Страница 4 из 33
Пришлось обратиться к Володе. Он по фотографии определяет состояние здоровья оригинала. Якобы исчезнувшая девица оказалась живой и здоровой. Володя даже подсказал район, в котором она обреталась в ожидании дальнейшего развития событий. Остальное, как говорится, дело техники.
— Спасибо, понял, — сказал Артём. — Где мне найти вашего знакомца? И в какую сумму вы оцениваете свою консультацию?
— Я на пенсии, — спокойно ответил старый следователь. — Заметьте — на пенсии, в отставке. Я профессию не менял, в Шерлоки Холмсы не нанимался. Если жизнь человеку спасете, считайте, что и со мной разочлись.
Артём кивнул, показывая, что понимает, но счел необходимым уточнить ситуацию:
— Человек, о котором идет речь, весьма богат и согласен оплатить услуги, оказанные ему. Условия оговорены, так что ничего незаконного в этом нет.
— Наиболее существенным моментом я считаю его невиновность. — На ухоженном лице старика не дрогнула ни единая жилочка. — Богат ли он или нищ — не суть важно. Мне платят за то, чтобы я помогал людям бесплатно. Улавливаете?
— Но вы в отставке…
— С помесячной пенсией, — настойчиво повторил Иван Петрович. — А значит — не вполне свободен. Вы на службе взятки не брали?
— Нет, — сказал Артём.
— Ну и я не беру, — улыбнулся старик, подходя к черному от времени секретеру. Артём ни грамма не сомневался в том, что в недрах этого древнего сооружения благополучно хранятся не только интересующий его адрес, но и многие другие бесценные документы.
— Вот, — сказал Иван Петрович, протягивая Артёму аккуратно надписанный бумажный квадратик, — прошу вас.
— Благодарю, — Артём наскоро пробежал взглядом по тексту и поднял глаза. — Иван Петрович, у вас наследники есть?
— Кто? — удивился старик, и по тону, каким это было произнесено, Артём понял все. Нет у него никого. Жена умерла слишком рано, и он запомнил ее такой же юной красавицей, какой потерял. И не сумел найти ту, которая смогла бы затмить в памяти восхитительный образ, закрепленный старым холстом.
— Послушайте, Иван Петрович, — сказал Артём, чувствуя труднопереносимое жжение в глазах, — я знаю, как жестока нынешняя жизнь. Будь я богачом, вроде моего клиента, я бы предложил вам более солидную сумму… Хотите честную сделку?
— На предмет чего?
— Вы старый заслуженный ас, но ваш архив распылят по ветру, если не найдется преемник. Я обещаю вам сделать все от меня зависящее, чтобы выцарапать Евдокимова из-под «вышки». А когда я сделаю это и получу награду, что вы скажете насчет тысячи долларов за содержимое вашего секретера? Нет, я не претендую на изъятие. Отпишите мне его в завещании.
Старый ас внимательно и придирчиво разглядывал настырного «благодетеля»; он тоже видел его насквозь и размышлял совсем не над тем, что за человек сидит напротив. Дело было совершенно в другом: на чашах внутренних весов одинокого, всеми заброшенного пенсионера причудливо балансировали духовная независимость, столь ценимая его изношенным сердцем, и желание быть полезным грядущему миру.
— Я не думаю, чтобы мои записки стоили таких денег, — проговорил он с некоторым, не очень искренним сомнением, — но если вы оцениваете их именно так…
— Да, — сказал Артём. — Но, поверьте, только потому, что не могу предложить больше.
— Мне, право, неловко, — признался Иван Петрович, и вдруг в его глазах мелькнуло выражение веселой находчивости. — Ба! — воскликнул он, улыбаясь. — Вот что мы сделаем! Я оставлю вам и картины, но при одном непременном условии!
— Охотно выполню, — успокоил старика Артём. — А в чем оно заключается?
При этих словах нерешительность вновь овладела хозяином комнаты.
— Видите ли, это не совсем обычная просьба… Боюсь, как бы вы не сочли меня немного не в себе… В общем, я прошу проследить за тем, чтобы вместе со мной был погребен этот портрет.
— Не нахожу в вашем условии ничего странного, — сказал Артём. — Это так естественно…
— Вы полагаете? — Иван Петрович смотрел исподлобья, остро и недоверчиво. — Лично я не так уверен в собственной нормальности. Вот вы, Артём, глядите на меня и думаете втихомолку: «Отчего не потешить бедного, одинокого старичка, хорохорящегося от сознания собственной ненужности? У него никого нет, кроме этого довоенного портрета кисти очень среднего мастера. Вот он и хочет уволочь с собой в могилу если не покойную жену, похороненную в Питере, так хотя бы ее изображение». Ведь так, коллега?
Артём пожал плечами: труднее нет переговоров с собратьями по профессии!
— Примерно так, — сказал честно, — только без лишнего уничижения. Я уже говорил, что считаю ваше пожелание вполне объяснимым и даже закономерным.
Старый ас одарил его нежданно загадочной усмешкой.
— Закономерное — да, — сказал, прищурясь. — А вот насчет объяснимости, Артём, вы, пожалуй что, поспешили. Впрочем, я думаю, у нас еще будет время поговорить подробнее. Когда закончите ваши поиски, приезжайте на вечерок. Посидим, поболтаем…
5
На часах было без четверти восемь вечера, когда безбожно молодящаяся «Волга» доставила Артёма в район старого ВИЗа, к дому, выстроенному в эпоху повального увлечения квази-классицизмом. Впрочем, следовало признать, выглядел он довольно приятно — этакий российский барин, увалень-аристократ в окружении ветхих аскетов, серых и угрюмо-бежевых.
По просторной каменной лестнице, освещаемой посредством мнимо готических окон, Артём поднялся на второй этаж и решительно брякнул бронзовым кольцом по львиной бронзовой морде, намертво привинченной к тяжелой натурально дубовой двери. Звука шагов он не услышал; масляно-скользко щелкнул засов, дверь распахнулась.
— Чем обязан? — раздался покровительственно-раскатистый голос.
Человек, стоящий напротив Артёма, явно принадлежал к миру, знакомому ему по фильмам о гражданской войне. Среднего роста, жутко фигуристый, несмотря на легкую возрастную расплывчатость, с глазами цвета морской волны, человек этот излучал прямо-таки физически ощутимое добродушие. Впрочем, нотка некоего превосходства, сквозившая в его по-кошачьи бархатистом баритоне, в корне пресекала малейшее поползновение на панибратский тон. Одет он был в бархатную малиновую куртку-«венгерку» и белые полотняные брюки. На ногах — к полнейшему изумлению Артёма — индейские мокасины. Похоже, что настоящие. А лет ему было слегка за пятьдесят.
— Я к вам от Ивана Петровича, — сказал Артём.
— Тогда заходите, — согласился господин Сицкий. Иначе, чем «господин», называть его было затруднительно. — Как вас по имени-отчеству?
— Артём Геннадьевич Баца, — представился Артём, вступая на скользкий паркет прихожей. — Можно просто — Артём. Я все-таки помоложе.
Господин Сицкий неспешно затворил дверь, задвинул бронзовый засов и жестом пригласил в гостиную — просторную квадратную комнату с алебастровой лепниной по высокому потолку, с большим двустворчатым окном, затененным малиновыми шторами натурального бархата и атласной белой портьерой. Комната была обставлена пристенным гарнитуром итальянского производства и набором, состоящим из дивана, четырех кресел и бронзовоногого стола с сандаловой столешницей. В этой квартире определенно водились хорошие деньги.
Артём с удовольствием погрузился в плюшевые объятия кресла, жестом попросил разрешения закурить; хозяин молча подтолкнул к нему хрустальную пепельницу.
— А как прикажете называть вас? — спросил Артём.
Хозяин неопределенно пожал плечами.
— Вообще-то, по идее, надо бы — «ваше высочество», — сказал он, улыбнувшись, — но не обижусь и на Владимира Александровича.
— Не знал, что судьба сведет меня с титулованной особой, — улыбнулся Артём. — Но этот вечер приносит мне любопытнейшие встречи. Одно знакомство с Иваном Петровичем чего стоит!
— А вы его раньше не знали?
— Нет, — сказал Артём. И рассказал все по порядку.
Сицкий слушал, не перебивая. Видно было, что дело не нравилось и ему.