Страница 4 из 15
- Поймаю, - уверенно отозвался Уздяков на мой смех.
Шли годы. Я закончил пятиклассную сельскую школу, затем поступил в Казанскую учительскую семинарию. Уздяков же нанялся в лесные обходчики и жить переехал в сторожку, поближе к медведям. И верно, медведи нередко встречались ему, но все не такие, что нужно. А Уздяков упрямо верил: найдется и мой. Он представлял его маленьким-маленьким, еще глупеньким-глупеньким сосунком, совсем не испорченным звериными повадками, из которого он вырастит "свое золотое дно". Медведь станет для него и кормильцем, и подводой, и охраной, и забавой, и другом.
Недаром говорится: не бывать бы счастью, да несчастье помогло. Точно так случилось у Ваньки - деляну, которую охранял он, обрекли на сруб и Ваньку уволили за ненадобностью. Целую зиму жил он без дела и без хлеба, на одной кар-тохе. А двинулся на реках лед, Ванька подался за ним с артелью рабочих к реке Вятке, где каждую весну вязали плоты и отправляли на нижнюю безлесную Волгу. Как раз было то время, когда медведи выходили из своих зимних берлог. И вот однажды рабочие-плотовщики заметили такую медведицу с двумя дитенками. Она кинулась убегать. Рабочие - за ней. Один из медвежат держался около матери, а другой полез на дерево.
- Ну, этот мой, - решил Ванька и, оказавшись почти рядом со зверенышем, схватил его. Медвежонок начал кусаться и царапаться когтями, но Ванька туго спеленал его в свой пиджак.
Медведица и один дитенок уметались. Другой был признан всеми рабочими Ванькиной добычей. Парень в тот же день начал обучение звереныша, первым делом сунул ему в рот кусочек сахару. Ученик быстро распознал, что это вкусно, и, проглотив сахар, посмотрел на учителя просящим взглядом. Тот дал ему второй кусочек. А когда медвежонок захотел получить третий, Ванька заставил его встать на задние лапы. Спать легли вместе в одну постель. Ночью медвежонок полез к Ваньке искать молока, как искал его у матери. Ванька разрешил ему пососать палец, а потом стал кормить молоком из соски. Он по совету опытных детных женщин воспитывал медвежонка, словно человеческого дитенка, - молоко постепенно заменил кашей, хлебом, картошкой, научил есть не из рук, а самостоятельно, из кормушки. Медвежонок так полюбил Ваньку, что неотступно следовал за ним, и если случалось расставаться - поднимал неутешный рев. С ним забавлялась вся артель и звала его ласково Сынок.
Когда он привык есть из кормушки, Ванька принялся обучать его танцам положил на камешки лист кровельного железа, поставил на него кормушку с едой, а под ним развел небольшой огонек. Сынок кинулся к кормушке, а Ванька заиграл на губной гармошке плясовую. Сынок почуял, что лапки кто-то покусывает, и начал переставлять их. Огонек разгорался, покусывал сильней. Сынок быстрей и быстрей работал ногами. Ванька играл, рабочие вокруг хлопали ладошками. И так по три раза в день - в завтрак, обед, ужин. Вскоре огонек, а потом и еда стали не нужны, как только раздавалась гармошка, Сынок пускался в пляс. Правда, в награду за это ему давали что-нибудь вкусное. Постепенно он освоил много и других номеров.
Той же весной Ванька и Сынок уехали с плотами на нижнюю Волгу. На Вятке постепенно затихали о них всякие разговоры. Затихли надолго.
И вдруг в Казани семинарский сторож во время обеда приходит в столовую и говорит мне:
- Спустись-ка вниз. Тебя спрашивает Уздяков.
На семинарском крылечке стоял Ванька. А возле него изрядно большой медведь. Оба в широкополых соломенных шляпах с разноцветными ленточками.
- Ты как здесь? - подивился я.
- Путешествуем вокруг света.
- И много прошли?
- От Астрахани. Туда уехали на плотах, на бревнах, а обратно пешком.
- Все пешком?!
- Да. Нас ведь ноги кормят.
- А в Казань зачем?
- Повидаться с тобой.
- Врешь?
- В самом деле. Мы решили пройти всю Волгу, а Казань и ты - на пути. Почему не проведать?
- Это верно, - согласился я.
- Теперь ты приходи к нам в гости, - и Ванька назвал постоялый двор.
Я помчался туда в тот же день. Ванька занимал отдельный номер с двумя кроватями, одну для себя, другую для медведя. Но зверь предпочитал спать на полу. За кровать для медведя Ванька платил хозяину постоялого двора каждый день полтину.
- Из каких? - спросил я.
- Мы хорошо зарабатываем, хватает на все и еще остается, - похвалился Ванька. - Хочешь - погляди. Вот пообедаем и пойдем на работу. Но сперва познакомьтесь! - И отрекомендовал меня медведю: - Это - мой друг детства, будущий учитель Леша Кожевников, - затем отрекомендовал мне медведя: - А это кругосветный путешественник Сынок Иваныч, мой спутник и тоже друг.
По правилам для таких случаев я протянул медведю руку. Он протянул мне лапу, протянул без всякого раздумья, привычно, по-человечески.
Обед принесли нам в номер. Мы - и медведь с нами - расселись у круглого столика. Мне и Ваньке поставили тарелки, положили ножи, вилки, медведю - эмалированный тазик и вместо ложки черпак. Ему подали три порции. Во всем другом обед был одинаков - суп, мясные котлеты, клюквенный кисель. У Ваньки была неотвязная мечта-идея как можно сильней приблизить медведя к человеку. Весь обед он рассуждал об этом:
"Люди зря воюют с медведями. Надо, наоборот, дружить. Будет лучше и тем и другим. Приучили же, прикормили волка, сделали из него друга себе, собаку. А медведь смирней волка, его приручить легче. И содержать легче. Волк постоянно живет на мясе. А медведь, как человек, ест все: грибы, ягоды, всякие коренья, овощи, на домашний скот нападает только от злой нужды. И пользы от медведя будет куда больше, чем от собаки и даже от лошади. Медведь может возить и в упряжке и верхом, таскать в лапах, по лестницам. Медведь многое может. Верно, Сынок?" - Ванька хлопнул медведя ладонью по загривку. Зверь уркнул с явным неудовольствием, что значило: дай же мне есть, как хочу. Хозяин учил есть по порядку - первое, второе, третье, а медведь предпочитал сначала третье, обычно сладкое, затем второе, мясное, и последним первое, жидкое.
На этот раз пообедали без спора. Медведь, правда, допустил нарушение сперва съел кисель, но Ванька решил не придираться.
После обеда Ванька взял медведя на поводок, на плечо себе повесил настоящую большую гармонь, прихватил чемоданчик, и мы все пошли в центр города. Там остановились возле сквера, где было много народу. Ванька ударил гармонь по ладам. Гармонь надрывно затянула мотив "Выйду ль я на реченьку", Ванька подпевал ей, а медведь похаживал перед ним на задних лапах, изображая наклонами головы неутешную грусть. Нас густо окружили люди.
Ванька вдруг рванул гармонь во все мехи и сам грянул в лад с ней:
Ах вы, сени, мои сени,
Сени новые мои.
Сени новые, кленовые, решетчатые.
Выходила молода за новые ворота,
Выпускала сокола из правого рукава.
Ты лети, лети, соколик, высоко и далеко,
На родимую сторонку, где мой миленький живет!
Медведь то расхаживал павой на одних задних лапах, то топотал всеми четырьмя, тряс, мотал головой, подрявкивал, подмыкивал Ваньке и гармошке.
Потом исполнили русскую плясовую - трепака. Медведь подпрыгивал, приседал, кувыркался с боку на бок, через голову, ложился на спину и плясал одними лапами. Выделывал такие штучки, на какие не способен никакой двуногий плясун.
После этого плясового отделения Ванька сдернул с себя соломенную шляпу, кинул медведю. Тот ловко поймал ее на лету и пошел по кругу собирать гонорар. Давали хорошо, не только медь, но и беленькие.
Спрятав выручку, Ванька объявил:
- А теперь мы представим несколько живых картин. Вот барышня собирается на свидание. - Ванька достал из чемоданчика женскую шляпу с яркими ленточками, небольшое зеркальце и клочок ваты. Строя уморительные рожи, медведь долго кривлялся перед зеркалом - пудрил ватой свою морду, примерял так и этак шляпу, сердился на длинные перепутавшиеся ленты. Снарядившись, прошелся по кругу, посылая всем лапой воздушные поцелуи.