Страница 13 из 65
— А что с ним сталось?
— В 89-ом Горбачев «за спасибо» сдал Восточную Германию, даже не выговорив взамен судебного иммунитета для ее лидеров — чем привел в несказанное изумление руководство ФРГ. Тут можно было бы много чего сказать, остерегая от такого обращения с союзниками — от по-американски циничного "Мерзавцы, конечно, но ведь наши мерзавцы" до чисто детского «Если ты кого-то приручил, ты за него в ответе», — но наш любитель консенсусов слишком спешил получить свою Нобелевскую премию мира… Вульфсон, разумеется, при желании мог без проблем исчезнуть из Германии, но — остался: не стал срывать абажур и невозмутимоожидал, пока за ним придут . Похоже, западники простили бы ему всё, что угодно, но только не такое вот демонстративное «Идите вы все на…» — так что пришли за ним очень быстро…
Вульфсона, отставного шефа внешней разведки , судили трижды, и это было что-то с чем-то даже на фоне всей тогдашней вакханалии с «правосудием победителей» — особенно учитывая, что тех в Штази, кто гнобил диссидентов, никто и пальцем не тронул. Сперва ему пытались пришить «государственную измену в форме шпионажа»; адвокаты попросили разъяснений — "А какому же именно государству изменил обвиняемый?" и, в свою очередь, вежливо объяснили, что квалифицировать служебную деятельность главы разведслужбы суверенной державы как «шпионаж» — это юридический нонсенс. Потом последовательно возникли и отпали обвинения в имевших место по ходу разведопераций убийствах, пытках и связях с террористами (это, как выяснилось, шло по линии других департаментов Штази) — впору освобождать вчистую… Тут западное «общественное мнение» (формируемое как раз теми, кого Вульфсон четверть века выставлял на всеобщее посмешище) впало в совершеннейшее неистовство и, топая ножками, наехало на суд в лучших обкомовских традициях — «А я хочу, чтоб он сидел, и точка! Иначе — ПАРТБИЛЕТ ПОЛОЖИШЬ !» Короче, с третьего захода, перешерстив все досье БНД за 40 лет, присудили: по ходу тех закордонных операций Вульфсона убийств, пыток и терактов — таки да, не было, но случался киднепинг; странно, что не довесили еще и «подделку документов» — тут тоже дело было бы верное… Итог — два года условно, плюс — на закуску — лишение государственной пенсии.
Вульфсон плюнул и съехал на ПМЖ в Италию. Пишет там книжки — идут нарасхват, шутка ли: бывший шеф пятой по мощности разведслужбы мира… Вот я и думаю, Чип — а не сочиняет ли он там, помимо книжек, и еще что-нибудь эдакое?
30
Благодатный полуподвальный сумрак маленького патриархального кафе; до чего ж славно юркнуть в такую норку после отчаянного крысиного прошмыга по раскаленной средиземноморским солнцем сковороде рыночной площади!.. У задней стены, сплошь завешенной фотографиями кинозвезд и футболистов — допотопный музыкальный автомат; парень и девушка в серо-голубых футболках Йельского университета только что до отвала накормили его монетками, и теперь он благодарно мурлычет им свои каприччио. Помимо неизбежных «туристо американо» наличествует и столь же неизбежная для европейских кафе парочка пенсионеров-шахматистов: один — седовласый, с артистически взлохмаченной шевелюрой, второй — бритоголовый, с породистым лицом римского патриция.
— Синьор Марко! — окликает из-за стойки хозяин. — Вам кофе по-турецки, как обычно?
Бритоголовый неспешно оборачивается на зов.
— Да. Свари-ка из тех зеленых зерен, что ты показывал в прошлый раз.
Хотя его итальянский здорово хромает, хозяину кафе явно импонирует стремление гостя общаться на местном, так сказать, диалекте — уж каком ни на есть. Шахматный же партнер бритоголового, напротив, предпочитает нынешний язык межнационального общения :
— Шах!.. Да, кстати: я тут купил твою книгу, английский перевод…
— Которую из?..
— «Секреты русской кухни». Я-то сдуру решил, что это про политику, а там — вполне натуральная кулинария!
— Да, многие сочли это форменным надувательством, эдаким «Королевским жирафом», — хмыкает бритоголовый; пару минут он обдумывает позицию, после чего конь его внезапным прыжком преодолевает пешечный частокол противника. — Боюсь, Чезаре, твоя затея с шахом была не слишком удачна: теперь размен ферзей неизбежен, и в эндшпиле я сохраняю лишнего слона. Это будет довольно скучно, но ходов через пять я тебя дожму. Возражения будут?
— Гм… пожалуй что нет… Кстати, Марко, ты никогда не рассказывал, что жил в России.
— Так ты не спрашивал, — пожимает плечами бритоголовый; он на миг отворачивается, принимая («Граци, Витторе!») из рук хозяина свой кофе. — Это ведь было очень давно — до войны и в войну. В ту войну…
— А чем ты там занимался, если не секрет?
— Учился на шпиона. Какие уж тут нынче секреты…
— Шутишь?!
— Какие там шутки!.. С началом войны всех немецких эмигрантов-антифашистов… или вернее так: всех, кого НКВД не успело расстрелять по ходу разнообразных чисток и сдать с рук на руки коллегам из Гестапо по Пакту 39-го года… короче, всех нас по мобилизации сгребли в разведшколы. Готовили к заброске в Рейх: парашюты, шифроблокноты — все дела… Мне тогда здорово повезло: буквально перед самой заброской забрали в другое ведомство — заниматься пропагандой. А мои соученики оказались в Германии, где и сгинули — все до единого; без малейшей пользы для дела, как я теперь понимаю. Впрочем, это вообще русский стиль ведения войны — заваливать позиции врага трупами своих: если трупов хватило-таки — можно потом рапортовать о «победе»… Кстати, я честно описал это всё в своей первой книге, «Тройка»; если интересно, можешь почитать — она тоже есть в английском переводе.
— НКВД следовало расстрелять тебя еще тогда, Марко, — усмехается седовласый, подымая на уровень глаз принесенный Витторе стакан кьянти («Прозит!»). — Ты ведь, как я понял, своей книжкой создал для них проблему , а у них с этим делом быстро: «Нет человека — нет и проблемы!»
— Вот-вот. Это отчеканил товарищ Сталин. А гуманист Никита Хрущев, после Венгерского восстания 56-го, присовокупил: «Всего этого кровопролития можно было избежать, если бы мы вовремя расстреляли дюжину болтунов»… Кошмар в том, Чезаре, что они как те Бурбоны: ничего не забыли и ничему не научились. Они ведь по сию пору предаются мечтаниям — как бы им восстановить Великую Империю «в границах 1984 года», и сладострастно обсуждают — каких именно болтунов им для этого следовало бы в свое время расстрелять: Яковлева, Сахарова, Горбачева… А вот вспомнить о тех 12-ти миллионах, что они благополучно успели перестрелять, сгноить по концлагерям и уморить голодом в колхозах — а ведь это были лучше их землепашцы, лучшие инженеры, лучшие разведчики, наконец! — нет, такое им в и голову не приходит… Понимаешь, это какая-то особая логика, Чезаре — недоступная нам, примитивным и скаредным европейцам!..
— Синьор Марко! — вновь подает голос хозяин. — Вас к телефону!..
Бритоголовый обменивается с кем-то парой негромких фраз и, оставив на стойке купюру, возвращается к столику.
— Извини, Чезаре. Приехал мой издатель — будь он неладен, пр-роклятый эксплуататор…
— Ну, издатель — это святое! У Аниты сегодня открытие выставки — тебя ждать?
— А кто его знает: как пойдет… Ладно, созвонимся! Чао!
Бритоголовый поднимается по ступенькам к выходу из кафе, и звуки каприччио из музыкального автомата превосходно оттеняют ту удивительную легкость, с какой движется этот вроде-бы-как старик…