Мщение или любовь

— Если мы не остановимся, — хриплым шепотом проговорил он, — то вы знаете, что произойдет?

Звук его голоса должен был бы привести Роми в чувство, но ничего подобного не случилось. Ей казалось, будто она нечаянно забрела в некое заколдованное место, откуда ей не уйти. Оставив его вопрос без ответа, она просто снова и снова целовала его шею и мочку уха. Когда она провела ладонями по его мускулистой груди, то почувствовала, как он содрогнулся. И услышала, как он застонал, скользнув рукой по ее бедру. А когда кончик его пальца легонько прошелся по увлажнившемуся шелку ее трусиков, Роми от наслаждения едва не лишилась чувств. Она услышала, как он издал какое-то короткое, резкое восклицание, когда ощутил растущее в ней напряжение. На мгновение он замер, а когда заговорил, то было похоже, что он огромным усилием выталкивает из себя слова.

— Хочешь… чтобы я… остановился?

Ей не было видно его лица, но мягкость его голоса рассеивала все сомнения, к которым она и так упрямо отказывалась прислушиваться. Она открыла рот, но не могла произнести ни звука, а тем временем ее тело начало реагировать весьма необычным образом на возобновившееся поглаживание. Она ощутила, как у нее внутри нарастает горячая, вибрирующая боль, управляемая умелой лаской его пальцев, которая подводила ее все ближе и ближе к невообразимому восторгу. Она стояла на краю чего-то столь прекрасного, о чем едва осмеливалась думать — из страха, что все это окажется лишь плодом ее воспаленного воображения.

— Хочешь? — повторил он. Потом еще раз сказал: — Хочешь? — но уже более настойчиво.

Остановиться? Это слово просочилось в ее затуманенный страстью мозг, но почти не запечатлелось там. Роми пыталась заговорить, но пересохшее горло не повиновалось ей. Остановиться? Да ведь земля перестанет вращаться, если он сейчас остановится. Она попробовала отрицательно покачать головой, но не знала, заметил ли он, потому что он, по-видимому, взял решение на себя. Легкие движения его пальцев убыстрялись и стали другими. Она снова испытала то невыразимо прекрасное ощущение, только на этот раз оно было восхитительно близко, опасно близко. И когда близившееся мгновение настигло ее, Роми судорожно вцепилась в плечи мужчины, откинув назад голову.

— О нет! — выдохнула она, не веря в то, что происходит, когда ее поглотило наслаждение. — Нет!

Он усмехнулся, увидев, как расширились ее зрачки, и стал завороженно наблюдать, как выгнулась ее спина и застыли в неподвижности руки и ноги. Он услышал, как она негромко вскрикнула, достигнув пика, и тогда волна желания накатила на него — такая сильная, что смыла все остатки здравомыслия.

— Это было хорошо? — прошептал он ей в ухо, еще крепче сжимая вокруг нее кольцо рук. После того как судороги утихли и Роми нашла обратную дорогу в реальный мир, она с удовольствием обнаружила, что он снова нежно гладит ее волосы.

— Ты же знаешь, что хорошо, — пробормотала она в сонном восторге.

— Тогда почему бы тебе не переместиться теперь наверх? — вкрадчиво предложил он.

У Роми округлились глаза, когда она поняла, чего именно он от нее хочет. Роми так и не узнала, каков был бы ее ответ на его искусительское предложение, потому что откуда-то сверху до них донеслись скрипучие звуки вновь пробудившихся к жизни механизмов и громкие, встревоженные голоса людей. В следующую секунду вспыхнул свет и обрисовал всю картину. Картина была весьма эротическая и чрезвычайно компрометирующая. Роми раскинувшись лежала на полу в позе, выражавшей экзальтацию, а темноволосый мужчина торопливо натягивал ее юбку на обнаженные бедра. Опять послышался чей-то крик. Доминик выругался на языке, которого Роми никогда раньше не слышала. Она села на полу.

— Что вы сказали? — едва выговорила она слабым, дремотным голосом. Он сокрушенно взглянул на нее. — Вам лучше этого не знать. Я только что здорово обругал наших спасателей.

— Смешной язык, — зевнула Роми.

— Это кантонский диалект китайского.

Он улыбнулся, глядя ей в глаза, и Роми тоже улыбнулась в ответ.

Но тут значение сказанного им поразило ее, словно удар в солнечное сплетение.

— Кантонский китайского? — прошептала она.

— Ну да. — Мужчина ловко застегнул на ней лифчик и натянул тенниску.

— На нем говорят… в Гонконге, — сказала упавшим голосом Роми, когда на нее обрушилась вся глыба неимоверно ужасной правды.

— Верно. А откуда вам это известно? — Он впился в нее глазами, а потом лицо его застыло — жуткая правда дошла до него.

— Нет! — яростно выкрикнул он и с силой ударил ладонью по дверце лифта. — Ради всего святого, скажите мне, что это не так!

Этого Роми сделать не могла, но ей было необходимо сказать ему другую вещь. Что случившееся с ней было ей неподвластно и что ее поступок не в ее характере и непонятен ей самой.

— Выслушайте меня, пожалуйста. Я просто хочу, чтобы вы…

Но он заставил ее замолчать, бросив на нее яростный, полный отвращения взгляд.

— Вас зовут Роми Солзбери, а меня — Доминик Дэшвуд, — сказал он таким голосом, словно его вот-вот вырвет. — И завтра я должен быть шафером на вашей свадьбе с Марком Акройдом.

Глава 3

Позвякивание льда в стаканах наконец вернуло Роми к действительности, но потребовалось несколько секунд, чтобы повергавший в дрожь кошмар ее воспоминаний рассеялся. Проглотив отвратительный комок в горле, она подняла голову и увидела, что Доминик ставит поднос с напитками на маленький столик. Он передал ей запотевший стакан, до краев наполненный соком, и окинул ее быстрым и жестким изучающим взглядом.

— Отправились в приятное путешествие по дорогам воспоминаний, а, Роми? — насмешливо спросил он.

— Приятное? — выговорила она, едва не поперхнувшись соком манго. — Вы шутите?

Он вздохнул.

— Значит, вы из тех людей, что переписывают историю так, чтобы она их устраивала, верно?

— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать.

Он опустился в глубокое кресло прямо напротив Роми, давая ей возможность беспрепятственно лицезреть его кажущиеся бесконечно длинными ноги, и одарил ее до отвращения самодовольной улыбкой.

— Полагаю, что вы вспоминали наше знакомство?

Какой толк отрицать это? Тем более что выступивший у нее на щеках румянец все равно ее выдает.

— А если даже и так?

— Тогда вы не унизитесь до лицемерия и не станете отрицать, что получили удовольствие?

Несколько секунд она ошеломленно молчала.

— Откуда, черт побери, у вас столько наглости — говорить такое? — резко спросила Роми, взбешенная упорством, с которым он вновь и вновь возвращался к запретной теме, сам при этом не испытывая ни малейшего смущения.

— Мне это не трудно, — протянул он. — Я ведь был там, помните? Я держал вас в объятиях, видел, как под моими пальцами вы…

— Перестаньте! Сейчас же перестаньте! — Роми грохнула стаканом об стол и уставилась на собеседника злым взглядом, хотя гнев ее никак не подействовал на него, по-прежнему хранившего на лице бесстрастное и до крайности раздражавшее ее выражение. — Так вот зачем вы хотели нанять меня! — взорвалась она. — За этим, да? Чтобы позлорадствовать по поводу одного-единственного случайного эпизода, который я очень хотела бы забыть?

— А он действительно такой? — проговорил Доминик как бы в раздумье, и в голосе его, из-за особенно мягкой интонации, Роми послышалась скрытая угроза. — Один-единственный и случайный? Вся кровь отхлынула от ее лица, а во рту она ощутила резкий и едкий вкус — вкус унижения.

— Вы в самом деле полагаете, — с трудом выговорила она, — что я всегда так поступаю?

— Другими словами, предоставляете первому встречному свободный доступ к телу? — издевательски уточнил он.

Случившееся тогда стало выглядеть еще хуже — как только он выразил это в такой грубой словесной форме.

— Да. — Она протянула было руку за стаканом с соком, но пальцы дрожали, и она оставила стакан на месте.

— А почему бы мне так не считать? — Он вопросительно поднял темные брови. — Сделать такое предположение было бы вполне естественно. Я не стал бы льстить себе, думая, что вы делаете исключение только для меня.