Джованна и ангел

- Более двух веков -это огромный срок для человека, - заговорила она, пытаясь вернуть нить логических рассуждений в эту залитую полумраком комнату, из которой она была изгнана. - И все же два века - это еще не вечность. Что заставляет вас предположить, что вы бессмертны?

- Представителей Homo Eternus, более старых, чем мы, не существует, сразу же согласился с ней Парпария. - Мы были первыми... Значит, бессмертие - это пока еще только слова. Но гипотеза основывается на анализе нашей структуры (и он указал на странные реторты, стоявшие на идущих вдоль стен полках), на удивительной способности нашего организма к возрождению. Вот, посмотрите ...

Выдвинув ящик рабочего стола, он извлек из него скальпель. Потом, засучив рукав, положил левую руку на фарфоровую ступку и одним ударом перерезал себе вены. Джованна не успела даже вскрикнуть и отвести взгляд. Кровь стекала в белый сосуд.

- Так как реальной опасности нет, самый сигнал боли не так уж силен, сказал Парпария.

Черты его загорелого лица напряглись, но он говорил без видимого усилия, что ужаснуло женщину почти так же, как невероятная сцена, разыгранная на ее глазах. Из стеклянных реторт, в которых заключались теперь она это знала - образцы вечной материи, на нее, казалось, глядело бесчисленное количество глаз, и она почувствовала себя отброшенной за границы понимания, в какой-то странный, находящийся вне человечества мир, в котором все становилось возможным.

Кровь больше не текла по бессмертной руке, и биолог вытер рассеченную кожу куском марли. Края раны срастались на глазах. И через минуту лишь узкий беловатый шрам отмечал то место, где только что была рана.

- Никто из нас еще не умер, хотя некоторые попадали в аварии, от которых не спасся бы ни один смертный, - сказал Парпария. - Практически мы бессмертны... по крайней мере, по сравнению с длительностью жизни нормального человека...

Ни ноты торжества, ни оттенка законной гордости не прозвучало в равномерно звучавшем голосе. И Джованна вдруг ясно представила себе толпу людей, спокойно созерцающих возведение и гибель целых городов. Вокруг нее рождались и умирали все менее многочисленные поколения. Бесконечно умноженный образ Сфинкса, почти бессмертная толпа присутствовала при агонии человечества. Социальная справедливость, свобода, равенство - все, что люди завоевали в борьбе, длившейся тысячелетиями, оборачивалось теперь против них: если высшие посты, требующие знаний, мудрости и опыта, должны занимать самые лучшие, то кто из людей сможет соперничать с этими сфинксами, располагающими почти неограниченными возможностями для накопления этих знаний, мудрости и опыта? Постепенно руководящие посты должны будут перейти к ним во всех областях. И по праву. Она понижала трагическую иронию этого процесса, знала, что бессмертным не нужно будет прибегать к обману, устраивать заговоры. Каждый из них сможет претендовать на ключевые посты, уверенный, что получит их благодаря своим необычайным знаниям и высшей организации, которая делала смешной конкуренцию любого другого кандидата. Отстраненные мирным путем - так, что и сами того не заметят, - люди принуждены будут прозябать на второстепенных постах и вырождаться, в то время как бессмертные переймут у них цивилизацию и понесут ее к вершинам, лежащим далеко за гранью понимания самого одаренного смертного. "Но ведь это мы расписали стены пещер и Сикстинскую капеллу, - захотелось ей крикнуть. -Это мы построили пирамиды и антенны для космовидения, написали "Илиаду", "Гамлета" и "Идиота", открыли закон разложения урана и взлетели в Космос!" Она вспомнила о цветах и игрушках. А нож? Даже тот, которым Парпария вскрыл свои бессмертные вены... Каждое орудие таило в себе мысли, которые уносили человека все дальше - от допотопных времен того, кто обточил первый речной булыжник, до несчастного дня открытия, переживаемого ею сейчас.

Никогда еще не любила она с такой силой и болью все, созданное человечеством. И вдруг она с удивлением обнаружила, что включает сюда все завоевания - от Питекантропа до великих открытий человечества космической эры. Но разве Homo Primigenius не отстранил Питекантропа? A Homo Sapiens Homo Primigenius? Все смешалось в ее голове. Страхи, которые ей было удалось усыпить, охватили ее с прежней силой, и она поняла, почему Парпария вырвал у нее обещание хранить тайну. Как это ни смешно, но бессмерным нужно время. Их неудержимый взлет происходит лишь по мере того, как они размножаются, и малое число экземпляров нового рода - единственное препятствие на пути их овладения руководящими органами больших земных предприятий.

Уже сейчас Парпария руководил всеми исследованиями в области биологии, Витторио возглавлял изучение Космоса...

Острая, пронзительная боль напомнила ей о человеке, о котором она, казалось, забыла. Но нет, она знала, что Витторио все время был тут, что это он направлял ее страхи и что лишь сила страдания заслонила в ее представлении его образ, как анестезия, снимающая боль во время операции. В бессознательном порыве самозащиты ее любовь попыталась спрятать его, исключить из круга ее размышлений, так же как ужас отогнал от нее в первые минуты мысли, овладевшие ею после признания биолога. Но, какое-то время сдерживаемые, эти мысли теперь терзали ее с новой силой. И тем более мучительно было думать о человеке, которого она любила.

Парпария, не нарушавший молчания Джованны, перевел на нее взгляд своих серых глаз. Потом, словно угадав, что ее тревожит, произнес раздельно и сурово: - Ведь Витторио вас любит.

- Но скольких любил он до меня?

Вопрос вырвался раньше, чем Джованна подумала о том, что скажет.

- Не знаю, - тихо ответил Парпария.

- Это ужасно! Ужасно !... Он не должен был встречаться со мной, он должен был исчезнуть!

И она почувствовала себя униженной, ощутив укол ревности. Ее щеки вспыхнули.

- Ведь и вас я просил исчезнуть, - напомнил ей собеседник.

- Но он знал!..- Она заметила, что кричит, и сделала отчаянное усилие, чтобы успокоиться. - Извините, я...

- Я вас понимаю ...

В словах биолога звучала искренняя грусть, глубина которой не ускользнула от Джованны. Это была не простая жалость, и интонация, с которой было произнесено это "понимаю" помогла ей больше, чем это сделали бы ненужные слова сочувствия.