Страница 35 из 38
- ...Много лет тому назад... я сорвался с кручи... С тех пор я мертв.
- Отчасти вы и живы, - возразил бургомистр.
- ...Отчасти я жив. Мой челн смерти ваял неверный курс... я остался на земле, и челн мой с той поры плавает в земных водах... Я после смерти странствую в земных водах... Я обречен вечно блуждать по гигантской лестнице, которая ведет на тот свет... То меня занесет наверх, то вниз, то направо, то налево. Я не знаю ни минуты передышки... Вот, кажется, я взял разбег и передо мною уже забрезжили высокие врата, но миг - и я очнулся на моем челноке, застрявшем в каких-то унылых земных водах... Никто обо мне не знает, а знал бы кто обо мне, так не знал бы места, где я нахожусь, а знал бы место... так не знал бы, как удержать меня там, не знал бы, как мне помочь".
Действительно, выход к свету совсем не прост. Лабиринты Кафки и Борхеса, возникающие на этом пути, сродни реальным лабиринтам, созданным в древние времена для космических посвящений. И все-таки во все времена устремлялись рыцари света за чашей Грааля и своими путями выходили к световому конусу мира.
Битва света за чашу Грааля продолжалась в средневековой Англии. Глянем на небо глазами рыцарей Круглого стола, ищущих светлую чашу Грааля в небесном царстве. Вот престол - Плеяды. Вот священник с воздетыми руками Орион. Вот между рук его три звезды - три старца. Чаша - созвездие Чаши. Сияющий Ланселот - созвездие Персея. Об этом говорится в романе Томаса Мэлори "Смерть Артура".
"...Увидел он, как отворилась дверь в тот покой и оттуда Излилась великая ясность, и сразу стало так светло, словно все на свете факелы горели за той дверью...
И взглянул он через порог, и увидел там посреди покоя серебряный престол, а на нем священную чашу, покрытую красной парчою, и множество ангелов вокруг, и один из них держал свечу ярого воска, а другой - крест и принадлежности алтаря. А перед священной чашей он увидел блаженного старца в церковном облачении, словно бы творящего молитву. Над воздетыми же ладонями священника привиделись сэру Ланселоту три мужа, и того, что казался из них моложе, они поместили у священника между ладоней, он же воздел его высоко вверх и словно бы показал так народу.
...Шагнул он за порог и устремился к серебряному престолу, но когда он приблизился, то ощутил на себе дыхание, словно бы смешанное с пламенем, и оно ударило его прямо В лицо и жестоко его опалило".Да, небесный огонь опаляет. Во все эпохи в небесах идет битва света. Небесная битва и битва земная слились воедино в пророческой поэме Осипа Мандельштама. Поэма написана им в воронежской ссылке в феврале - марте 1937 года. Она вся пронизана предчувствием грядущей мировой войны и превращается в битву света с темнотой. Звездная, "ясно-ясеневая", чуть-чуть "красновато-яворовая" огненная аура Мандельштама достигает из окопа земли двух небес. Его череп "звездным рубчиком шитый чепец" - становится уже знакомой нам чашей небес. Он ощущает всей сетчаткой бег лучей и мчится за ними со световыми скоростями, и по уже известным законам метакода выходит к светлой чаше конуса мировых событий. Улетая туда, в горловину чаши, он видит, как мчатся обратно "белые звезды земли", становясь по законам теории относительности "чуть-чуть красными", - это знаменитое красное смещение, возникающее при разбегании галактик.Это высокая поэзия и гениальное описание антропной космической инверсии. Оно подлинно пережитое и потому пророческое. Словно поэт уже прошел сквозь войну и теперь помогает нам уже оттуда лучами своей "яворовой" ауры.
До чего эти звезды изветливы!
Все им нужно глядеть - для чего?
В ожиданье судьи и свидетеля,
В океан без окна, вещество...
Научи меня, ласточка хилая,
Разучившаяся летать,
Как мне с этой воздушной могилою
Без руля и крыла совладать.
И за Лермонтова Михаила
Я отдам тебе строгий отчет,
Как сутулого учит могила
И воздушная яма влечет.
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры,
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами
Растяжимых созвездий шатры...
Сквозь эфир десятично означенный
Свет размолотых в луч скоростей
Начинает число, опрозраченнмй
Светлой болью и молью нулей.
И за полем полей поле новое
Треугольным летит журавлем,
Весть летит светопыльной обновою,
И от битвы вчерашней светло.
Весть летит светопыльной обновою:
Я не Лейпциг, не Ватерлоо,
Я не Битва Народов, я новое,
От меня будет свету светло.
Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей.
И своими косыми подошвами
Свет стоит на сетчатке моей...
Неподкупное небо окопное
Небо крупных оптовых смертей
За тобой, от тебя целокупное,
Я губами несусь в темноте...
Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб - от виска до виска
Чтоб в его дорогие глазницы
Не могли не вливаться войска?..
Мыслью пенится, сам себе снится
Чаша чаш и отчизна отчизне,
Звездным рубчиком шитый чепец,
Чепчик счастья - Шекспира отец...
Ясность ясеневая, зоркость яворовая
Чуть-чуть красная мчится в свой дом,
Точно обмороками затоваривая,
Оба неба с их тусклым огнем...
Для того заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Чтобы белые звезды обратно
Чуть-чуть красные мчались в свой дом?
(Февраль-март 1937 г.)
Человек может расширить до бесконечности свой слух, свое зрение, даже ощущение своего тела, он может стать существом космическим уже сейчас, находясь в пределах земли. Наш глаз не различает ультрафиолетового излучения, наш слух не слышит ультразвука, мы не можем видеть многие реально существующие вещи, скажем, четвертое измерение, четвертую пространственно-временную координату вселенной. Не можем видеть вполне реальное искривление пространства и времени, открытое общей теорией относительности. С этим не мирится литература. Она создает свои модели мироздания, видимые, слышимые и воспринимаемые человеком, безгранично расширяющие пределы его восприятия.
Космическая тема современной литературы - это Прежде всего грандиозный проект космической переориентации человека. Слово предвосхищает ту грандиозную космическую одиссею, которую предстоит пережить человечеству уже в ближайшее время. Слово отрывает человека, пребывающего в комнате, и дает ему возможность почувствовать все, что ощущает космонавт в невесомости и в безграничном пространстве. Слово призывает человека: оглянись на себя, посмотри, все ли твои возможности использованы. Слово дарит человеку бесконечное пространство и бесконечное время всего мироздания.