Обменные курсы

– Когда мы ждем остальных гостей, дорогая? – спрашивает Стедимен, стоя в углу.

– В половине девятого, – отвечает Баджи. – Я хотела немножко побыть с мистером Петвортом без посторонних. Понимаете, мистер Петворт, я мечтаю выяснить, так ли вы обворожительны, как я надеялась.

– Боюсь, я вас разочарую, – говорит Петворт.

– О, так вы скромник? Не отпирайтесь, первое впечатление вполне в вашу пользу. Садитесь со мной рядышком, и перейдем к следующим впечатлениям. Феликс принесет вам выпить.

– Не хотите для начала отли… – спрашивает Стедимен, – отличного персикового коньяка?

– Нечто незабываемое, – подхватывает Баджи.

– Я сегодня уже многовато его выпил, – отвечает Петворт, – на официальном завтраке.

– Ах, этот официоз! – восклицает Баджи. – Скука смертная!

– Как насчет пис-пис… – спрашивает Стедимен, – пис-портера? – Он открыл курдский вьючник с экзотическими посольскими винами.

– Замечательное здешнее вино. Белое, сухое, – говорит Баджи. – Прекрасно помогает раскрепоститься.

– Отлично, я выпью писпортера, – отвечает Петворт.

– Извините меня на минуточку, – говорит Стедимен, сжимая бутылку. – Мне надо сходить на ку-ку-кухню, взять у Магды штопор.

– Конечно, дорогой. – Баджи Стедимен небрежно взмахивает рукой, так что та случайно опускается Петворту на колено. – А пока обворожительный мистер Петворт расскажет мне все про свой богатый событиями день.

– Он был не так уж богат событиями, – говорит Петворт. – Меня сытно накормили и отвели в мавзолей Григорика.

– Да, конечно, они всегда туда водят, – замечает Баджи. – Боюсь, я так и не смогла понять, в чем тут удовольствие. Впрочем, мне и у мадам Тюссо не нравится.

Ниспадающее платье ниспадает всё заметнее и заметнее; Баджи улыбается Петворту.

– Ну, расскажите же мне, что вы думаете о Слаке, – просит она. – Расскажите, как вам здесь показалось.

– Очень мило, – говорит Петворт.

– Слака, город искусства и музыки, жучков и шпионов, – произносит Баджи. – Полагаю, вам настоятельно советовали быть осторожным? Сказали, что у стен есть уши, у окон – глаза, а горничные чулками сигналят тайной полиции?

– Да, – отвечает Петворт.

– Золотое правило Слаки – всем, чем занимаешься, занимайся не на виду. А чем бы вы хотели заняться, мистер Петворт? Какое у вас хобби?

– Вообще-то никакого, – отвечает Петворт.

– О, не скрытничайте. – Баджи берет его за руку. – Наверное, вы заметили, что во мне совсем нет того, что принято называть благоразумием. Мной руководит сердце, не рассудок. Вообще-то я совсем не гожусь для Слаки.

– Да, сложно, наверное.

– Феликс, дорогой, бутылки может открыть Магда! – кричит Баджи Стедимен через плечо. – Почему бы тебе не зайти в душ, смыть с себя пот трудового дня? А я пока развлеку мистера Петворта. Да, мистер Петворт, у меня очень трудная жизнь. Как вы проницательны, я ощущаю ваше сочувствие. У меня, как я говорила, неуемный, взбалмошный, легкомысленный нрав. Здесь, в Слаке, меня постоянно преследуют, фотографируют, записывают, словно какую-нибудь политически значимую кинозвезду.

– Да, вероятно, очень утомительно.

– Утомительно – не то слово! – восклицает Баджи. – Моя жизнь трагична и беспросветна, мистер Петворт. Я здесь как в темнице.

– Неужели? – говорит Петворт.

– Да, да! – Баджи крепко стискивает его бедро. – Я не могу спокойно поехать в теннисный клуб или пойти в мясную лавочку – везде за мной следуют агенты. За мной волочатся микрофоны. Когда мы занимаемся любовью, то включаем Вагнера, и не уверена, что даже он заглушает. Скажите, вы любите Вагнера, мистер Петворт?

– Да, очень.

– Я знала! – восклицает Баджи. – Хотите послушать? Что ж, если вечер пройдет хорошо, возможно, послушаем. Опера, опера, мистер Петворт, – вот моя стихия! Пролетать под маской, в карете, с пением – вот для чего я создана. Такой я всегда себя видела – танцующей под легкой вуалью с избранником судеб. Теперь вы знаете мою мечту. А вы, мистер Петворт? Вы – избранник судеб?

– Не думаю, – отвечает Петворт.

– А я думаю. Правительство вас выбрало, вам поручили дела, тайны. Может быть, вы обладаете властью, о которой сами не подозреваете? Полагаю, в каждом из нас есть что-то неисследованное. – Она нежно касается волос на его затылке.

– Да, наверное, – отвечает Петворт.

– Пожалуйста, не надо себя принижать, – говорит Баджи. – Я никогда себя не принижаю. У вас очень красивая шея. Это банальность, но сексуальная привлекательность всегда выражается штампами.

– Да, конечно, – отвечает Петворт, оглядываясь.

– Феликс в душе, – успокаивает Баджи. – Мы совершенно одни, если не считать агентов. Однако подумайте, как скучна их жизнь, если кто-то не озарит ее яркой вспышкой. Поневоле чувствуешь свой долг быть хоть сколько-нибудь интересной.

– Уверен, вы очень интересны.

– О да! Знаете, сколько я здесь? Три года, три года в заточении. Как легко догадаться, это не такое место, куда бы я мечтала поехать. Я всегда видела себя в одной из мировых столиц. Петь, танцевать, носить бриллиант в пупке. Знаете, что говорят? Если бы Феликс не заикался, нас бы послали в Токио!

– Наверняка есть места куда хуже Слаки.

– Ах да! – восклицает Баджи. – Нефтяником в Северном море? Младшим переводчиком бухгалтерского отдела в Бангладеш? Да, вечно говорят, что кому-то еще хуже.

– Однако у Слаки должны быть и свои преимущества, – предполагает Петворт.

– Кто вам сказал? – спрашивает Баджи. – Кстати, как ваше имя?

– Энгус.

– Так вот, Энгус, полагаю, вы не совсем поняли, что я вам говорю, как одна родственная душа другой. Я говорю, что одинока, бесконечно одинока.

– Да, понимаю.

– А я, кажется, понимаю вас. – Баджи запускает руку в его брючный карман. – Знаете, каким я вас вижу? Человеком, разочарованным в любви. У вас такой грустный, озабоченный вид. Я угадала?

Петворт вспоминает сегодняшний день, видит лицо Кати Принцип и отвечает:

– Ну, более или менее.

– Сколько у нас общего! – восклицает Баджи. – Одиночество и потребность в утешении. У меня мигрень, Энгус, вас не затруднит помассировать мне затылок? Не здесь, ниже. Не обращайте внимание на платье. Ой, Феликс, я думала, ты в душе.

Воду снова отключили, – говорит Стедимен, глядя на них сверху вниз.

– Я только что рассказывала Энгусу, какой замкнутый образ жизни мы ведем, – объясняет Баджи.

Стедимен садится в датское кресло напротив них.

– Трудно ждать, что тут будет так же весело, как в Москве или Вашингтоне.

– Или в Белграде, или в Читтагонге, – подхватывает Баджи.

– Мне нравится, – говорит Стедимен. – Надо не бо-бо-бояться землетрясений, и еду можно купить лишь по определенным дням, зато пе-пе-персиковый коньяк замечательный, да, вполне на мой вкус.

– При всем своем мальчишеском шарме, Феликс – скучный прагматик. Неудивительно, что моя мать, мудрая женщина, советовала мне не выходить за него замуж. Она сказала, что это может развить привычку шастать по чужим спальням. Так и вышло.

– Да, Баджи, – говорит Стедимен, – ты не могла бы секундочку потерпеть? Сюда идет Магда.

Через мгновение перед Петвортом оказывается огромный поднос, на котором шипят два больших бокала с джин-тоником и еще один с белым вином, такой же большой и шипящий.

– Плиз, комрад, – говорит Магда, вглядываясь в Петворта так, словно его лицо стоит запомнить.

– Слубоб, – отвечает Петворт.

– Да, конечно, – с чувством произносит Стедимен, беря бокал. – Нам тут очень нравится. Чудесная природа, замечательные места для…

– Пикников, – вставляет Баджи.

– Именно это я собирался сказать.

– Прекрасные озера и пляжи, – продолжает Баджи.

– Незабываемые прогулки верхом, – подхватывает Стедимен, – обширные леса для любителей ох-ох-охоты.

– Считается, что Магда ни слова не понимает, – говорит Баджи, когда могучая черная спина скрывается в коридоре, – но она всегда начинает ронять подносы, если мы что-нибудь здесь ругаем. Вы, наверное, очень заняты, Энгус? А то мы могли бы свозить вас на озеро. Там можно раздеться догола.