Тревожная служба

Кажется, трудно скрыть от глаз людских такое огромное строительство, развернувшееся неподалеку от Коккоревского спуска. Но оно было скрыто! Кроме пограничников, никто на Ладоге о нем не знал.

Отдельные виды работ выполнялись на виду у противника. Фашисты открывали артиллерийский огонь по строительным площадкам, бомбили их. Но они не знали, что именно происходит там. Вражеским агентам не удалось проникнуть ни на один участок строительства!

В конце сентября была одержана еще одна победа, тоже явившаяся загадкой для фашистов, - Ленинград получил электроэнергию от Волховской ГЭС. Теперь героями были труженики Ленэнерго, проложившие по дну Ладожского озера, насколько мне известно, пять кабельных линий. И об этом строительстве, не считая пограничников, знали единицы, и на площадки электриков мы не допустили ни одного фашистского соглядатая!

* * *

Летом 1942 года противник активизировал и агентурную работу, поэтому часть своих сил полк выделил на борьбу со шпионами и диверсантами.

Фашисты, как я уже писал, набили руку в засылке своих людей в наши тылы. Их лазутчики, подготовленные в специальных школах, выдавали себя то за военнослужащих Красной Армии (в таких случаях у них были подлинные документы, либо снятые с убитых и тяжелораненых бойцов, либо отобранные у попавших в плен), то за советских граждан, пробиравшихся на Большую землю из Ленинграда или из прибалтийских республик. У последних документы сплошь и рядом отсутствовали, а легенды так искусно сочинены, что было трудно отличить правду от лжи.

Шпионов и диверсантов, распространителей ложных слухов, пытавшихся сеять панику в нашем тылу, враг обычно сбрасывал с самолетов ночью или на рассвете. Прочесывание огромных лесных массивов, изобилующих болотами, было делом трудоемким. Иной раз мы затрачивали уйму времени, привлекали большие силы, а успеха не добивались.

Фашисты не жалели сил на пропаганду. Над расположением наших войск нередко появлялись "самолеты Геббельса", сбрасывавшие огромное количество листовок. Бывало, так гады постараются - все побережье белеет, словно ромашки на лугу. Геббельсовские пропагандисты подтасовывали факты, делали отраву из самых невинных эпизодов. Для большей "убедительности" они приводили подлинные фамилии красноармейцев и командиров. Фамилии эти они выуживали из наших газет, радиопередач и других источников.

Листовкам, как правило, не верили. Бойцы использовали их совершенно не для того, для чего предназначал враг. Но были и такие, что читали, задумывались над фашистскими выдумками. Поэтому пограничники, участвовавшие в прочесывании местности, получали также задание собирать и уничтожать вражеские листовки.

В апреле 1942 года я распрощался со своей ротой, занимавшей оборону на западном побережье Ладоги, в районе поселка имени Морозова, и принял 3-ю резервную роту полка, сформированную из личного состава маневренной группы погранотряда. Вот с ней-то мне и пришлось полазить по лесам и болотам в поисках вражеских лазутчиков.

Однажды меня вызвал полковник Т. С. Шуйский и поставил перед ротой задачу, над решением которой я вместе с командирами взводов лейтенантами Фроловым, Чесноковым и Иванчиковым долго ломал голову.

Госпиталь, размещавшийся в лесу в районе мыса Осиновец, время от времени менял свое месторасположение, и все же немецкие летчики, словно борзые по следу, находили его и ожесточенно бомбили. Несомненно, кто-то ставил их в известность о передислокации.

- Не иначе, еще один "рыбак" появился, - высказал предположение командир полка. - Нам надо не только усилить бдительность на КПП, всюду, где несут службу пограничные наряды, но и подключить к разгадке тайны работников госпиталя и армейские части, с которыми мы взаимодействуем. Побывайте у них. А вначале продумайте, о чем именно следует их попросить, как лучше организовать обмен информацией...

"Рыбак"... История с ним многому научила нас, пограничников.

...В конце 1941 года на побережье каждый день видели согбенного, худого старика. Ни на кого не глядя, кашляя и охая, тащился он с сетями и пешней на плече. Никто не обращал внимания на этого человека: ходит, ну и пусть себе ходит. Не один он тут рыбак, все жители прибрежных деревень - рыбаки.

Ночью работники госпиталя схватили ракетчика, подававшего сигналы врагу. Он так отчаянно сопротивлялся, так злобно поносил Советскую власть и Красную Армию, что медики чуть было не придушили его. Ракетчиком оказался тот самый старый рыбак, вернее, маскировавшийся под него бывший белогвардейский офицер. Именно этот тщедушный на вид дед незадолго перед тем, как его схватили, помог фашистским летчикам разбомбить нашу автоколонну, перевозившую тяжелораненых бойцов и командиров...

И вот снова похожая ситуация.

Я встретился с начальником госпиталя, командирами армейских частей, располагавшихся в районе мыса Осиновец, населенных пунктов Коккорево, Ваганово, Ириновка, проинформировал их об оперативной обстановке, познакомил с разработанными нами мероприятиями, договорился о взаимодействии.

Личный состав 3-й роты не раз прочесывал леса в радиусе расположения госпиталя, проводил необходимую работу на эвакопунктах, которые ежедневно обрабатывали сотни раненых и больных воинов, женщин, детей и стариков, эвакуированных из Ленинграда. Здесь легко было скрываться какому-нибудь "рыбаку".

Однажды госпиталь перебазировался еще раз, причем в ненастную погоду, когда в воздухе не было ни одного фашистского самолета. На новом месте палатки умело замаскировали. И все же ночью этот район подвергся бомбежке. Наш наряд засек, что с земли кто-то выпустил две красные ракеты как раз в тот момент, когда в воздухе завыли немецкие самолеты.

На другой день пограничик Воробьев задержал на КПП неизвестного без документов.

Помню, он сидел в землянке, положив на колени большие волосатые руки. Рыжий, веснушчатый. Зубы редкие, желтые и длинные, как у лошади. Глаза, похожие на испеченный на солнце крыжовник, все время блуждали.

- Эва, беда какая - документов нет! - говорил задержанный. - А у кого они теперь есть, кроме вас, военных? Кому они нужны? Идет война. Люди гибнут и с документами, и без документов... Какая разница?

Мужчина, как мне показалось, угодливо посмотрел на меня и попросил:

- Папиросочкой не побалуете, товарищ старший лейтенант?

Я ответил отказом. Задержанный мне не нравился. Вот бывает так: с первого взгляда испытываешь неприязнь, даже отвращение к совершенно незнакомому тебе человеку. Это трудно объяснить, еще труднее, наверное, понять. Срабатывает какое-то "шестое" чувство.

Неизвестный назвался Макаровым, рассказал, кто он такой и откуда.

Выходило так, что еще в 1941 году, до оккупации района немцами, по заданию райкома партии, Макаров будто бы ушел в партизанский отряд. После одной из диверсий (пришлось долго лежать на мерзлой земле, ожидая немецкий эшелон, который партизаны подорвали) заболел крупозным воспалением легких. Лечился у верных людей в глухой деревеньке. Однажды туда неожиданно нагрянули фашисты, обыскали все дома, схватили партизана и бросили его в лагерь. Набравшись сил после болезни, Макаров бежал, перебрался через линию фронта и вот теперь направлялся в Ленинград, в областной штаб партизанского движения... Сколько слышал я таких исповедей!

"Рыжий", как я мысленно прозвал задержанного, называл и без запинки повторял названия населенных пунктов, в которых он родился, жил, работал, партизанил, лечился, находился в лагере, фамилии партийных и советских работников. Окончив рассказ, он снова угодливо посмотрел на меня.

- Вот и вся моя история. Вы уж, товарищ старший лейтенант, отпустите меня. Я засветло успею добраться до партизанского штаба. Завтра позвоните туда, и вам подтвердят каждое мое слово. Не такой Макаров человек, чтобы врать!..

"А я не такой, чтобы верить каждому встречному-поперечному!" - мысленно возразил я "Рыжему".

Все, что рассказал Макаров (да и не Макаров он был вовсе), оказалось ложью. Вскоре его разоблачили как фашистского шпиона. Он признался, что наводил немецкие самолеты на госпиталь, пирсы и склады...