ниточкой; на Вирлене белая вышитая рубаха, юбка с нарядным передничком и красный шелковый поясок с кисточками; Кирияшик, любимый мамин сын, небрежно поправляет тонкий шейный платок. Оба румяные и золотоволосые, оба веселые и совершенно невинные, и о свадьбе давно уже сговорено…

Грянула беда – рекрутский набор, и вот Вирлена одна стоит посреди дороги, и ноги сбиты в кровь, и только облачко пыли вдалеке осталось от Кирияшика…

Всю ночь она не сомкнула глаз, но не плакала – слезы все вышли. А утром отправилась за озеро, туда, где на опушке леса в неприветливом домике жил колдун.

Страшный это был человек, и недобрая о нем ходила слава. Злые, бессовестные люди обращались иногда к нему за помощью – извести кого-нибудь, сжить со света, наслать хворь – это он мог, и потому матери, отпуская детей за грибами, строго-настрого, под страхом розги, запрещали им даже близко подходить к жилищу чародея… Говорили про него, что он и исцелить может – да только боялись его от этого не меньше.

И к этому-то человеку пришла Вирлена.

В доме колдуна пахло травами; сам хозяин сидел у очага, где, несмотря на жаркое лето, вовсю горел огонь. На коленях у него дремала, свернувшись, толстая змея.

– Нечасто встречаю таких гостей! – сказал колдун с усмешкой. – Ты мне не нужна – стало быть, я тебе нужен? Говори, зачем пришла!

И, когда девушка рассказала о своем горе, покачал головой:

– Неужели ты так его любишь?

– Ах, – сказала Вирлена, – я готова все, все отдать, чтобы Кирияшик вернулся домой!

– Все? – и колдун рассмеялся, и стал еще отвратительнее, и мороз пробрал Вирлену до костей.

– Я выполню твою просьбу, – сказал колдун, – но с тебя потребуется плата. Ты придешь ко мне сегодня на закате, а уйдешь на рассвете!

Земля закачалась у Вирлены под ногами, и черная пелена закрыла от нее мир.

– Нет, – прошептала она, дрожа, – эта плата мне не под силу!

Вновь рассмеялся колдун:

– А коли так – жди своего дружка двадцать лет!

Змея, напуганная его смехом, соскользнула с колен его и, сплетаясь кольцами, скрылась под лавкой.

И Вирлена, шатаясь, пошла домой.

Но не отошла она и десяти шагов от колдунова порога, как в сплетениях веток, в буйстве трав, в ряби, набегающей на поверхность озера, привиделся ей Кирияшик – веселый, нежный, добрый друг ее, оторванный от родного дома, навек лишенный счастья…

Вирлена оглянулась – колдун стоял на пороге, привалившись к косяку страшный, отвратительный, со спутанными черными патлами, с огромным крючковатым носом, с горящими, как уголья, глазами… Он смотрел на нее, и взгляд этот пронизывал Вирлену насквозь.

Тогда она разрыдалась:

– Сжальтесь надо мной! Попросите чего-нибудь другого…

Но ответствовал колдун:

– Ничего другого ты мне дать не можешь. Или плати мою цену – или забудь о дружке!

И сказала Вирлена, вцепившись в золотые косы:

– Будьте прокляты! Я приду.

Весь день она дрожала, как в лихорадке; весь день она мечтала, чтобы мать, догадавшись обо всем, заперла ее на ночь. Но у матери хватало своих забот и своего горя; вечером, на закате, Вирлена соврала ей что-то и отправилась в дом за озером.

Ноги ее не желали идти – тряслись и подгибались. Шепча имя Кирияшика, вспоминая его лицо, она видела перед собой только безобразную ухмылку колдуна; несколько раз она поворачивала назад – и снова, овладев собой, продолжала свой тягостный, мучительный путь. Роскошные волосы растрепались и спутались, нежные губы вспухли, терзаемые белыми зубами, и в страхе дрожала высокая грудь… Но вот и дом ее мучителя, и сам он стоит на крыльце – черный, морщинистый, с лицом хищной птицы:

– Пришла-таки? Будет тебе Кирияшик…

Ни жива ни мертва, переступила она порог, и дверь сама собой закрылась за ее спиной, и колдун, усмехаясь, медленно потянул за шелковую кисточку ее красного пояска.

…На рассвете она шла обратно, и не видела, куда идет. Кирияшик, шептал ей в ухо чей-то вкрадчивый голос, – Кирияшик… Но больно и мучительно ей было это имя – потому что не знала она, как сможет смотреть любимому в глаза.