Страница 26 из 63
- Туговато тебе будет одержать победу, - рассмеялся Кирток.
- Хвастайся, сколько хочешь, а хвост приготовь, - ответил я.
Так, перебрасываясь шутками-прибаутками, встретили командира полка Макаренко. Я, подтянувшись, доложил:
- Товарищ майор, младший лейтенант Драченко прибыл для прохождения дальнейшей службы.
Подал документы. Тот внимательно прочитал предписание:
- Ну что ж, поздравляю с возвращением в строй.
Пускай Иван Голчин принимает "молодое" пополнение.
Командир улыбнулся и крепко пожал руку, желая удачи в боевой работе. И никто не догадывался, что у меня только один глаз.
И лишь одному Николаю Киртоку поведал о своей беде. Тот сначала не поверил, но когда увидел протез, убедился:
- Но как же ты?..
- А вот так, Николай. Обязательно я должен воевать. У меня счет к врагу ой какой огромный! И не только за погибшего отца или свое увечье. Мне за тех раненых и комиссара, что в лагере были и убежать не смогли, отомстить надо. Наверняка расстреляли их фашисты. Они знали об этом. И никто, слышишь, Коля, никто не упрекнул нас, бежавших...
- Я понимаю тебя...
- А если понимаешь, выполни просьбу мою...
- Какую?
- Возьми к себе на время ведомым. Не подкачаю. Николай молча кивнул головой.
- Ну вот и хорошо. А об увечье моем ребятам пока знать ни к чему. Потом сам как-нибудь скажу...
...На аэродроме Пальмировка мы жили в небольших домиках, довольно потрепанных. Большинство окошек в них были заколочены фанерой. У самых стен - нары, на гвоздях - шлемофоны, планшеты, куртки...
Поселился по возвращении в этом муравейнике, который ни за что в жизни не променял бы ни на какие апартаменты. Все тут свое, знакомое - люди, обстановка, запахи, звуки. Проговорили тогда допоздна. И тут я по их настроению, отдельным фразам стал понимать, что некоторые из них догадываются насчет моего протеза.
Лежат ребята на нарах, не спят, а за окнами порывистый ветер раскачивает деревья. Кружит озябший часовой, постукивает сапогом о сапог. Не спится и мне. Накинул куртку, вышел на крыльцо. Прохладный ветер колючей моросью прошелся по щекам. Прислушался - к домику кто-то подходил.
- "Стоял он дум великих полн", - продекламировал идущий, и я по голосу узнал Николая Пушкина. Несколько минут стояли молча. Потом Коля достал папиросу, чиркнул спичкой.
- Я, Ваня, вот что тебе хотел сказать. - Глубоко затянувшись, он поднял меховой воротник. - Только ты не обижайся и пойми меня правильно: летать тебе будет очень трудно. И знаешь, почему?.. Немцы прямо взбесились, любой ценой стараются расправиться со штурмовиками.
- Не понял, почему так говоришь? - Жесткий ком обиды подкатил к горлу.
- Езжай-ка ты в училище. Там интересная работа, тоже полеты. И если кто-то из стрелков узнает... Ну сам понимаешь, он будет вправе отказаться выполнять с тобой боевые задания. А стрелков у нас тоже сейчас не густо.
- Знаю, что будет очень трудно, но слишком большой должок у тех, кто меня изуродовал. Вот почему я буду драться с фашистами не на жизнь, а на смерть. Сколько сил моих хватит...
Я почувствовал, как у меня горит лицо, уперся лбом в холодные доски двери.
На следующий день ко мне подошел воздушный стрелок Аркадий Кирилец сухощавый парень, с резкими чертами лица. Он мялся, как-то не решаясь начать разговор. Но потом произнес:
- Товарищ младший лейтенант, возьмите меня в свой экипаж. Хочу с вами летать.
Мне так хотелось от души обнять этого славного парня, но сдержался и только сказал:
- Хорошо, поговорю с командиром полка.
С тех пор наши судьбы накрепко переплелись. Значительно позже узнал, что Кирилец случайно услышал наш разговор с Николаем Пушкиным.
У Аркадия тоже была тайна: перед призывом в армию у него обнаружили туберкулез. Он лечился, но началась война, и парень тут же ушел на фронт. Закончил курсы воздушных стрелков. В июне 1943 года получил одно ранение, затем второе. Предлагали перейти в техсостав - решительно отказался, продолжал сражаться...
Снова в строю
Вынужденное длительное отсутствие сразу же сказалось на технике пилотирования. Смогу ли я, хватит ли сил опровергнуть закон физики, о котором напомнил профессор в госпитале? Должен, во что бы то ни стало должен! Потому что живет еще фашизм с двумя глазами, который передо мной в неоплатном долгу за свои злодеяния. Но разве только передо мной? Разве не взывают к возмездию ребятишки, потерявшие родных и близких, расстрелянные старики, никому не причинившие зла, поруганные женщины, удушенные газом, тот комиссар и те офицеры, сгоревшие в застенке?
Закались, сердце, неземной ненавистью для грядущих боев! С мыслью о ней веди меня в бой!
Завтра начинаю летать самостоятельно. О моей трагедии пока знают лишь начальник штаба полка майор Спащанский, Кирток, Пушкин.
Кое-кто догадывается. Ну и пусть! Уже сделал несколько полетов.
С каждым днем машина становится все послушней. Сначала, когда выходил к посадочной полосе, обозначенной буквой "Т", Кирток "дирижировал" посадкой - указывал с земли флажком, куда подворачивать. Одни недоумевали, другие понимающе сочувствовали: "Человек вернулся из госпиталя. Кое-что подзабыл, вот, мол, и наверстывает..."
Позже с Николаем освоили такой сложный маневр, как "ножницы". Суть его заключалась вот в чем: пара штурмовиков, идущая чуть уступом по отношению друг к другу - ведущий немного выше ведомого, начинали меняться местами. Скажем, если ведомый идет справа сзади, то он переходил низом влево, а ведущий сверху вниз направо. Потом снова, но уже в обратном порядке. А поскольку маневр осуществлялся с креном, оба штурмовика все время видели хвосты друг друга и надежно прикрывали их. И все это на малой высоте.
В короткие минуты отдыха подсаживался к ребятам и расспрашивал их о боевых действиях под Харьковом, Красноградом, Полтавой, Кременчугом. Как губка, впитывал все новое, что появилось за время моего отсутствия в практике штурмовиков. И это было не просто любопытство.
Сразу к себе расположил командир второй эскадрильи Девятьяров Александр Андреевич, признанный мастер групповых атак. У него было чему поучиться. Его боевой хватке завидовали многие. Такие, как он, составляли становой хребет полка. Прежде чем стать летчиком, тот немало повидал в жизни: работал лесорубом, грузчиком угля, служил срочную, учился в механико-металлургическом вечернем техникуме. Как лучшего рабочего и члена партии завод рекомендовал Александра Девятьярова в летное училище.