Страница 94 из 157
Закинув над головою руку с зажатой саблей, Сергей лежал на траве с рассеченным черепом. Лежал так, словно и мертвый он продолжал рубиться. Глаза его были открыты навстречу смерти, в выражении лица была не пустая и мертвая холодность, а боевая гроза...
Весь пригорок вокруг был усеян телами своих и врагов, но пушки исчезли.
«Не отдал пушки Серега. У мертвого взяли!» – подумал Степан. Он задержался над трупом Сергея, коснулся своей шапки, хотел ее снять и проститься с другом, но вспомнил, что некогда, и, только сдвинув слегка на затылок шапку, пустился вперед. За холмом он все понял: на Сергея ударили сзади, от берега Грязнушки, откуда они не ждали подхода вражеских войск.
Здесь-то, на берегу этой речки, и строилось теперь войско Разина к новым схваткам.
По мутной холодной воде Грязнушки, обросшей по берегам ольшаником, плыли, крутясь, осенние желтые листья.
Степан старался понять, куда же дворяне увезли его отбитые пушки, которые надо было вернуть, пока воевода не мог отвязаться от наседавших с тыла татар, поддержанных Алешей Протакиным.
Но размышлять долго не было времени: подъездчики донесли ему, что Барятинский устремил на татар часть своих сил, которые бьются отдельно; против Протакина бросил дворянский полк и пеших стрельцов, а остальную часть войска вместе с пушками приготовил к движению вперед, должно быть желая прорваться к мосту через Свиягу, к самому городу.
Подъездчики сообщили также, что с верховьев Сельди к дворянам пришел еще один конный полк, который поставлен на левом крыле воеводской рати.
Разин тотчас же послал сказать Бобе, что против него идут свежие силы.
Над полем сгустился туман с осенним мелким дождем.
Объехав свое войско, вновь построенное к бою, под прикрытием опустившейся мглы Степан Тимофеевич двинул его снова в долину, навстречу наступающим полкам воеводы. Ему сообщили, что воевода ведет под прикрытием конных пехоту и пушки к свияжскому мосту. Тогда Степан подъехал к лесочку на берегу Свияги, где лежала в засаде пехота, состоявшая из стрельцов Саратова и Самары, атаманом которых был Лазарь Тимофеев.
– Пошли! – махнул Степан Лазарю.
С заряженными пищалями стрельцы шевельнулись и двинулись шагом вперед, преграждая подход к мосту.
– Сам батька с нами! – прошло по рядам стрельцов.
– В бой с нами! Нас в битву ведет! – радостно говорили они.
Эта весть бодрила пехоту, как будто присутствие Разина четверило силы бойцов.
В дожде и тумане стрельцы подошли, пока стали видны смутные очертания врага, остановились и без команды, по молчаливому знаку, вскинув пищали, ударили залпом.
В стане врага точно этого только и ждали. Грянули крики, и вражеская пехота рванулась в рукопашную схватку. Разинские стрельцы напрасно роптали на то, что головы их замучили учением на иноземный лад, – они представляли собою войско, обученное не хуже, чем присланная из Казани воеводская стрелецкая рать. Сделав выстрел, первый ряд разинских стрельцов отступил назад два шага, второй ряд, стоявший за ними, шагнул вперед, и, прежде чем враг добежал, – впритык, в лицо ему снова ударили выстрелы. Пехота врага остановилась, чтобы также ответить выстрелами, но разинцы снова сменили ряды, и новая вспышка огня опять не пустила вперед дворянское войско.
– Конники, батька! – крикнул над ухом Разина чей-то голос. И Разин увидел несущийся справа конный отряд, который готов был врубиться в ряды пехоты.
Однако они не успели напасть: искусные сотники Лазаря быстро построили половину стрельцов ко врагу лицом, и пальба из пищалей встретила надвигавшиеся конские морды...
Серое небо сеяло бледный свет, при котором нельзя было видеть всадников, только общие их очертания сказали, что это драгуны: рядом с ними торчали высокие древки пик. Смятенные выстрелами, они отшатнулись, опять не сумев завязать общей битвы, но в это время на левое их крыло налетели конники Бобы.
– Стой! стой! Своих бьете! Ведь вы запорожцы, собачьи дети! – гневно воскликнул Боба. – Хиба ж запорожцам тут место, в боярском скопе, гадюки?!
Всадники сгрудились, услыхав украинскую речь, сабли вдруг опустились. Казаки отпрукивали, осаживая разъяренных коней. Два отряда остановились почти вплотную, стена на стену.
– А ты кто такий? – раздался вопрос из рядов запорожцев, которых Разин принял сперва за драгун.
– Запориський полковник Боба – вот кто я! Панов да бояр побивать наша справа, як ваша. Идитемо к нам, в наше войско, Панове товарищи!
– Бунтивник! – крикнули из рядов боярских запорожцев.
– Продажники! Зрадники! – грянули им в ответ сотни глоток из полка Бобы.
– Рубаймо их, Боба! Чего с них дывиться! Рубай!..
– За волю! Неча-ай! – призвал своих Боба, кинувшись в схватку.
И запорожские сабли скрестились с саблями запорожцев, ряды их смешались... Тысяча всадников, посланных гетманом Многогрешным {Прим. стр. 278 } в помощь боярам, колола и секла братьев своих украинцев, восставших за братский народ. Это были отборные всадники из украинской шляхты, дворяне, искавшие царских милостей и поместий в пролитии народной крови. Они не ждали, что будут побиты рукой украинского холопства и «быдла», как от польских панов научились они называть свой народ...
– Бунтивники! Быдло! – вопила шляхта.
– Зрадники! Ляховы диты! – кричали казаки Бобы, рубя и кроша их в бою.
Но в общем гвалте, пальбе и криках их слов больше уже никто не слыхал.
Пехота Лазаря сошлась грудь с грудью с пехотой Барятинского. Рубились, кололись, били в лицо из пищалей.
Конница Еремеева крепко схватилась с драгунами. Протакин теснил стремянных стрельцов...
Но воеводских пушек было никак не достать. Разин держал еще в засаде три тысячи войска: тысячу конных донских казаков под началом Наумова и две тысячи лапотников, вооруженных косами, пиками и рожнами. Эта засада была оставлена им у моста на случай, если дворяне ринутся к переправе через Свиягу.
Держать наготове большие силы до последней минуты Степан любил сам, и тому же вчера учил своего молодого товарища Боба, когда Степан их застал за игрой в Карты.
«Береги, козаче, засадную силу к остатнему часу, тогда переможешь врага», – вспомнил Разин слова Старика полковника.