Страница 24 из 62
Не остались в стороне и пограничники. Комсомольцы заставы, которой я командовал, на своем собрании обсудили вопрос "Чем мы можем помочь Ленинграду?". Тогда я еще раз убедился, какие замечательные люди были у меня в подчинении, как близко к сердцу принимали они все, что было связано с Дорогой жизни. На собрании выступили все комсомольцы и каждый внес свое предложение.
Через несколько дней после собрания подходят ко мне сержант Назаров, ефрейтор Гиренок, рядовой Рулин и говорят:
- Товарищ лейтенант, примите новостройку.
- Какую еще новостройку? - спрашиваю.
- Пойдемте - покажем.
На льду озера я увидел снежную избушку. На стене крупными буквами (в ход был пущен отработанный автол) выведено: "ГУТАП". (Так в те годы сокращенно называли магазины по продаже запчастей, находившиеся в ведении Главного управления тракторной и автомобильной промышленности.) Вхожу. На снежных же прилавках - запасные части к автомашинам, тракторам, грейдерам, немудрящий инструмент...
- Откуда это? - удивился я.
- Ребята теперь тащат сюда все, что можно снять с разбитых при бомбежке или артобстреле машин, - отвечает сержант Назаров. - Ремонтники и шоферы хвалят наш "ГУТАП".
Утром по трассе проезжал заместитель командира 17-й автотранспортной бригады по технической части военный инженер 2 ранга Владимир Константинович Кедров. Специально машину остановил, осмотрел наш "ГУТАП" изнутри, кругом обошел, похвалил:
- Молодцы! Здорово придумали.
Вскоре на трассе выросла еще одна снежная избушка с шутливой надписью автолом "Воды". Здесь к услугам водителей были прорубь и ведро.
Не помню сейчас фамилии пограничника - одного из самодеятельных художников комендатуры. На листе фанеры, прибитой к двум шестам, он написал призыв и установил его на трассе:
"Водитель, помни! Каждые два рейса обеспечивают десять тысяч жителей. Борись за два рейса в день!"
Щит сбивал ладожский ветер - сиверик или сиверко, приносивший с собой метель и пургу. Пограничник снова и снова укреплял его. Вскоре подобные призывы появились по всей трассе.
- Ездить стало веселее, - говорили шоферы. - Щиты смелости прибавляют. Едешь и разговариваешь с ними, как с живыми.
Среди пограничников были и шоферы, и трактористы, и дорожники. Сменившись с постов, прибыв из разведки или боевого охранения, они помогали ремонтировать машины, расчищать дорогу, отмечали шестами с привязанными к ним еловыми лапами трещины, полыньи, воронки, образовавшиеся после бомбежки и артобстрела.
Как-то ночью разведывательно-поисковая группа обратила внимание на колонну машин, остановившуюся километрах в десяти от западного берега Ладоги. Мела поземка, и колеса чуть ли не до половины были занесены снегом. Значит, уже давно стоят. В чем дело? Подошел старший группы к колонне. Моторы работали, а водители... спали. Шумихин лыжной палкой постучал по кабине первой машины. Водитель очнулся, открыл дверцу. На усталом лице смущение.
- Вторые сутки из-за баранки не вылезаю. - Он глянул вперед, протер глаза, еще раз глянул и виновато добавил: - Я ведь почему остановился машины впереди были. Когда же они ушли?
- Ты, друг, поспи еще, а я машину до берега доведу, - предложил Шумихип, снимая лыжи и забрасывая их в кузов. - Еще двоих можем подменить. Не бойся, шоферы мы! - перехватив недоверчивый взгляд водителя, добавил старший группы.
Вскоре колонна была на берегу.
Всему составу разведывательно-поисковой группы капитан В. А. Лебедев объявил благодарность.
Грузы перевозились в никудышной таре: ящики и бочки, бывало, еле держатся, мешки - заплатка на заплатке. Любой груз не взвешивался: некогда было, да и не на чем. Пограничники выступили инициаторами ремонта тары и правильной организации погрузочно-разгрузочных работ в порту. Делали все для того, чтобы не было Потерь.
Трудности возникали на каждом шагу, словно нарочно их нам подсовывали. Но каждый думал не о том, чтобы избежать трудностей, а о том, как их побыстрее преодолеть. Бывало, все валились с ног от усталости, но если надо было что-то делать - делали.
"Что возможно, то, считай, уже сделано, а что невозможно, то будет сделано!"
Не знаю, кому принадлежат эти слова, ставшие на Ладоге крылатыми. Я слышал их на собраниях и совещаниях, их приводили в нашей многотиражной газете "Фронтовой дорожник". Этот девиз стал законом жизни каждого, кто трудился на трассе.
Один из моих подчиненных как-то сказал:
- Мы вытащили на экзамене трудный билет... Хочешь не хочешь, а отвечать надо.
Мы были разными по возрасту и служебному положению, по характеру. Но всех нас спаяла фронтовая дружба. Ежедневно, на волосок от смерти, голодные и холодные, мы видели перед собой, я бы сказал, великий пример для подражания - ленинградцев. Они учили нас мужеству, передавали нам свою ненависть к врагу.
Никогда не забуду женщину, вывезенную из города. Изможденная. Худая. Выпали почти все зубы. Еле на ногах держится. Ребенок у нее лет семи - кожа да кости. Объявили посадку в автобусы. И тут налетели фашистские бомбардировщики. Все смешалось: хватающий за душу вой самолетов, разрывы бомб, крики людей... А женщина в самое пекло рвется. "Я, - говорит, - врач, мое место там". И пошла, а сама шатается, сумку санитарную еле тащит...
В тот раз погибли семь наших офицеров и три бойца, одиннадцать пограничников получили ранения...
А разве забудешь Василия Ивановича Сердюка, тоже ленинградца, водителя 390-го автомобильного батальона!
В годы Отечественной войны на башнях танков, стволах пушек и фюзеляжах самолетов красовались звездочки - так отмечались ратные подвиги советских воинов, велся боевой текущий счет уничтоженной вражеской технике.
На дверце автомобиля, за рулем которого сидел В. И. Сердюк, было одиннадцать красных звездочек! Нет, он не уничтожил ни одного фашистского танка, не раздавил колесами ни одной пушки, не сбил ни одного самолета. За каждой звездочкой - сто тонн груза, перевезенного в блокадный Ленинград. Сто тонн - это по крайней мере тридцать три рейса по льду, который может проломиться в любую минуту, нередко под бомбежкой и артиллерийским обстрелом, в пургу и в мороз. Это - подвиг!
Январь 1942 года на Ладоге был исключительно суровым. То, бывало, ветер 9-12 баллов, то пурга, то тридцатиградусный мороз.
В один из таких дней с озера вернулась разведывательно-поисковая группа в составе пограничников Бойцова, Ключарева, Виноградова и Суликманова. На шапках, воротниках и даже на бровях у пограничников висели сосульки, лица красные от ветра и мороза, валенки обледенели.
- Что видели? - спрашиваю их.
- Подвиг видели, товарищ старший лейтенант. ...Автоколонна, шедшая на восточный берег, попала под артиллерийский обстрел. Один из крупнокалиберных снарядов разорвался чуть ли не под радиатором первой машины. Водитель затормозить не успел... А в кузове, тесно прижавшись друг к другу, сидели шестнадцать худых, безучастных ко всему мальчишек - учащихся ремесленного училища.
Водители и пограничники с риском для жизни вытащили всех ребят из ледяной воды. В. И. Сердюк посадил их на свою машину, закутал, как мог, и помчался на обогревательный пункт.
Обогревательный пункт... Тем, кто трудился на Дороге жизни, подставляя себя ладожскому сиверко, кому приходилось мерзнуть в кузове грузовой машины, мчавшейся по льду озера в тридцатиградусный мороз или в пургу, знает, чем был для них обогревательный пункт! Никогда не забудут они дежуривших там медицинских работников, оказавших им помощь, а то и спасших жизнь.
Острова Зеленцы - это выступающая из воды каменная гряда. На островах был целый палаточный городок. Там перевязывали раненых, оказывали помощь обмороженным, обогревали эвакуированных из Ленинграда стариков, женщин и детей. В мороз и в пургу в городке находили приют шоферы, связисты, регулировщики, пограничники, зенитчики...
А у банки Астречье, на седьмом километре дороги, открытая всем ветрам, стояла одна-единственная палатка, хозяйкой которой была военфельдшер Оля Писаренко, хрупкая, небольшого роста девушка-комсомолка.