Встречи на Сретенке

- Знаю, - коротко бросил Володька. - Бей.

- Это успеется... Знать хочу, зачем на понт шел?

- Другу, - кивнул Володька на отошедшего от столика Тальянцева. - Видишь, плохо ему.

- Фронтовой?

- Нет, школьный.

- Рисковый ты парень... Хотя рука у тебя ничего. Был миг, когда засомневался я. Но у меня же вес. Килограммов на тридцать больше тебя тяну, наверно. Весом и взял. Держи, опохмели друга. -- И он протянул Володьке деньги.

- Спасибо... Спасибо, - дрогнувшим голосом сказал Володька и бросился к Тальянцеву: - Бери покупай.

Тот удивился, но деньги взял и к буфету. Володька вернулся к столику.

- Где в войну служил? - спросил кузнец.

- В пехоте... Одно время разведвзводом командовал.

- Ого, - протянул кузнец. - Значит, там силенки и поднабрался. Может, выпить хочешь?

- Нет.

Подошел Тальянцев со стопкой водки и маленькой кружкой пива. С жадностью выпил. Прошла землистая бледность, отвердел взгляд, высокомерно задралась голова.

- Поблагодари дружка-то, - сказал кузнец.

- Разочтемся мы... И с вами я рассчитаюсь. Будьте завтра в это же время, сказал Тальянцев сухо.

- Не будет меня в это время... Ну, бывайте, хлопцы... - Он забрал с собой остатки закуски и вышел.

- Мужик каков! - кивнул вслед кузнецу Володька. - Я думал, бить начнет.

- Ну, бить я ему не дал бы. - Левка хлопнул по заднему карману, и Володька понял, что там пистолет.

- Не сдал?

- У меня именной... - небрежно бросил тот. - Спасибо, малость полегчало.

- Ты что, сейчас здорово закладываешь? - спросил Володька, но сразу понял, не надо было.

- С чего это решил? Просто перебрал вчера.

- Ничего я не решил, спросил только.

- Спросил? - протянул тот. - Думаете все, пропадет Тальянцев? Не из такого я материала. Понял?

- Кто это "все" так думают?

- Думают... некоторые. Дескать, взлетел высоко - сильнее брякнется. Знаю я. Завидовали мне многие, Володька.

- Про кого ты, Левка?

- Знаешь, про кого... Деева в баре видел. Ухмыляется так противно. Сам еле до лейтенанта дотянул, а тоже мне - оставлю след в архитектуре... Ни фига он не оставит.

- Брось, Левка, кажется тебе это. Закуришь?

- Давай, - Тальянцев прижег папиросу, жадно затянулся. - Вообще-то, Володька, я же на войне хозяином был. Понимаешь? Но не только это. Я себя на месте чувствовал. По мне все было - и напряжение дьявольское, и мгновенные поиски решения боевой задачи, и риск... Полной жизнью я жил. На всю железку. Ну, а сейчас... - он безнадежно махнул рукой. - Люсю мою помнишь?

- Конечно.

- Бросила! Как в запас уволили, так и ушла. В погонах я ей был нужен, вот что! А уж слова какие говорила, вилась вокруг меня, как змея. - Он резко кинул окурок.

- И черт с ней! - сказал Володька.

- Не получается... Вот барахло разное продам и махну к ней в Молдавию... он посмотрел на Володьку, криво усмехнулся. - Что, не похоже на меня?

- Не похоже.

- Сам диву даюсь. Как опоила чем... Из-за нее и с армией... Ну, пока, резко сказал он, круто повернувшись.

В этот вечер, выйдя из дома, чтоб пойти к Майке, Володька неожиданно столкнулся с Толькой Лявиным. Тот был обстрижен под машинку, лицо опало, скулы подвело, но взгляд плутоватых глаз бодр.

- Все в порядке? Отпустили? - спросил Володька.

- Пока на поруки, но, думаю, обойдется... Сейчас на адвоката деньги собираю. Знаю, у тебя нет, но, может, у кого из знакомых? Отдам точно.

- Нет, Толя, у меня таких знакомых, к сожалению.

- Вообще-то я наберу. Ты как узнал про меня?

- Буфетчица сказала...

- Она меня и заложила! Но про нее тоже материальчик есть, поплачет еще...

- Значит, думаешь выкрутиться?

- Выкручусь... Доказанных фактов-то нет. Адвоката надо ловкого. - Толик помолчал, вытащил папиросы, предложил Володьке. - Ну а ты куда?

- В полиграфический перевелся... Скоро занятия.

- Значит, пять лет лапу сосать? - усмехнулся Толик. - Нет, такое не по мне. После этой войны пожить хочу. Я же постарше тебя на два годка, двадцать семь стукнуло, а жизни пока не видел.

- Веревочка недолго вьется, - заметил Володька.

- Кто как сумеет... Я неопытный еще, вот и промазал, да и спешил. А зарываться нельзя, помаленьку надо. Знаешь, "жадность фрайера сгубила"? Это надо завсегда помнить. Ну и с людьми, конечно, обхождение блюсти, чтоб не обижались... Вот так, без спешки годиков через пять можно и в директора ресторана выйти... Ну, и придется торговый техникум заочно кончить... Такие у меня планы, Володька.

- Целая программа-максимум.

- А что, каждый тоже свою пятилетку должен иметь, - ухмыльнулся Толик.

- Ну, валяй, - сказал Володька на прощание...

С Майей он встретился на Колхозной и пошел провожать ее до дому.

- Если мамы нет, тогда зайдем, посидим... Ужином тебя угощу, - сказала она, беря его под руку. Но Майкина мать оказалась дома...

- Может, еще пройдемся? - предложил Володька.

- Устала я. Постоим, покурим... - Она помолчала немного, потом спросила: Что у тебя с Тоней?

- Я же рассказал тебе.

- Но я думала... - Она не закончила, поглядела на Володьку и грустно протянула: - Да, прошлое не возвращается. Я поняла это. А ведь хотела возвратить, и ничего не по-лу-чи-лось... - четко отделила она слоги.

- Получилось, Майка. Мне хорошо с тобой...

- Правда? - радостно спросила она. - А помнишь, как не принял меня вначале? "Как это в войну можно хорошо жить?!" - повторила его слова и рассмеялась.

Улыбнулся и Володька... Прошло около трех месяцев после его возвращения в Москву, а сколько всего уже случилось, подумал он. Они докурили, попрощались, и Володька направился домой.

На углу Колхозной увидел Лелю. Она была не в военном, а в каком-то дешевеньком, но милом платьице и в туфлях на высоком каблуке. Шла с подругой, оживленно болтая, а около них брел малость подвыпивший лейтенант простецкого вида, пытающийся, видно, заговорить с ними и познакомиться, но делавший это неумело, неуклюже от стеснительности, и Леля с подружкой что-то острили в ответ, смеялись, а лейтенант туповато улыбался, не постигая, наверно, блеска острот московских девиц.

Увидев Володьку, Леля отвернулась, сделала вид, что не заметила, и прошла мимо. Он не стал ее останавливать, но, обернувшись, поглядел вслед. Она шла, цокая каблучками, смело покачивая бедрами... Увалень лейтенант сделал попытку взять ее под руку, но она увильнула, что-то сказала, и девушки громко рассмеялись, а лейтенант обиженно пожал плечами, но не отставал.

Тут Леля повернула голову и, заметив, что Володька стоит и смотрит на них, вдруг совсем по-девчоночьи состроила гримаску и... показала язык. Володька рассмеялся - ожила Лелечка. Ему стало как-то легко на душе, будто сбросил что-то, и, пожалуй, впервые за эти месяцы он так ясно радостно ощутил, что война-то позади и что впереди целая жизнь, в которой обязательно все будет хорошо...

И, когда на другой день утром ему позвонил Коншин и предложил сходить в Третьяковку, он с радостью согласился, удивившись, как же ему раньше не пришло это в голову, он так любил Третьяковку и часто ходил туда до армии.

- Ты часто, а я каждую неделю, - ответил Коншин.

Они встретились на Колхозной и пошли к Кировскому метро. По дороге Володька спросил:

- Неужто каждую неделю ходил? Зачем?

- Понимаешь, Третьяковка меня как-то тревожила, вдохновляла. Приходил домой и сразу за холст и масло. Аж дрожал, так хотелось писать, запах масляных красок вдыхал, как амбру, - Коншин засмеялся.

- Раз так, тебе в Суриковский надо было.

- Я сдавал туда. Не прошел. Рисунок у меня слабый. С натуры рисовать не любил, все больше фантазировал...

- Что же фантазировал?

- Разное, - опять засмеялся Коншин. - Когда гоголевский "Портрет" прочел, наверно, года два старика этого писал, с глазами его мучился. А после Герцена, где, помнишь, он о взгляде Николая I писал, стал императора изображать с его змеиным взглядом. Конечно, не получилось, мальчишкой же был. Надо бы с натуры побольше писать, а мне скучно - всякие там античные головы или натюрморты...