Страница 4 из 7
Они ходили, всегда держась за руки. Тогда это было не принято, тем более в пожилом возрасте. Но они об этом не думали. Они были счастливы вместе.
* * *
Семья Рины Зеленой - это не только муж. Это и два его сына от первой жены. Это и сестра Константина Тихоновича, Тамара Тихоновна, с дочерью Татой - их выслали из Ленинграда сразу после блокады, когда кто-то из крупных городских чиновников позарился на их квартиру, заметно опустевшую после чреды голодных смертей. Рина и Котэ нашли Тамару с Татой с помощью друга обеих семей - Алексея Толстого, нашли и оставили у себя.
Жили все в одной комнате в коммунальной квартире на улице Немировича-Данченко. В доме постоянно гостили какие-либо знакомые, друзья или дальние родственники, поэтому спали на чемоданах. Бывало так, что утром Рина Васильевна шла будить младшенького, нежно брала его за торчащую из-под одеяла пятку - а пятка оказывалась не его. Ночью, оказывается, вновь кто-то прибыл погостить.
Потом были двухкомнатная квартира на улице Горького и трехкомнатная в Харитоньевском переулке. Сыновья Константина Тихоновича уже жили отдельно, когда в семью вошел Юрий Хмелецкий - муж Таты, талантливый художник. Рина и Котэ приняли Юрия в свою семью вместе с его мамой. Жили легко, без скандалов, постоянно шутили и принимали гостей. Но времени на семейные посиделки не было никогда. Даже ужинали поодиночке. Рина Васильевна приезжала с концерта, переодевалась, пила чай и вновь куда-то уходила. Топуридзе - и подавно в бегах. Помимо творческих и административных дел он занимался еще и общественными, был депутатом районного совета. Вечерами же супруги старались попасть на премьеру, сходить в гости, посетить вечер в Дом архитектора или в Доме актера. И так - до самой старости. В их квартире телевизор появился только в середине шестидесятых, да и то - смотрели его мама Таты и мама Юрия.
Помимо родни Котэ Рина Васильевна опекала и своих родственников. И мать, и отец, и новая жена отца, и старшая сестра Муся, и младшая Зина, и племянники - она не забывала никого и всегда старалась помочь.
У самой Рины Васильевны не было детей. "Разве это нормально, как у людей? - сетовала актриса. - Бездетная, я всю жизнь читаю за детей стихи и рассказы, и никого лучше детей в мире не знаю. Из меня могла получиться прекрасная мать. Я разговариваю с детьми часами, как с взрослыми. И мне кажется, они меня признают".
Рина Васильевна не любила сюсюканья с детьми, удивлялась, когда общение с ними заключалось в том, чтобы нажать на нос и воскликнуть: "Дзинь!" Она хотела, чтобы взрослые лучше узнали душу ребенка. "Ребенок постигает сложный мир, который его окружает, часто как умеет. А потом мы удивляемся: почему он не такой, каким бы мы хотели его видеть. Нам кажется, что достаточно его одевать, кормить, читать нравоучения, а уважать - совсем не обязательно", - писала актриса.
Она была потрясающим детским психологом, и дети обожали ее. В своей профессии Зеленая делала фактически то же, что в литературе - Корней Чуковский. Она исследовала внутренний мир малышей и выносила свой "научный труд" на суд зрителей. Ее работе давали самую высокую оценку ученые, писатели, педагоги. "На основе Рининых рассказов надо писать диссертацию о детской психологии", - так однажды сказала жена академика Капицы, с которым Рина Васильевна дружила многие годы. А какие имена ее окружали: Ахматова, Зощенко, Горький, Алексей Толстой, Николай Осеев, Кукрыниксы, Шостакович, Ваганова, Качалов... Ее обожали Жерар Филип и Жан Вилар, с которыми актриса свободно общалась на французском языке. Ее рисовали знаменитые художники, а поэты посвящали остроумные четверостишия. И каждый подчеркивал, что Рина Зеленая - это не просто актриса, а целое явление в искусстве и в жизни.
Слава Зеленой была безгранична. Особенно в довоенное время, когда ее имя звучало, как предвкушение чего-то необычного, праздничного. Если в кухню на коммуналке вбегал ребенок и кричал: "Рина Зеленая!" - кухня пустела. Соседки разбегались по комнатам к своим репродукторам.
Ей приходили тысячи писем, с ней хотели дружить и те, кто воспринимал ее как обыкновенную девочку (телевидение появилось много позднее, и многие знали лишь ее голос), и те, кто знал, что это уважаемая, немолодая актриса.
Человек прозрачный, кристальной честности, она жила только искусством - своим и своих коллег - абсолютно вне интриг. Постоянно была раздираема всякими идеями. Ей всего было мало: мало сценария, мало впечатлений, мало поездок. Она никогда ни от чего не отказывалась, давала массу благотворительных концертов: в больницах, поликлиниках, школах, пионерских лагерях, выступала перед солдатами, академиками, спортсменами, учителями, встречалась с больными, слепыми, инвалидами, выручала знакомых и друзей знакомых - если нужно было присутствие всеми любимой звезды. А знали ее все возрасты и все социальные слои. Рина Васильевна иногда даже боялась выйти на улицу или спуститься в метро - неизменно на нее налетали прохожие, говорили слова восхищения и лезли целоваться. Актриса ценила любовь зрителей, но ужасно терялась в подобных ситуациях, и, выходя из дома, обязательно брала с собой газету - чтобы прятать в ней лицо.
В каждой статье о Рине Васильевне упоминалась ее поездка на Северный полюс. Но просто упомянуть этот факт недостаточно, надо прочувствовать, что это такое: многочасовые перелеты и переезды, температура ниже 40 градусов, обжигающие ледяные ветра, порой отсутствие элементарных удобств - все же 1955 год! За месяц командировки маленькая группка актеров преодолела маршрут: Москва - Череповец - Архангельск - Нарьян-Мар - Усть-Кара - Мыс Каменный - Игарка - Дудинка - остров Диксон - Хатанга - Тикси - Кресты Колымские - мыс Шмидта - бухта Провидения - Анадырь - бухта Угольная. Да еще с заездом на дрейфующую станцию "Северный полюс - 4". Рина Зеленая согласилась на эту поездку через две минуты после начала разговора.
* * *
Несмотря на постоянную занятость в концертах и гастролях, Зеленая каждый день ждала звонка с киностудий. Она не представляла своей жизни без кино и соглашалась на любой, самый пустячный эпизод. Большей частью их ей и предлагали. Но Рина Васильевна была великой характерной актрисой, эксцентрической, гротесковой, остросатирической, способной двумя-тремя штрихами создать удивительный по насыщенности образ, безжалостно обнажить тупость и ханжество или высмеять плохо замаскированную пошлость. Поэтому ее эпизоды порой затмевали образы главных героев и оставались в памяти прочнее и дольше, чем сам фильм.