Мщение или любовь

— Почему же? — спросил он с деланным удивлением. — Вам это неприятно?

— Конечно, неприятно! — заявила она.

— Что именно вам неприятно? Ваш неразборчивый сексуальный аппетит? Или то, что вы наставили рога человеку, который был моим лучшим другом?

— А вы сами, Доминик? — ответила она вопросом на вопрос, пытаясь подавить острый восторг, который испытывала просто от произнесенного вслух его имени. — Вам-то приятно знать, что за несколько часов до того, как вы должны были выступать шафером на нашей с ним свадьбе, вы буквально срывали с меня белье?

— Срывал с вас белье? — высокомерно протянул он. — Мне кажется, ваша память вас подводит, Роми. Насколько я помню, мы не снимали вообще ничего из вашей одежды, не так ли? Хотя подозреваю, что вас не пришлось бы слишком долго уговаривать сделать это! Что скажете? Только честно.

Щеки Роми все еще горели, и она закрыла глаза, словно так было проще стереть дразнящие и запретные картины, которые с тревожащей душу четкостью рисовались перед ее мысленным взором. А когда она снова открыла глаза, то увидела перед собой напряженную гневную маску, на мгновение сковавшую его лицо. Значит, он тоже в напряжении? — удивленно подумала она. Тогда зачем?.. Зачем было приглашать ее сюда?

— Но теперь все это уже в прошлом, верно? — спросила она. Его глаза пронизывали насквозь — излучаемый ими серебристый свет поражал, как стальной клинок.

— В прошлом?.. Я, например, склонен занести этот эпизод в файл, озаглавленный «неоконченные дела», а не списать его за истечением срока давности.

— Может быть, вас мучает совесть? — предположила Роми любезным тоном. И тут же пожалела об этом.

— Может быть. — Его глаза были холодны как лед. — А как обстоит дело с вашей совестью, Роми? Она вам хоть раз не дала заснуть? Вы когда-нибудь думаете о Марке? Вы думали о Марке, когда произносили эти фальшивые брачные клятвы?

— Они не были фальшивыми! — машинально возразила она.

— Фальшивые брачные клятвы, — повторил он с убийственной невозмутимостью. — Вы произносили их через несколько часов после того, как взмокли под моими пальцами. — Он покачал головой так, словно перед ним поставили задачу, не имеющую решения. — Мне до сих пор кажется невероятным, что якобы непорочная невеста моего друга студенческих лет, о которой он говорил с такой гордостью и любовью, через считанные минуты после того, как мы встретились, уже извивалась, полуголая, в моих объятиях.

Но ведь все было не так! Роми заорала бы на него, если бы в полном смысле слова не задохнулась от его грубости. Абсолютно ничего подобного! Только он все равно ей не поверит. Да и с какой стати он должен верить ей? В его словах была очень большая доля правды. Она, Роми, действительно ведь делала все то, в чем он ее обвиняет, и даже больше! И если она попытается оправдаться, это будет выглядеть как самое мерзкое лицемерие с ее стороны, а сама она — как женщина такого сорта, которая дает волю своей страсти, а потом делает полный оборот и сваливает вину на мужчину. Нет, если уж в случившемся кто-то виноват, то только она сама. Ведь Доминик не принуждал ее силой делать что-то, чего она не хотела. Совсем наоборот…

Доминик смотрел на нее и хмурился. Она побледнела и откинулась назад. Он инстинктивно оттолкнулся от камина, через секунду оказался рядом с ней и схватил ее за руки выше локтей.

— Роми? — резко окликнул ее он, и ощущение ее нежной плоти у него под пальцами вызвало желание сделать что-то гораздо более фундаментальное, чем просто привести ее в чувство и успокоить.

— С вами все в порядке?

Звук его голоса, произносящего ее имя, подействовал на нее возбуждающе, а прикосновение его рук придало ей сил, словно она окунулась в омолаживающий, животворный источник, и вот она уже осознала, что беспомощно смотрит ему в глаза. С близкого расстояния его воздействие ощущалось еще сильнее. Сначала она думала, что он изменился очень мало, но это оказалось не так. Правда, в его густых, лежащих в беспорядке волосах до сих пор не было седины поражала их угольная чернота! Но годы, отметила про себя Роми, все же как-то изменили его лицо. От юношеской мягкости линий не осталось и следа. Черты лица сделались жестче, а у рта залегли циничные складки. Вокруг проницательных серых глаз образовалась тонкая сеточка морщин, говорящих о возрасте и опыте. Он выглядит, подумала она, подавляя внезапную дрожь сексуального возбуждения, как человек, знающий совершенно точно, чего он хочет от жизни… Чего же он, черт побери, хочет от нее?

— Роми! — повторил он и на этот раз легонько, почти неощутимо встряхнул ее. — Что с вами такое? Она смотрела на него, находясь в полной прострации от шокирующего воспоминания о том, что произошло тогда между ними.

— Я устала.

— Вы устали? — Он цинично засмеялся. — Это меня не удивляет! Ведь обман может быть утомительным, не правда ли? Просто изнуряющим! Только представьте себе, какое сложное необходимо планирование, чтобы избежать разоблачения вашей лжи. Интересно, догадался ли о чем-нибудь Марк? — как бы размышляя, проговорил он. — Я часто спрашиваю себя, не могла ли ваша сексуальная распущенность способствовать его безвременному уходу из жизни?

Роми с усилием вдохнула сквозь зубы. Как он может?.. Как он может быть таким намеренно жестоким? Но она решила не обращать на это внимания. Пока.

— Помимо того, что ваши сексуальные запросы наверняка были для него немалым испытанием, — продолжал он презрительно, — я должен сказать, что никогда еще не встречал женщины, которая возбуждалась бы так быстро, как вы, Роми. Не думаю, что Марку было легко с вами.

— Довольно! — вскипела она и нетерпеливо стряхнула с себя его руки. Он лишь притворялся озабоченным — ведь он снова оскорбляет ее! — Неужели вы воображаете, что я недостаточно переживаю смерть Марка и поэтому должна еще выслушивать ваши грязные обвинения?

Его глаза сверкнули грозным вызовом.

— Значит, ваша совесть совершенно чиста, да, Роми?

— О, идите вы к черту, Доминик Дэшвуд! — Она едва смогла заставить себя посмотреть в эти умные, проницательные серебристые глаза. Отправляйтесь прямо в ад!

Пока не смолк нестройный отзвук ее слов в комнате, Роми гадала, что сказала бы секретарша, если бы могла ее слышать. Или видела бы ее — сидящую в раскисшем и жалком виде на краешке софы и злобно пялящуюся на человека, который не делает ничего особенного. Просто излагает факты, которые она все эти годы пыталась прятать как можно дальше — даже от самой себя. Что, черт побери, с ней происходит? Роми Солзбери всегда славилась своей способностью оставаться невозмутимой и не сдаваться, какой бы сложной ни была ситуация. Вот, например, как в тот раз, в начале прошлого года, когда один иностранец, член какой-то захудалой королевской семьи, нанял ее для устройства вечеринки в американском духе по случаю своего тридцатипятилетия, а повар и официантка не явились. Роми сама приготовила и подала ужин, и персонаж королевской крови, узнав об этом, пожелал спуститься на кухню и лично поблагодарить ее.

— О, это было совсем не трудно, сэр. — Роми зарделась и попробовала сделать что-то вроде книксена. — Просто сосиски «хот-дог», бобы и пудинг из песочных куличиков.

— Я подозреваю, — пробормотал принц с хорошо освоенной улыбкой, — что даже лебедь изо льда вас не смутил бы!

— Мне приходится благодарить судьбу, что ваши требования не превзошли моих возможностей, сэр, и до лебедя дело не дошло! — пошутила Роми, состроив гримаску, которая ясно говорила принцу, какого она мнения о таких экстравагантных штуках, как лебеди изо льда. А блеск в глазах принца говорил ей, что он целиком и полностью разделяет ее взгляды! После этого случая спрос на ее услуги сразу же возрос раза в четыре, так что Роми могла позволить себе роскошь самой выбирать заказ. Поистине удивительно, какой вес придает тебе королевская протекция! Но тогда что общего у той Роми Солзбери, которая может совершенно непринужденно болтать с принцами, что у нее общего с этой вот женщиной, похожей на побитую собаку? Подумаешь — знакома с мужчиной, встретить которого попеременно то мечтала, то боялась пять долгих лет! Кто ты, Роми Солзбери? — спросила она себя. Женщина ты или тряпка? В ее темных глазах вспыхнул воинственный огонь, и взгляд Доминика впился ей в лицо.