Страница 2 из 4
Тайрелл покоился на ложе. Ее серые глаза ожидающе глядели на него, ее рука касалась его руки, но он все не просыпался.
Она с тревогой взглянула на Монса.
Тот успокаивающе кивнул.
Наконец рука ее ощутила легкое подрагивание.
Его веки затрепетали и медленно приподнялись. Глубокое, уверенное спокойствие по-прежнему царило и в его синих глазах, так много видевших ранее, и в его сознании, которому пришлось так много забыть. Тайрелл мгновение смотрел на нее, затем улыбнулся.
С дрожью в голосе Нерина проговорила:
- Каждый раз я боюсь, что ты забудешь меня.
- Мы всегда возвращаем ему память о тебе, Благословенная Господом. И будем делать это и впредь, - успокоил ее Монс. Он склонился над Тайреллом.
- О, Бессмертный, полностью ли ты пробудился?
- Да, - внятно ответил Тайрелл и, рывком приподнявшись и сбросив ноги с ложа, резким и уверенным движением встал прямо. Оглядевшись, он заметил приготовленное ему новое белоснежное одеяние и облачился в него. Ни Монс, ни Нерина не могли заметить теперь в его действиях ни малейшего признака колебаний или растерянности. Разум в этом вечном теле вновь был молодым, ясным и уверенным в себе.
Монс преклонил колени, Нерина последовала его примеру. Священнослужитель негромко проговорил:
- Возблагодарим Господа за то, что он дал свершиться новому Воплощению. Да пребудет мир в этом периоде и во всех последующих за ним.
Тайрелл поднял Нерину с колен. Затем наклонился и с силой заставил подняться Монса.
- Монс, Монс, - промолвил он с укоризной. - С каждым столетием люди все больше относятся ко мне как к богу и все меньше - как к человеку. Всего несколько столетий назад (ты мог бы видеть это, если бы жил тогда) они уже молились при моем пробуждении, но еще не преклоняли колен. Я - человек, Монс. Не забывай об этом.
- Ты принес мир всем народам, - ответил ему Монс.
- Тогда в награду за это, может быть, мне хотя бы дадут поесть?
Монс поклонился и вышел, Тайрелл мгновенно обернулся к Нерине. Сильные и нежные руки крепко обняли ее.
- Если бы я когда-нибудь не проснулся, - сказал он, - самым трудным для тебя было бы расстаться с моим телом. Я ведь даже не представлял себе, насколько был одинок, пока не встретил еще одно бессмертное существо.
- В нашем распоряжении - неделя здесь, в монастыре, сказала она. - Целая неделя уединения перед тем, как отправиться в мир. Больше всего на свете я люблю бывать здесь вместе с тобой.
- Подожди немного, - отозвался он. - Еще несколько столетий, и ты утратишь это чувство благоговения. Я надеюсь, что так и произойдет. Ведь любовь гораздо лучше - а кого же мне еще любить в этом мире?
Она представила себе длинную череду столетий одиночества, пережитых им, и все ее тело сжалось от любви и сострадания.
Поцеловав его, она отстранилась и задумчиво оглядела его, как бы оценивая.
- Ты снова изменился, - сказала она. - Это по-прежнему ты, но...
- Но что?
- Ты стал как-то нежнее.
Тайрелл рассмеялся.
- Каждый раз они промывают мне мозг и вкладывают в память новый набор знаний. О, большинство из них - все те же, но их совокупность несколько отличается. Так бывает всегда. Сейчас жизнь стала более мирной, чем столетие назад, вот и мой разум приспосабливается к новой эпохе. Иначе я постепенно превратился бы в ходячий анахронизм. - Он слегка нахмурился: - Кто это?
Она коротко взглянула на дверь.
- Монс? Нет. Здесь нет никого.
- Правда? Ну, ладно... Да, так у нас будет неделя уединения. Время, чтобы осмыслить и придать законченный вид моей скроенной заново личности. А прошлое... - он запнулся.
- Как бы мне хотелось родиться раньше, - мечтательно сказала она. - Я могла бы быть тогда вместе с тобой.
- Нет, нет, - быстро перебил он. - По крайней мере, не в самом далеком прошлом.
- Это было так страшно?
Он вздрогнул.
- Не знаю, насколько точны сейчас мои воспоминания. И я рад, что они ограниченны, что не все сохранилось в памяти. Но и того, что есть, - достаточно. Легенды говорят правду. Лицо его омрачилось. - Большие войны... словно разверзлась преисподняя. И ад был всемогущ! Антихрист являлся при свете дня, и люди страшились всякого, кто возвышался над ними... Его отрешенный взгляд устремился куда-то вверх, как бы проникая сквозь блеклый низкий потолок. - Люди превратились в зверей. В дьяволов. Я говорил им о мире, а они пытались убить меня. И я должен был пройти сквозь это. Милостью Господа я бессмертен. И все же они могли убить меня, ибо я уязвим для оружия.
Он испустил долгий глубокий вздох.
- Одного бессмертия было недостаточно. Лишь Божий промысел уберег меня от гибели, так что я смог продолжить свою миссию и проповедовать мир до тех пор, пока мало-помалу эти ущербные твари не вспомнили о своих душах и не выбрались из преисподней к свету.
Никогда еще Нерина не слышала от него таких речей.
Она нежно коснулась его руки.
Его взгляд, словно бы вернувшись издалека, обратился на нее.
- С этим покончено, - твердо произнес он. - Прошлое мертво. У нас есть наше сегодня.
Где-то вдали священнослужители запели радостный благодарственный гимн.
На следующий день, увидев его в конце коридора склонившимся над чем-то бесформенным и темным, она поспешила к нему. Он стоял, нагнувшись над телом священнослужителя, и, когда Нерина окликнула его, вздрогнул и выпрямился. Мертвенно бледное лицо его было полно смятения.
Она взглянула вниз и побелела от ужаса.
Священнослужитель был мертв. На горле его виднелись синие отметины, шея была сломана, а голова чудовищно вывернута.
Тайрелл сделал движение, пытаясь загородить тело от ее взгляда.
- П-п-приведи Монса, - произнес он, заикаясь и с такой неуверенностью в голосе, словно приближался к концу очередной своей сотни лет. - Скорей. Это... приведи его.
Пришел Монс и, взглянув на тело, замер, не в силах вымолвить ни слова. Наконец он почувствовал пристальный взгляд Тайрелла.
- Сколько столетий прошло, Мессия? - спросил он дрожащим голосом.
- С тех пор как здесь совершалось насилие? - в ответ спросил Тайрелл. - Восемь веков или более того. Никто, Монс, слышишь, никто не способен на такое, - страстно добавил он.
- Да, - безжизненно сказал Монс. - Насилия больше не существует. Оно было генетически устранено в процессе развития человечества. - Внезапно он рухнул на колени.
- О, Мессия, принеси нам снова мир! Дракон восстал из прошлого!
Тайрелл выпрямился; его фигура в белой мантии олицетворяла глубочайшее смирение. Он возвел глаза к небу и начал молиться.
Нерина преклонила колени. Сила горячей молитвы Тайрелла постепенно вытесняла кошмар из ее сознания.
Его тихий голос разносился по монастырю и возвращался трепещущими отзвуками, словно отразившись от ясного, голубого и такого далекого неба. Никто не ведал, чьи смертоносные руки сомкнулись на горле священнослужителя. Никто, ни одно человеческое существо давно уже не могло совершить убийства. Как сказал Монс, сама способность ненавидеть, разрушать была устранена из человеческой психики в процессе совершенствования всей человеческой расы.
Голос не проникал за пределы монастыря. Эта борьба должна была вершиться здесь втайне, и ни малейший намек на нее не должен был просочиться наружу, чтобы не разрушить долгий мир, царящий во Вселенной.
Ни одно человеческое существо...
Но пополз шепоток: вновь возродился антихрист.
И они бросились к Тайреллу, к Мессии, за поддержкой и утешением.
- Мир, - говорил он, - мир! Со смирением встречайте зло, в молитве склоняйте головы ваши, вспоминайте любовь, что спасла человека, когда ад обрушился на Вселенную две тысячи лет назад.
Ночью, подле Нерины, он вдруг застонал во сне и начал отбиваться от невидимого врага.
- Дьявол, - закричал он и проснулся, дрожа с головы до ног.
С горделивым смирением Нерина удерживала и успокаивала его, пока он не заснул снова.