Страница 56 из 86
В это самое мгновение послышался рев самолета и показавшийся наш штурмовик ИЛ-2 выпустил по мосту два реактивных снаряда. Рассмотрев издалека, что мост взорван, мы остановились всей колонной и сообщили об этом командованию, а скоро появился и весь наш полк. Расположились кто где сумел найти место. Позже сказали, что саперы будут только утром. Кто-то нашел душ, нагрел воду, и мы помылись. Потом в лесу обнаружили лагерь наших военнопленных, человек 100, работавших на кирпичном заводе. Туда из полка послали кухню, а двадцать наиболее ослабленных мы привезли в свое расположение и выхаживали: помыли, как могли, переодели и накормили, сварив большую кастрюлю супа с курами, позаимствованными у хозяйки.
Запомнился мне из этих военнопленных один старшина, из кадровых, был на финской и эту провоевал до января 1945-го, а на Наревском плацдарме угодил в плен. Плакал, рыдал, голосил, зная, что придется проходить через «сито» наших особистов, и знал чем это обычно кончается.
Поздно ночью подняли, и организовав команду в 20 человек, велели подготовиться к переходу реки по взорванному узкоколеечному мосту, чтобы прочесать дома в районе взорванного автодорожного моста и прикрыть саперов, которые будут его ремонтировать. Пехотинцы, бывшие с нами в передовом отряде, уже переданы саперам и возят бревна. Выход назначили на 6 утра. Старшина батареи Фильченко заменил мой шмайсер на ППШ и снабдил всех патронами и гранатами.
Около 6 часов мы под командованием Ивана Китайкина цепочкой потянулись к мосту и уже были на позициях немецких зениток, когда нас догнал связной комдива и передал приказ вернуться: будет торжественное построение полка. Возвращаясь, гадали: взят Берлин, окончилась война, что может послужить поводом для отмены боевой задачи, если не эти причины.
Полк построили в 8 часов и, как оказалось, для подписки на Государственный заем 1945 года. Наша команда исполнила свой долг первой, отправилась по назначению и только наш командир вслух комментировал это торжественное событие.
На другой стороне реки мы оказались на большом открытом участке с множеством выездных железнодорожных путей и двухэтажной кирпичной будкой стрелочников в центре. Понимая, что она является очень удобной пулеметной позицией, мы начали окружать ее, обходя полукольцом, перебегая слева и справа, залегая за столбиками и рельсами. В этот напряженный момент из будки выбежала молодая женщина с грудным ребенком в руках и, пробежав мимо нас к реке, бросила его в воду и бросилась сама. Среди нас был один огромный парень, звали его Иван и был он такой комплекции, что после войны, когда стали переодевать в новое обмундирование, ему все шили на заказ: и гимнастерку, и брюки, и сапоги. Все стандартное ему было мало. Так он оказался быстрее всех: бросился в воду, подхватил ребенка, потом маму, вытащил их и пытался вернуть ей ребенка в руки, но она кричала и билась в истерике, пока он не надавал ей по щекам. После этого взяла ребенка и тихо заплакала. А от будки к нам уже ковылял на одной ноге седой старик и что-то кричал по-русски.
Оказалось, что он был в плену в Сибири около шести лет, был там женат на русской женщине, оставил у нее двоих детей, ехать с ним она отказалась, а ногу он потерял уже дома, при аварии на железной дороге. Он же и объяснил нам, что пропаганда была столь сильной, что очень часто приводила к таким последствиям. Он говорил по-русски и тут же переводил свои слова этой женщине, мы смеялись и, наконец, она улыбнулась.
Быстро обошли кварталы, прилегающие к мосту, осмотрели вокзал и привокзальные помещения. В небольшом вокзальном зале за буфетной стойкой, как будто и войны не было, стоял буфетчик и угощал пивом. Саперы уже клали в настил моста последние доски и, наконец, по нему началось движение.
Как недавно пояснил Китайкин, бардак он и на фронте бардак: первыми мост переехали не танки, пехота и артиллерия, а кавалькада из пяти легковых машин, полных артистов, во главе с генерал-лейтенантом Александром Георгиевичем Русских, членом военного Совета фронта, фамилию которого и некоторые детали этой экспедиции я узнал лишь в 1980 году.
Наша группа была единственной на правом берегу реки и, увидев нас, машины остановились. Артисты вышли и завязался интересный разговор: они расспрашивали о войне, о наших впечатлениях от увиденного в Германии, о том, как ведут себя немцы военные и гражданские в эти последние дни войны, и обо всем другом. Среди них были очень знакомые по кинофильмам лица, а одна совсем молодая, красивая, элегантно одетая пара, заметно выделялась из всех. Как рассказал мне А. Г. Русских в 1980 году, это был будущий знаменитый балетмейстер Григорович с молодой женой.
Угостить дорогих гостей нам было нечем, и мы отвели их в буфет вокзала, где некоторые выпили по кружке пива, любезно наполненных хозяином. Потом мы небольшой группой подошли к реке, с нами был один из артистов, одетый странно: на нем был выцветший свитер и старый солдатский бушлат без погон, а лицо очень знакомое и я никак не мог вспомнить, где, в каком фильме мог его видеть. Заметив, что я рассматриваю его лицо, он вдруг спросил, обращаясь ко мне:
— А ты кинофильм «Чапаев» видел?
Я вздрогнул от неожиданности: тремя месяцами раньше мне такой же вопрос задал капитан Трусов. Я вспомнил своих пехотинцев и, несмотря на полное нынешнее солдатское благополучие, у меня опять что-то защемило под ложечкой.
А артист продолжал:
— Помнишь сцену: «Хватит, навоевались, пускай теперь другие воюют!», — и вытянул лицо, широко раскрыв глаза. Я вспомнил.
Чапаев тогда застрелил его, а сейчас он стоял целый и невредимый и продолжал что-то рассказывать, смысл которого не сразу дошел.
Когда они паромом переправлялись через Одер, машина, в которой лежал чемодан с его вещами, скатилась в воду и утонула, а он остался в этом бушлате, любезно подаренном сапером-паромщиком.
— Не поможете ли, ребята, во что-нибудь переодеться? — нерешительным вопросом продолжил он свой рассказ, и тут опять отличился наш большой Иван, еще недавно спасший немецкого ребенка, стоявший тут же, мокрый по грудь и указывающий на большой чемодан, плывший по реке. Он влез в воду, какой-то палкой зацепил его и причалил к берегу. Когда его открыли, там оказалась мужская одежда, полностью подошедшая нашему «чапаевцу».
Вскоре началась активная переправа войск, и на правый берег в город съехалось столько техники, что в городе уже не помещались. Наш дивизион опять попал в какой-то небольшой отряд, быстро двинулись на юго-запад в направлении города Мальхин, быстро прошли его и повернули на Тетеров и Гюстров. Мы знали, что за нами двигаются полки нашей бригады, а за ними стрелковые части выгоняют из лесов разбегающиеся войска вермахта. Сопротивление немцев было очень слабым или его вообще не было. Мы проезжали некоторые города в полной тишине и только из всех окон свисали белые полотнища.
Но бывало и другое. Мы очень быстро двигались к Тетерову, объезжая места возможных заслонов и засад, сошли с главных дорог и устремились к какой-то большой деревне, расположенной за большим озером. Примерно в трех километрах от этой деревни дорога пошла через сильно заболоченный берег справа и большую высоту с крутыми скатами слева. С какого-то проселка перед нами на большой скорости выехала колонна машин с пехотой, быстро покатилась впереди нас и как только достигла узкого участка, была обстреляна тяжелыми минометами. В первую машину прямое попадание, вторая попыталась объехать по берегу и застряла, а из-за высоты стали вылетать один за одним «штукасы» и сбрасывать в гущу машин по одной тяжелой, около 200 кг, бомбе.
Командир дивизиона приказал батареям вернуться, занять огневую позицию и передать координаты, а водителю нашей машины велел объехать озеро с правой стороны по едва заметной дороге, чтобы попасть в ту деревню, куда мы стремились, но с другой стороны.
Проехав вдоль берега, свернули влево, объехав широкий озерный рукав, стали подниматься на высотку и тут же увидели стоящих в камышах по грудь в воде пятерых немцев, один из которых держал на голове радиостанцию. Немецкий пулемет стоял у меня под ногами с заправленной лентой и я, бросив его на задний борт машины, выпустил над их головами длинную очередь. Радиостанция полетела в воду, все пятеро подняли руки, а мы, спрыгнув с машины и бросившись в воду, стали вытаскивать их на сушу, снимать с них резиновые костюмы и обыскивать. Минометный огонь по застрявшей колонне моментально прекратился. Каждый обыскивал своего немца, вытащенного из воды, и мой оказался молодым, довольно симпатичным оберлейтенантом с железным крестом на шее. Когда он, отбросив каску, достал и надел фуражку, увидев железный крест, я сообразил, что должны быть еще наградной пистолет «Вальтер» и кортик. Карту с привязкой минометной батареи он отдал сам. Сидоров тут же перенес координаты на свою, и в одно мгновение организовал артналет, а въезжая в деревню мы уже видели результаты огня наших двух батарей — огневая позиция из четырех минометов представляла смесь земли и металла.