Цена славы

Он увидел вражеского сапера за мгновение до того, как килпатриковский «Шершень» выпустил заряд из своих РБД-установок прямо в щель, где тот укрылся. Гордон узнал бронежилет врага и камуфляж на его боевом шлеме. Это был тот же самый человек, которого он успел заметить на экранах перед тем, как «Страус» повредил ногу.

Гордон надеялся, что вражеский солдат еще жив. Расстрелять его из пулемета, а еще лучше — задушить голыми руками! Это удовлетворит его гораздо больше, чем смерть двух бежавших солдат. Ярость Гордона уже не поддавалась контролю — это была бешеная обида на несправедливость, из-за которой погибли его друзья и он сам попал на этот треклятый холм, находясь так далеко от дома! Мысль о доме болью отозвалась в сердце Гордона. На Марике остались его мать, сестра и невеста Миринда. Он не видел их уже три года. Порой страстное желание увидеть близких людей становилось настолько сильным, что он, казалось, даже мог осязать его. Но сейчас Вилькоха отделяло от дома расстояние в двадцать световых лет. Бесчувственный тупой полковник, даже не знающий имени Гордона, Швырнул его в водоворот ужасной битвы с подлыми ренегатами и убийцами.

Слезы покатились по щекам Гордона. Он сжал свой автомат в потных, трясущихся руках и двинулся к неподвижному телу врага.

— Ты, жалкий ублюдок, — шептал он. — Ты, мерзкая тварь...

Наемник лежал ничком, уткнувшись лицом в траву. Гордон уже вскинул автомат, готовясь разрядить в лежавшего воина всю обойму, но что-то заставило его приостановиться. Затем он снова осторожно пошел вперед. Бронежилет на спине человека был разорван, и китель под ним тоже разорван и окровавлен. Глубокая рана у левого плеча сочилась свежей кровью. Гордон протянул руку и перевернул солдата на спину. Грудь наемника поднималась и опускалась — он еще дышал. Лицо превратилось в сплошной комок запекшейся крови. Кровь пузырилась под его ноздрями при каждом выдохе.

Гордон даже не заметил, как гнев его прошел. Не то чтобы совсем исчезли его ненависть и жажда убийства. Просто кровавая маска солдата почему-то сразу превратила противника из мишени в человеческое существо. Гордон дотронулся до горла раненого, пытаясь нащупать пульс.

Сквозь корку засохшей крови прорезались темные глаза. С непостижимой для Гордона быстротой правый кулак лежавшего человека взметнулся, сложенный для смертоносного удара — одним суставом пальца вперед, — нацелившись в шею врага. Но раненый ослабел, и удар оказался все же слишком медленным. Он пришелся по краю гордоновского шлема, отбросив водителя робота назад.

Гордон вскочил на ноги и схватился за автомат. Он уже прицелился, когда с ненормальной для сильно раненного человека скоростью, наемник в кровавой маске поднялся с земли. В его руке, точно по волшебству, возникло тонкое черное лезвие боевого ножа. Он шагнул прямо под дуло гордоновского автомата и нанес удар. До Гордона сначала даже не дошло, что он ранен, пока что-то горячее не потекло по его обнаженной груди. Вздрогнув, он глянул вниз, удивляясь при этом, почему все вокруг становится красным.

Потом он очутился на земле. Он лежал на спине, глядя в красное небо сквозь красные ветви деревьев.

«Будь ты проклят, Лангсдорф», — хотел сказать Гордон, но не смог. Красное стало черным, и он умер.

Капитан Рэмедж прислонился к дереву. Стараясь сохранять вертикальное положение, он вытер свой нож о штаны. Он чувствовал боль и слабость. Рана на спине бешено пульсировала. Бронежилет принял на себя основную мощь удара куска шрапнели с кулак величиной. Жилет порвался, но все же уменьшил скорость пули, пробившей мышцы у левого плеча. Благодаря этому Рэмеджу не оторвало всю руку, хотя ей здорово досталось.

Кожа на лице стала жесткой и потрескавшейся. При взрыве Рэмеджа контузило, и кровеносные сосуды в носу лопнули. Он знал, что жесткая маска — не что иное, как его собственная засохшая кровь. «Ну и видок же у меня, наверное, — подумал он. — Удивительно, что водитель „Страуса“ не убежал с воплями от такого зрелища». Сознание уже возвращалось к Рэмеджу, неся с собой жгучую боль в голове и спине, когда вражеский солдат перевернул его. Рэмедж открыл глаза и увидел, как нелепый стрекозиный шлем того парня из «Страуса» склоняется к его лицу, и заметил зловещий автомат в руке воина. В подобных ситуациях Рэмедж никогда не обращал особого внимания на собственные раны. Он приготовился к бою, забыв о боли, разрывавшей его плечо, забыв обо всем, кроме необходимости быстро и тихо прикончить врага. Он не сумел убить водителя робота с первого удара — такой удар требует точности и аккуратности; распростертый на спине и полуослепший Рэмедж не смог нанести его правильно. Но по чистой случайности он все же не совсем промахнулся. Враг потерял равновесие, и Рэмедж получил отсрочку. Он заставил тело подняться. Раненая спина ежесекундно напоминала о себе, заставляя морщиться от дикой боли. Рэмедж вытащил нож, бросился на врага, который в него целился, и рассек ему гордо.

Рэмедж почти терял сознание от головокружения и боли. От резких движений рана вновь открылась, и теплая струйка крови стекала вниз по спине. Острая боль пронзала левый бок в такт дыханию. Значит, как минимум, одно легкое получило ранение.

Чтобы отвлечься от боли и тошноты, он огляделся вокруг, пытаясь оценить свои шансы. Битва продолжала бушевать. Это он понял сразу, как только пришел в себя. Вершина восточного склона была охвачена пламенем; оттуда доносился грохот взрывов. Должно быть, марикские боевые роботы уже взобрались на холм и теперь сражались с группой поддержки Серого Легиона Смерти.

Уловив низкий горловой рокот скорострельных орудий шаттлов, Рэмедж понял, что «Фобос» с «Деймосом» тоже вовлечены в битву. Зону поражения их орудий сильно ограничивали склоны этого ущелья-ловушки. Но марикских боевых роботов, неосторожно попавших к ним под обстрел, ожидали большие неприятности. Уши Рэмеджа поймали и другой звук — знакомый глухой грохот стодвадцатимиллиметровой скорострельной пушки. Эти снаряды поражали противника не хуже, чем стодвадцатки шаттлов, но скорость стрельбы была несколько меньше. Рэмедж достаточно часто слышал этот звук, чтобы немедленно распознать в нем голос скорострельного орудия грейсоновского «Мародера». Звуки взрывов на дальней стороне холма позволили ему заключить, что к сражению, скорее всего, присоединилась вся грейсоновская рота.

Рэмедж, наверное, закричал бы от радости, не будь он на грани обморока. Теперь все будет о'кей. Полковник успел вовремя!

Сквозь какофонию битвы пробился, уже с другой стороны, шум двигателей. Держась за ствол дерева, Рэмедж повернулся и увидел пару приземистых колесных глайдеров. Они медленно ползли вдоль подножия холма. Рэмедж знал эту модель — модифицированные двадцатитонные боевые глайдеры с восемью колесами. На каждой из них возвышалось несколько вращавшихся мультинаправленных антенн. Эти машины не несли на себе никакого оружия, но электронные приборы-глушители, находившиеся в их квадратных телах, могли направить ход битвы совсем в иное русло. Впрочем, наметанный взгляд Рэмеджа сразу определил, что надлежащим образом эти машины отнюдь не используются. Эти два глайдера следовало расположить в отдалении друг от друга, на противоположных краях поля битвы. Или поместить на вершину соседней гряды, но никак не держать в такой опасной близости от сражения. Сейчас любой заблудившийся боевой робот, даже какой-нибудь солдат, оставшийся в стороне от кипящей битвы, мог повредить глайдеры, прервав их передачи и очистив тактические частоты.

Шорох раздвигаемого подлеска заставил Рэмеджа вновь повернуть голову. Солдаты Марика, сотни солдат! Он увидел, что колесный бронеглайдер уверенно взбирается вверх по склону, и услышал жалобный вой мотора грузового глайдера с юга, невидимого сквозь дым и деревья.

Загородившись западным склоном от противника, вражеские пехотинцы с неуклонной решимостью карабкались вверх, таща за собой глайдеры-глушилки. Зачем? Не собираются же они драться с боевыми роботами легионеров? И где же тогда... остатки его пехоты?