Страница 3 из 25
Разрядился я, устроив грандиозный скандал Арману (он, разумеется, пришел ко мне, держа в руках тетрадку для черновиков, дабы показать, что он тут трудится в поте лица, пока шефа нет; он всегда вел свои черновики в тонких тетрадях в клетку). Арман явно скрывал что-то насчет седьмой работы.
Спустя пять минут я позвонил секретарше и осведомился, принес ли Арман нашу заявку. "Принес, - ответила она, выбрав для этого самый задушевный свой тон, - на шесть работ..."
Оставалось сообщить Высокому Начальству. В ответ я услышал от него отнюдь не обрадовавшее меня известие о том, что на меня возложено ответственное поручение - поехать в Тальменус, на ферму, прочесть научно-популярную лекцию (в соответствии с планом культурного обмена с международными организациями)...
Я решил, что не поеду.
Потом отправился на укол... Сидя в очереди в процедурный кабинет, начал читать очерк о Станции:
"Здесь возникают блестящие теории и безумно смелые идеи. Мне кажется, что обитателям Станции странно видеть даже, скажем, лампу на обычном ее, законном месте; лампы в их комнатах перемещаются в самые неожиданные положения. Обыденность, приземленность, привычный порядок вещей - не для тех, кто живет на Станции.
Им важно сохранить дар внутренней сосредоточенности. Люди здесь погружены в себя. Они заняты таинством, рождающимся в ежеминутном невидимом познании неизведанного. Здесь происходит чудо. Попробуйте обычным умом постичь постулаты Юркова Фревиля!
Вспоминаются библейские предания...
Вот они спорят - молодые сотрудники Станции. Их реплики звучат как откровения.
- Да, любой творческий процесс может быть формализован, выражен математически...
- Как, как? Никто всерьез не верит, что фревилевский рифмоплет заменит Блока и Пушкина!
Пытаясь, насколько это возможно, вникнуть в их разговоры, я следил за удивительными доказательствами, прикрытыми улыбкой, и улыбками, за которыми таились еще не высказанные доказательства".
2. Рассказывает Юрков
- Надя!
Никакой реакции.
Я закричал снова:
- Надя! Надя! Надюхе!
И вот, наконец, она откликнулась.
Затем я услышал, как спускается лифт, и ее шаги в туннеле, - вся наша Станция прорезана туннелями, - и, наконец, мой сотрудник, моя помощница, моя Надя подошла и, как всегда, стала заглядывать мне в глаза - снизу вверх. Она нравилась мне... Да и она - это мне было известно - относилась ко мне, пожалуй, более чем... Hу, хватит об этом, хватит!
- Ты звал меня? - спросила она.
- Было дело.
- Тогда, может, ты сообщишь мне, зачем?
- Фревиль обещал, что через семь часов пришлет партию новых роботов. И прислал.
Я показал Наде три нарядных контейнера, которые нам только что отгрузили. Она поковыряла носком своей модной туфли облупившуюся в ракете обшивку крайнего ящика.
- Ты, Юрков, оперативный товарищ! А что, мы сегодня ужинаем с Фревилем?
- Фревиль давно у себя в Отделе.
- Как так?
- У него очередное происшествие. Это не Отдел у них там, а черт знает что.
- Роботов они делают хороших.
- Это еще ничего не значит. Странная контора там у Фревиля. Вечно у них что-нибудь происходит.
- Ладно. Что я должна делать?
- Постепенно заменять старых роботов на новых. Запусти одного нового, и пусть он поработает с нашими старыми. Когда старые роботы обучат его, - значит, можно давать ему и прежние, и новые наши задачи. Тогда можешь любого из старых на него заменить.
- А что будет со старыми?
Я пожал плечами.
- Надеюсь, Юрков, до свалки металлолома дело не дойдет? Ведь ты не отправишь их в подвал, правда?
Есть у нас в подвале такая свалка...
- Скажи, Юрков, не жалко тебе старых?
У Надежды один был недостаток - она все-таки оставалась женщиной. С этим недостатком я вел непрерывную суровую борьбу.
Я взглянул на старых наших роботов. Они стояли тут же, рядом, - как принесли контейнеры, так и остались возле них; может, знали, что там внутри. Выглядели наши верные работяги еще вполне прилично; только в некоторых местах, на плечах и суставах, появилась ржавчина, - следы тех месяцев, когда Станция была закрыта, чтобы подлатать оболочку, и наши хозяйственники, одержимые экономией, отдали роботов кому-то напрокат. А работали они и совсем хорошо: перенести ли тяжести, найти неисправность в приборах, перепаять схему, установку смонтировать или, наконец, проделать расчеты в меру своего разумения и в пределах программы, заложенной когда-то Фревилем и компанией, - все они умели и выполняли очень добросовестно. Но теперь им приходилось уступить место более толковым роботам, с усовершенствованной математической программой...
Вслух я сказал:
- Они нам даже не родственники по эволюции.
И велел старым роботам распечатать крайний контейнер.
Было ли мне их жалко, как моей Надежде?
Пожалуй... Но я, впрочем, не задумывался об этом.
И, к тому же, все они, старые и новые, были, в конце концов, не более, чем оборудованием с инвентарными номерами. Только что я расписался на бумаге из отдела снабжения: "Роботы - 3 шт.".
Когда были сняты болты, я толкнул крышку, она отлетела в сторону, и всмотрелся в глубину контейнера.
Ничего особенного я не ждал. Я, собственно, знал: внешне новая модель такая же, как и старая, - только, разумеется, блестит вовсю свежим лаком и хромом. Но во фревилевских роботах была одна забавная штука, которая заставляла меня приглядываться к ним. Я смеялся над собой, но, тем не менее, продолжал присматриваться ко всякому роботу из его лаборатории.
Все дело тут в их происхождении. История появления роботов фревилевской модели начинается еще в те времена, когда Фревиль занялся изучением системы "Человек и автомат". Исследовал он роботов известной фирмы "Азим", которой тогда, по существу, принадлежала монополия на Луне в этой сфере производства.
Роботы "Азима" функционировали по жесткой, раз и навсегда строго определенной логической схеме. Основой для схемы их поведения служили законы роботехники, которые сформулировал один полухимик, полуписатель (по-видимому, интуитивно). Его роботы соображали и действовали четко, просто, логично. Одним словом, вычислительная машина с руками и ногами. А как обычно поступает человек? Тоже просто и тоже логично? Тут и возникла проблема.