Мщение или любовь

— В тот день вы не предоставили мне возможности составить о вас особенно высокое мнение, — наконец сказал он. — Когда я начал целовать вас, я никак не ожидал, что ситуация полностью выйдет из-под контроля.

У Роми от стыда перехватило горло. Взяв свой бокал, она отпила еще немного.

— Я тоже не ожидала, — ответила она с горечью.

Он попытался задать вопрос, все это время не дававший ему покоя:

— А вы всегда?.. Каждый раз?..

Она бесстрашно встретила его взгляд, удивленная нерешительностью сидевшего рядом с ней мужчины. Доминик Дэшвуд, подбирающий слово? Ну, это вообще невероятный случай!

— Что я — всегда, Доминик? — прямо спросила она. Его губы скривились в подобии улыбки.

— У вас со всеми мужчинами такая незаторможенная реакция?

Это было как пощечина.

— Вы хотите знать, сколько миллионов мужчин делали со мной то, что сделали тогда, в лифте вы? — раскованно спросила она, пораженная и чуточку встревоженная тем, как неожиданно побледнели его лицо и бешено запульсировала жилка на виске. — Предпочитаете, чтобы их было с десяток, Доминик? — вызывающе поинтересовалась она. — Или вы думаете, что правильнее будет остановиться на ближайшей сотне?

— Перестаньте! — неодобрительно выдавил он сквозь зубы, и его глаза потемнели. — Неужели такой разговор кажется вам забавным?

— А почему же нет? Ведь вы так и думаете, верно? Вы думаете, что мне настолько нужен мужчина — любой мужчина, — что я предлагаю себя всем без разбора и позволяю кому угодно делать со мной что угодно, да, Доминик?

— Нет, — просто ответил он. — Может, мне было бы легче, если бы я действительно так думал. — Она подозрительно прищурилась.

— И что же это должно означать?

— Только то, что мне приходилось встречать женщин, начисто лишенных самоуважения и дававших мужчинам неограниченный доступ к своему телу.

Роми стало дурно. Ведь его слова относятся к ней. Он покачал головой, словно прочитав ее мысли.

— С вами все было не так, Роми…

— Ну, меня вряд ли можно было назвать пай-девочкой, — перебила она его, проглатывая горькую пилюлю.

— Да уж, что верно, то верно, — сухо согласился он, и у него снова стало заметно биение пульса — на этот раз у основания шеи — при воспоминании о том, с какой восхитительной легкостью он соблазнил ее.

— Но в ваших действиях было такое чувство радостного удивления, такой неподдельный восторг, когда я прикасался к вам, что я был вынужден спросить себя, все ли так уж гладко у вас с Марком.

Роми боялась, что ее голос сорвется от страха.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я подумал, что Марк решил сыграть давно вышедшую из моды роль соблюдающего условности жениха и не укладывать вас в постель до свадьбы. И… — Доминик, казалось, вновь испытывал затруднение в выборе слов.

— И что же? — подтолкнула его Роми, сотрясаемая нервной дрожью от его проницательности.

— Длительное воздержание никого не доводит до добра и прорывается наружу порой самым непредсказуемым образом. Особенно если… — Он замолчал и нахмурился, словно посчитал этот вопрос слишком неделикатным для дальнейшего обсуждения.

— Если — что? — опять переспросила Роми, хотя понимала, что ответ оскорбит ее еще больше. Она с вызовом смотрела на это жесткое, худощавое лицо и мысленно представляла себе, как вонзает ногти глубоко в эту плоть, оставляя навечно свою отметину…

— Особенно если из вас двоих с Марком вы были более опытным партнером, — закончил он свое предположение. — Возможно, вы сказали Марку, что вы девственница…

— Хотя, естественно, ею не была, так? — едко спросила она. — Значит, ко всему прочему, я еще и лгунья, верно, Доминик?

Он пожал широкими плечами, и Роми было видно, как под белой тенниской перекатываются мышцы.

— А что тут такого? Это не самое тяжкое из возможных преступлений. Многие женщины притворяются девственницами. Особенно если выходят замуж за человека вроде Марка Акройда — человека, принадлежащего к влиятельным кругам, — продолжал он. — Вы могли решить, что старомодная добродетель девственности будет импонировать старинной аристократической семье, в какую вы собирались войти.

— То есть придаст мне большую ценность в их глазах, да? — медовым голоском осведомилась она.

— Если хотите, — невозмутимо согласился он, либо не видя, либо просто игнорируя выражение ее лица, которое становилось все более возмущенным. — Ожидание тогда могло показаться вам неимоверно трудным, особенно если до встречи с Марком вы вели достаточно активную сексуальную жизнь.

Роми ушам своим не верила! Но она хотела, чтобы он сказал все. Пусть говорит самое худшее! Потому что, чем больше он будет разговаривать с ней так, как будто она какая-то дешевая шлюха, тем легче ей будет примириться с мыслью, что между ними никогда ничего не произойдет.

— Значит, вы фактически говорите, — медленно, как бы в раздумье, произнесла она, — что теперь несколько лучше понимаете мое поведение. И в основном все сводится к тому, что я — нимфоманка, не получавшая достаточно секса, поскольку старалась изобразить из себя девственницу. Правильно?

— О, ради всего святого…

— И жизнь моя превратилась в ад, Доминик! — воскликнула она с драматической интонацией, наслаждаясь выражением шока и ярости, постепенно искажавшим черты его высокомерного лица. — В сущий ад! Пока однажды моя страсть не захватила меня целиком. Я столкнулась с вами в лифте, и безумно захотела вас. Когда лифт застрял, это было как ответ на все мои молитвы, и я подумала: этот подойдет. Иными словами, — пожала она плечами, — я спросила себя: к чему ждать еще целый день, когда я стану законной женой Марка? Я хочу вот этого мужчину прямо сейчас и прямо здесь, в лифте! Плевать, если лифт починят и кто-то из публики увидит, чем мы занимаемся! Именно тогда все и случилось.

Он явно разозлился, причем по-настоящему.

— Замолчите же, наконец! — прорычал он.

Темно-карие глаза Роми сверкнули.

— Это почему?

— Потому что сейчас вы действительно разговариваете как шлюха!

— Но именно так все и произошло, разве нет?

Он сощурился и уставился на нее с таким напряжением во взгляде, что Роми показалось, будто этот пристальный взгляд обнажает ей душу. Его серые глаза были тверды и холодны, словно осколки камня. Чего только она не отдала бы, чтобы взгляд этих глаз стал хоть ненадолго теплым, любящим и отзывчивым. Она ощутила, как сжалось у нее сердце, и в который раз напомнила себе, что до сих пор остается ужасно ранимой, когда дело касается его.

— Нет, — вдруг сказал он. — Все произошло совсем не так.

— Ну, знаете, Доминик, держитесь уж чего-то одного. Либо я вела себя ужасно, потому что безудержно хотела вас, либо…

Что-то у него в глазах заставило ее умолкнуть, не закончив фразы.

— Я должен был остановиться, — с горечью произнес он.

Магия его серебристо-серых глаз все еще не отпускала ее. Сердце Роми неслось вскачь, словно лошадь без седока, и какая-то суровая, безымянная тень у него на лице побудила ее спросить:

— Так почему же вы не остановились?

— По той же причине, по которой мне хочется поцеловать вас прямо сейчас, — тихо сказал он. — Потому что не мог совладать с собой.

— Доминик, — еле слышно сказала она, когда он взял бокал из ее побелевших пальцев. — Н-не надо…

И тут он засмеялся таким холодным и циничным смехом, что этот холод пронизал Роми до костей. Благоразумная девушка бросилась бы бежать без оглядки — и как можно дальше от этого мужчины. Благоразумная девушка не позволила бы ему схватить себя за плечи сильными руками. А он привлек ее, и она оказалась к нему так близко, что кожей чувствовала его горячее дыхание — оно жгло ее еще сильнее, чем палящее июльское солнце. Благоразумная девушка не подставила бы так охотно губы, буквально умоляя о поцелуе… Она услышала, как он со стоном произнес ее имя, накрывая ее рот поцелуем, который был, казалось, наполовину наказанием, наполовину наградой. И Роми не могла больше сдерживаться. Потому что хотела, чтобы он снова сделал это. С того момента, когда резко остановила свой черный автомобильчик перед его парадной дверью и, подняв глаза, увидела, как он стоит там, такой элегантный, такой гордый и такой возмутительно желанный. Со сдержанным стоном наслаждения она запустила руки в шелковистую черную гриву и стала целовать его. Ею управляла страсть… страсть женщины, прожившей последние пять лет, не зная секса. Ее пылкая реакция, казалось, застала его врасплох, но только на мгновение, и вот он уже отвечал на ее поцелуй. Да как! «Неужели раньше он сдерживался?» — в каком-то тумане подумала она, когда необузданное, чувственное обещание, переданное его губами, заставило ее прижаться к нему еще теснее.