Другой

Там, где кончается Навь

- Теперь я, кажется, понял, чего хотела Марена. - Неужели? Тебе повезло, Ползун, я по-прежнему не понимаю ничего. - Надо убираться отсюда подальше. Побаловались, и хватит. Если Марена решит выпустить Млыя из Нави, то у дасу будут все основания обойтись с нами по-своему. А ты знаешь, шутить он не любит. - Какие уж тут шутки. Пожалуй, ты прав. Надо оставить Млыя в покое. Не ровен час... - Сначала я думал, из города ему не выбраться. Отшельники не дадут. - Где теперь твои Отшельники? Марена загнала их обратно в города, откуда им не выбраться. Там и будут обитать до лучших времен, если они для них наступят. - Вот-вот. Это я и имел в виду, когда говорил, что, кажется, кое-что понял. Выбор сделан. - В пользу Млыя? - В пользу Других!

Костер горел ровно, почти без дыма, сухие сучья весело потрескивали в пламени, но Млыю были нужны угли. Он отгребал их в сторону большой суковатой палкой. С одной стороны деревянный идол совсем почернел и начал крошиться крупными щепками. Млый поджаривал свою статую на углях, как бычью тушу, заботясь, чтобы открытое пламя не коснулось клинка - если меч перекалится, то будет годен только для устрашения и сломается в первой же битве. С вершины крутого холма, на который он взбежал, не оглядываясь, открывалось море, поднимаясь стеной выше ожидаемой линии горизонта, хорошо виделся изрезанный бухтами берег, но, странное дело, сколько Млый ни щурился и ни тер глаза, отказываясь им верить, нигде не мог различить хотя бы признаков города, который только что покинул. Это открытие и пугало, и радовало одновременно. Дни, проведенные за городскими стенами, ощущались вполне реально. Открывшаяся на лопатке рана кровоточила, по-прежнему болела нога, да и идол, пронзенный мечом, не давал даже повода подумать о том, что все случившееся с ним неправда. С другой стороны, город исчез, растворился, как мираж, растаял фата-морганой, не оставив даже руин. Что же на самом деле произошло? - Просто ты избавился от обмана, - знакомый голос Сторожича раздался из-за спины, и Млый охнул от неожиданности. - Ты прошел, может быть, самое трудное испытание в Нави - испытание себе подобными. Дасу в прежнем, привычном обличье возник по своему обыкновению словно ниоткуда. Глядя на него, трудно поверить, что еще мгновение назад никого рядом не было. - Ты! - радостно рассмеялся Млый и даже сделал шаг навстречу, чтобы обнять Сторожича, как Рода, но сдержал себя. - Ты обещал вернуться через три дня. - Немного опоздал, - насмешливо прищурился дасу. - Ничего себе, немного. Меня там чуть не убили. - Надо слушаться советов старших. Надо быть мудрее. Уже пора. - Пора, - охотно согласился Млый. - Но все-таки объясни, куда исчез город, люди... - Ты же решил быть мудрее, - напомнил Сторожич. - Так будь им. Не было никакого города. - А схватка с медведем, капище, жрец... Да все вокруг? - Если бы ты с самого начала слушал меня внимательно, то не сделал бы ошибок, ведущих к этому, - Сторожич легко притронулся к ране на лопатке. И твой меч был бы по-прежнему в ножнах, а не торчал в дурацком идоле. - Ты хочешь сказать, что я все выдумал? - Не совсем все, тебе помогли. - Отшельники? - И они в том числе. Но главное - ты опять получил предметный урок и убедился на деле, как представление о чем-то становится действительностью. Слово способно превратиться в вещь, представления в реальность. Все взаимосвязано. Ведь даже, в, на первый взгляд, неоспоримой истине, каждый находит лишь то, что он в нее вкладывает. - Но как же тогда... - И хватит об этом. У тебя еще будет время подумать, а я сказал достаточно. Кстати, ты так и будешь поджаривать свою статую до полной готовности или хочешь получить меч немедленно? Млый подергал меч за теплую рукоятку - клинок не подался ни на сантиметр. - Еще долго, - признался он. Дасу легонько отодвинул его плечом и сделал короткий взмах руками - идол рассыпался, обернувшись горкой золы. - Опять магия, - тихо сказал внимательно наблюдавший за ним Млый. - Опять сила представлений о том, что можно сделать простой волей. Ну, так как, пойдем? - Будем скитаться по Нави, искать проход в Явь? Мне теперь кажется, что его просто не существует. - Отчаянье рождает поражение, - напомнил Сторожич. - Надежда - победу. - Я уже устал надеяться, - признался Млый. - Но ты же не остался в городе. Ты же стремился покинуть его. Зачем? - Не знаю, - пожал плечами Млый. - Наверное, по привычке. - Вот и пошли. Мне кажется, что твое путешествие скоро закончится. - С чего это ты так решил? - Млый старался не отставать от дасу. - Здесь ничего не напоминает о реке с мостом, местность совсем другая. Тогда моря даже близко не было. - А где ты видишь море? Млый обернулся и оторопел - не горы, а холмы окружали его, в воздухе не чувствовалось даже слабого запаха соли, зато очень далеко, так что можно было подумать об обмане зрения, различались два кружащих в небе силуэта, они могли принадлежать только птицам. - Если одна из птиц Магур, то кто же вторая? - Приглядись внимательнее, разве ты уже не узнаешь друзей? - Но в Нави нет других птиц. - А если мы сейчас оказались на границе с Явью? - Тогда это Гамаюн и Алконост, - отказываясь верить глазам, тихо сказал Млый. - Неужели? - Возможно, - шедший впереди Сторожич вдруг остановился. - Не нравится мне эта низина, - признался он. - Что-то здесь не так. - Низина, как низина, - Млый торопливо обогнул дасу. - Дай лучше впереди пойду я. Они спустились с холма, и теперь силуэты птиц пропали из виду. Широкая плоская низина тянулась на несколько километров, дальше виднелся подъем. Если не задерживаться, то через какое-то время, поднявшись на противоположный край, можно будет убедиться, прав был Млый в своих предположениях или нет. Но следует торопиться, иначе птицы могут улететь. Чем дальше Млый и Сторожич углублялись в широкую ложбину, тем все ощутимее становилось колебание почвы под ногами. - Здесь водятся болотные львы? - на ходу, не оборачиваясь, спросил Млый. Про себя он решил, что даже если здесь живет болотный лев, то отступать он не будет. Сумел ведь он в прошлый раз избежать ловушки, сможет и сейчас. Главное, не останавливаться. - Нет, здесь что-то другое, - Сторожич попытался придержать Млыя за рукав, тот нетерпеливо отмахнулся. Если граница с Явью рядом, рассуждал он, то ничто уже не сможет остановить меня. Нет, только вперед! Пару раз он проваливался по щиколотки в жидкую грязь, но старался не останавливаться на одном месте и быстрее переносить тяжесть тела с одной ноги на другую. Под тонким слоем почвы чувствовалась зыбкая трясина, но цель была так близка, что риск казался оправданным. - Берегись! - услышал он за спиной голос Сторожича, и это было последнее, что он услышал. Тонкий торфяной ковер вдруг расступился прямо перед ним. В какое-то мгновение Млый еще мог избежать опрометчивого шага вперед, упав на спину, но сделать этого не успел. Из открывшегося черного окна на поверхность с тяжелым всхлипом поднялась чашечка гигантского растения, и ступня Млыя угодила на скользкий лепесток. С таким же успехом он мог наступить на мокрое стекло. Потеряв равновесие, он вдруг ощутил себя летящим в открывшееся жерло. В разом наступившей темноте Млый падал, скользя по необъятному влажному склону, все ниже и ниже. Живой колодец (а он был именно живым) пульсировал под ним каждой клеточкой, вибрировал и вздрагивал, направляя его к какой-то одному ему известной цели. Это - конец, успел подумать Млый. Отсюда уже не выбраться! Взгляд успел перехватить уменьшающийся пятачок чужого неба с горящими даже днем бледными звездами, и тут же наступила полная темнота. Цветок захлопнул свои лепестки. А Млый все продолжал падать. Он ожидал, что внизу будет вода и придется барахтаться во мраке, продлевая последние секунды жизни, но съехал по мокрой горке на вполне твердую и упругую поверхность. Удар был мягким, его лишь бросило вперед, так что он очутился на четвереньках. Задрав голову, Млый попытался увидеть выход из колодца, но темнота была настолько плотной, что по ней, казалось, можно было чертить мелом, как по грифельной доске. - Попался! - сам себе сказал Млый и встал на ноги. Размеры растения, поймавшего его в свою чашечку, не поддавались описанию. Млый летел вниз долго, словно с обрыва. Падая, он видел противоположный лепесток, точно так же изящно выгнутый, мокрый и скользкий. Но, на первый взгляд, ничего ужасного все же не произошло. Млый ожидал, что внизу его поджидает вода или вязкая трясина, или разинутая пасть неведомого чудовища. А он просто попал в плен. В темницу. Лепестки растения были сомкнуты настолько плотно, что внутрь не просачивалась вода. Но необходимо сначала обследовать размеры живой камеры. Млый вновь присел на корточки и ощупал то, что можно было назвать полом. Ладони заскользили по вибрирующей поверхности листа. Чуть подвинувшись, Млый еще раз ощупал пол и вдруг отдернул руку с невольным криком. Пальцы наткнулись на невысокий, примерно с полметра, вырост, усеянный кривыми шипами. Боль была такой, как будто в ладонь вогнали с десяток раскаленных докрасна игл, по крайней мере, вспышка в глазах пульсировала еще несколько секунд. Ситуация становилась понятной. Он попал не просто в ловушку, в которой может оставаться бесконечно долго, - растение было плотоядным. Возможно, оно, на манер болотного льва, охотилось на василисков, возможно, дичью ему служили другие обитающие в Нави чудовища. Но то, что выбраться наружу будет практически невозможно, не оставляло сомнений. Что такое внешнее пищеварение, Млый знал не по наслышке. Почти все виды пауков успешно используют яды для того, чтобы сначала убить или усыпить жертву, а потом высасывать из разлагающегося под действиям яда тела необходимые для питания соки. Можно привести примеры и из растительного мира. Ту же, скажем, обычную болотную росянку, охотящуюся на насекомых. Там, правда, используется еще и клей. - А тебе клей ни к чему, - обратился вслух Млый к своему безгласному охотнику. - Ты и меня и так сожрешь, не подавишься. Подождешь, пока перестану дергаться, и готово дело. Он опять взглянул наверх, словно надеялся, что лепестки приоткроются, но не увидел ничего кроме мрака. - Буду рубить мечом, - предупредил Млый. Он судорожно вздохнул, воздуха явно не хватало. Пахло чем-то пряным и сладковатым - запах гниения. Дожидаться, пока он окончательно ослабеет, не имело смысла. Действовать следовало немедленно, но сначала надо принять решение, каким образом. Меч остался при нем, и это было удачей. Млый ощупал мясистые лепестки как бы ни были они толсты, вряд ли превосходят длину клинка. Но если он даже сумеет проделать отверстие, то в него немедленно хлынет вода, тогда меч станет только обузой. Можно попытаться рассечь лист одним ударом, но и в этом случае он вряд ли сумеет протиснуться в узкий разрез, чтобы выбраться наружу. А, выбравшись, окажется под водой. Будь это река или озеро, вынырнуть на поверхность не составило бы труда, но ведь болото прикрыто торфяной коркой, и он будет биться об нее, как об лед, пока не задохнется. Нет, это не выход. Ощупывая стены темницы, Млый двигался по кругу. Иногда он сильно топал, или даже пинал, попадающиеся на пути стерженьки с ядовитыми иглами пронзить шипами кожу сапог они не могли, но цеплялись за них так, что приходилось выдирать ноги, как из зарослей ежевики. Растению эти маневры явно не нравились, усилилась вибрация, и вдруг откуда-то из предполагаемоего центра к Млыю метнулся упругий жгут, подвижный, как язык хамелеона. Он обвил Млыя вокруг пояса, и тот попытался его отодрать, словно боролся с удавом - руки перестали слушаться от боли, вся поверхность жгута была покрыта такими же ядовитыми шипами, как и невысокие стерженьки на дне чашечки. Жгут начал подтаскивать Млыя к центру цветка. Безмолвная борьба в полной темноте становилась все ожесточеннее. Сапоги скользили, Млый упал на колени. Он ухватился за рукоятку меча, но клинок был тесно прижат к спине. И все же медленно, сантиметр за сантиметром Млый вытаскивал меч, пока отчаянно не рванул и не освободил его. Он ткнул клинком наугад, попал во что-то противно вздрагивающее, потом полоснул наотмашь. Жгут ослабил хватку и начал отползать в сторону. Теперь Млый преследовал его, желая избавиться от повторного нападения навсегда, но это ему не удалось - мрак стоял кромешный. - Ладненько, - пробормотал Млый, вновь отступая к стенке. - Продолжим наши забавы. Ладони покрылись сплошными волдырями, но меч теперь Млый из рук не выпускал. Буду рубить ступени, решил он, убедившись, что только так сможет подняться по стенкам лепестков, - толщина, похоже, достаточная". Он сделал первый надрез, все растение разом пришло в движение. Не обращая на тряску внимания, Млый торопливо кромсал скользкую поверхность, ощущая, как сочатся порезы. Листы были настолько мясисты, что зарубки вполне годились для того, чтобы уместить в них носок ступни или ухватиться рукой. И тут внутрь чашечки цветка хлынула вода. Растение лишь чуть приоткрыло створки, чтобы вода просочилась внутрь и жертва утратила строптивость, но на Млыя холодный душ подействовал отрезвляюще. Утопит, подумал он. Теперь точно утопит. Защита у болотного охотника, похоже, отработана веками. Ну, уж если погибать, то вместе! Мысль о собственной гибели была не основной, основной оставалась надежда, что у растения все же сработает инстинкт самосохранения и для того, чтобы избежать уничтожения, оно попробует избавиться от жертвы, то есть от него, от Млыя. А потом все же оставался шанс, очутившись в воде, достигнуть поверхности - возможно, торф на том месте, откуда поднялась чашечка цветка, чтобы поглотить Млыя, еще не полностью затянулся. Меч легко, по самую рукоятку, вошел в упругую мякоть. Затем Млый двумя руками стал разрезать лепесток, отпихивая в сторону вновь появившийся жгут. Он резал, кромсал, бил. Вода залила его уже до пояса, от нехватки воздуха перед глазами плыли круги. Только бы не потерять сознание! Млый удвоил усилия, хотя, казалось, и так бился на пределе возможностей. Вдруг чашечка цветка распахнулась. Послышался громкий хлопок, и Млыя подбросило вверх, как надувную куклу. Он взлетел над поверхностью трясины, перед глазами мелькнуло вертящееся каруселью небо, а в следующий момент он плюхнулся обратно, но не в жерло цветка, а в маслянисто-черную воду. Барахтаясь, как неумелый пловец, - меч из руки он так и не выпустил - Млый увидел лежащего на самой кромке колеблющегося торфа Сторожича. В руках тот держал длинную сухую жердь. Оставалось только ухватиться за нее, и дасу подтянул его к себе. Грудь Млыя ходила ходуном, тело била крупная дрожь. Мокрый и жалкий он лежал на поверхности трясины, в том самом месте, куда его оттащил дасу, не в силах не то чтобы встать - ползти. - Торопливость в достижении цели, - назидательно говорил Сторожич, но Млый слушал его плохо, - зачастую приводит к обратному результату. - Прописные истины, - прохрипел Млый, кашляя и сплевывая попавшую в легкие воду. - Прописная глупость не следовать прописным истинам, - остался верен себе дасу. - Где птицы? - Млый приподнялся на локте. - Отсюда их не видно. - Ты не хочешь рассказать мне, что произошло, когда цветок утащил тебя под воду? - Нет, - угрюмо отрезал Млый. - Как-нибудь в другой раз. От его одежды воняло тиной и гнилью, волосы слиплись, а руки покрыли кровавые волдыри, но решимости как можно скорее достигнуть выхода из Нави не убавилось. - Придется обходить низину по дальнему краю, - Сторожич помог Млыю подняться. - Не хочешь ведь ты попасть в ловушку еще раз? Одного раза оказалось достаточно. Они вернулись назад, и с того самого места, откуда Млый увидел птиц, теперь не было видно ничего, кроме пустого горизонта. - Я так и знал! - разочарование было слишком сильным, Млый устало сел прямо на землю. - Скажи, Сторожич, зачем Марене нужна моя смерть? Почему она не хочет выпустить меня из Нави? Ведь ты говорил, что наши миры двуедины и существуют, поддерживая друг друга. В таком случае в поступках Марены нет логики. - Нет - с точки зрения твоей человеческой логики. Логики Другого. Но ты ошибаешься даже сильнее, чем тебе кажется. Марена не желает твоей смерти, как не желает смерти любого существа, которого убивает. - С какой стати ты так решил! - запальчиво возразил Млый. - Даже теперь, когда проход в Явь совсем близок, Марена не желает отпускать меня. - Не торопись с предположениями, - Сторожич усмехнулся, сел рядом. Видишь бабочку? - Бабочку? - встрепенулся Млый. - Где? В Нави нет бабочек! - И я тебе говорю о том же. Но раз появились насекомые, то граница совсем близка. Бабочки не могут залетать далеко в Навь. Млый прищурил глаза и наконец различил над самой травой летящую неуверенными рывками бабочку-подёнку. Почти прозрачное тело и слабенькие слюдяные крылья помогали ей оставаться незаметной. В Яви такие бабочки летали громадными стаями. Они появлялись в один прекрасный день, словно ниоткуда, чтобы заполнить мириадами тел, как падающим снегом, все небо. Для жизни им отпускались всего лишь сутки. К вечеру степь покрывалась сплошным вздрагивающим ковром, а в реках тяжело и сыто ворочалась перекормленная рыба. Почему-то Млый вспомнил, что у этих бабочек нет даже рта. Они появляются только для того, чтобы дать жизнь новому потомству и тут же умереть. Ему всегда было жаль этих летучих однодневок. - Посмотри, - продолжил дасу, - бабочка летит над самой травой. Что она видит, что замечает? Догадывается ли она о нашем существовании? Попробуй, поговори с ней, если сможешь. Сумеешь ли ты ей сказать что-нибудь так, чтобы она поняла? Будешь ли ты уверен, что она поняла тебя до конца? - Не знаю, - притих Млый. - А ты сможешь? - Да! - Сторожич протянул руки и, дождавшись, когда подёнка окажется рядом, резко хлопнул. Потом на открытой ладони показал Млыю маленькое раздавленное тело. - Думаешь, она не поняла, что я ей сказал? А теперь представь, - продолжил Сторожич, - что существует Некто, знающий о нас то, что нам известно о бабочках. Некто, знающий, как, чем и почему ограничено пространство, называемое нами Вселенной и полагаемое бесконечным. Некто, кто не сможет сообщить нам о своем существовании иначе, чем убив нас. Некто, носящий в своей руке смерть, как язык, как средство общения с нами. Уничтожая нас, Некто дает о себе знать. А мы, через свою смерть, которая, возможно, значит не больше, чем предостережение путнику, сидящему рядом с убийцей, можем в последний раз увидеть, словно через распахнувшуюся дверь, новые пространства и иные границы. Эта высшая степень страха перед смертью, - когда уже нет возможности что-либо запомнить, - является тем, что вовлекает в действие и связывает всех безымянных участников такой охоты. Череда смертей - это, на самом деле, единственное, что делает возможной систему контактов между различными уровнями реальности внутри больше ничем не ограниченного пространства, в котором смерти без конца повторяются, как повторяется эхо, отражающее само себя. - Ты это знаешь наверняка? - спросил Млый. - Ты в этом уверен? - Я догадываюсь, - скупо ответил дасу. - Если то, что ты сказал, действительно так, то значит Марена ни при чем. За мной охотится не она. - Верно. Марена лишь инструмент. Вечная жница жизней, приходящая туда, куда ей укажут. Пойдем! Они обошли низину по большому кругу. В лицо Млыю дул несильный ветер, принося знакомые с детства запахи. Млый жадно шевелил ноздрями, боясь признаться самому себе, что так может пахнуть только Явь. - Видишь? - вновь указал Сторожич на горизонт. - Опять они. - Где? - уже не в силах сдерживать себя закричал Млый. - Где? Но он уже и сам видел кружащих далеко над степью птиц, словно боявшихся пересечь невидимую черту. А чуть позже показалась речушка с перекинутым через нее Калиновым мостом. - И я могу теперь просто так уйти? - все еще не веря, спросил Млый. Просто так? - Ты уходишь из мира, куда теперь сможешь всегда вернуться, - дасу неожиданно остановился, пропуская Млыя вперед. - Всегда, когда захочешь. Но посмотри внимательно вперед - тебя встречают. Млый приложил ладонь ко лбу, потому что теперь прямо перед ним светило солнце Яви, и вдруг увидел на другом берегу реки неспешно едущих к нему на конях Рода, Велеса и Свентовита, а рядом с ними Ольгу на гнедом иноходце, подаренном ей Млыем незадолго до того, как он покинул дом. Разом забыв обо всем, Млый побежал им навстречу, чуть прихрамывая на раненую ногу, но почему-то остановился. Он оглянулся и увидел сзади своих провожатых. Впереди всех, улыбаясь, стоял Сторожич, его длинные волосы чуть шевелились, раздуваемые ветерком, и он их отбрасывал со лба знакомым движением руки. Дальше виднелась нелепая фигура Жердяя, словно составленная из косых геометрических линий. Еще чуть дальше на Индрике гарцевала Летавица в светлой тунике, а неподалеку угрюмо застыл Скимен-зверь, словно раздумывая, не следует ли пуститься за Млыем в погоню. Громоздкий силуэт Ния окутывала сеть коротких молний, и даже отсюда Млый слышал невнятное ворчание громовых раскатов - единственная речь, которую Ний знал. И над всем эти неровным строем возвышалась неподдающаяся описанию циклопическая фигура Марены. Она стояла в темном свободном платье и ее глаза смотрели прямо на Млыя, притягивая и отталкивая одновременно, словно она знала нечто, что пока говорить еще не собиралась. Млый раскачивался на месте, как будто его тянули в противоположные стороны два привязанных к нему каната, но потом решительно махнул рукой и направился к мосту. Он уходил в Явь широким свободным шагом, пытаясь различить лица друзей и жены, ждущих его на другом берегу, но перед самым Калиновым мостом остановился опять. Плоский камень-указатель, точно такой же, как и тот, на котором он прочитал древние руны перед тем, как войти в Навь, торчал из земли прямо на его пути. Нельзя было пройти мимо и не прочитать предостережения. Млый подошел к камню вплотную и, медленно шевеля губами, повторил вслух прочитанное: