Страница 10 из 25
Неразговорчивость оказалась единственным его достоинством.
Пока он молчал, у вас создавалась иллюзия взаимопонимания, и это рождало надежду. Но затем вы обнаруживали, что надо начинать все сначала...
Если бы я хотел набрать к себе в лабораторию пешек, рядовых исполнителей - а ведь именно это, бывает, делают те, кто боится, как бы их не обогнали собственные же подчиненные, Сови стал бы, разумеется, находкой.
Арман по сравнению с ним - гений. После разговора с Сови у вас развивалась мания величия: вам начинало казаться, что весь мир, кроме вас, непроходимо туп и не может взять в толк даже самую простую вашу мыслишку...
Обедал я - что было естественным продолжением этого дня с секретаршей Высокого Начальства.
Она позвонила мне и воскликнула:
- Ах, вы еще у себя! Я совсем не была уверена, что застану вас. Я думала, вы уже ушли обедать...
Что мне оставалось? Я пригласил ее. Клер я ни разу не пригласил пообедать со мной! Ну, и ладно. Я улетел на несколько дней к Юркову - а она тут же поехала неизвестно куда с Берто и Арманом...
За обедом я разговорился. Слишком хотелось поделиться с кемто свалившимися с резных сторон неприятностями - и я вдруг стал распространяться о них малознакомой женщине. И вот тут мне впервые за этот день повезло. Да как! Женщина всегда женщина, и если даже вас не волнуют ее глаза или ее волосы, вы можете быть уверены в том, что душа-то у нее не менее прекрасна, нежели у первой телезвезды сезона. Я встретил доброту и отзывчивость и ухватился за них, как утопающий за соломинку.
Я успокоился.
Она уверила меня - не логикой, а глазами, интонацией, прикосновением пальцев к моей руке, - что лаборатория еще выправится и все будет хорошо.
Я поверил ей.
Даже относительно Сови она меня успокоила. Утверждала, будто ситуация не совсем безнадежная. Я стал допытываться что она хочет этим сказать? Или ей известны способы, которыми можно избавиться от приглашенного сотрудника?
- Пожалуй, - только и ответила она.
Я продолжал настаивать.
- Нет, - сказала она тогда, - это я так. Я ничего не знаю.
И замкнулась.
А когда заговорила снова - ее тон удивил меня:
- Я видела вас вчера не одного... Кажется, это была Клер?
Мгновенно я покраснел, будто мальчишка!
- Мне кажется, - продолжала она, - вы сделали не слишком удачный выбор...
Я был вынужден попросить ее переменить тему. Она сверкнула глазами и выскочила из-за стола.
Как я только что упоминал, женщина - всегда женщина...
Неожиданно она вернулась, встала передо мной и, глядя на меня сверху вниз, резко произнесла:
- Вы интересовались, как убрать сотрудника... Вот и спросите у своей Клер, пусть-ка она вам порасскажет, куда они ездили...
И - исчезла.
"Куда они ездили"!
Да, почему столько таинственности вокруг этой поездки?
А может быть...
Действительно, куда? И зачем?
Еще не допив чая, я твердо решил, что завтра же отправлюсь на ферму. В самом деле, отчего в этом Тальменусе такой интерес ко мне? Почему именно я им нужен? Да откуда там, в конце концов, слышали обо мне?
Едва ли это можно объяснить одним только растущим интересом к науке, про который заладили в последнее время все газетчики.
Прежде я считал, будто Тальменус путает мои планы.
Теперь я понял, что мне совершенно необходимо туда поехать.
Какое им там дело до Фревиля? Странно.
Да и не в этом суть, в конце концов. Я должен ехать на любую ферму, я должен объехать все фермы на этом шарике, но найти следы моих сотрудников. Куда же они все-таки ездили? На какой стороне искать то сельское строение, у которого они сфотографировались?
Из лаборатории я позвонил Высокому Начальству (секретарша соединила меня с ним, не сказав ни слова) и объявил, что завтра еду в Тальменус.
- Фревиль, я очень доволен вами! - ответило пораженное Начальство. - А мне уж начинало казаться, будто вы не хотите ехать. Рад, что ошибся.
Я промолчал.
- А знаете, Фревиль, - расчувствовалось вдруг Высокое Начальство, - возьмите-ка с собой Клер! Нужно ценить интерес к нашей работе. Да, поезжайте вдвоем! Так будет основательнее. Вы прочтете общую лекцию, а она - по своей тематике.
Мыслимо ли прогнозировать идеи, которые могут прийти в голову Начальству?
Я был и обрадован, и смущен.
6. Рассказывает Юрков
- А, дьявол!
Но что теперь можно было поделать?
- Черти бы тебя взяли!
Пустые слова.
- Да как тебя угораздило?
Никто не мог ответить...
Дымок легкой струйкой еще поднимался из его груди. Он возникал под крышкой приборной секции и слабо вытекал наружу, издавая приторный запах сгоревших бесценных деталей. Растерянный, я стоял над роботом и кричал, словно он мог еще услышать меня.
Я пришел глянуть, как он тут провел ночь, - и нашел только металлическую оболочку со сгоревшим дотла нутром. Что теперь было толку в его сверкающей хромом и эмалью франтовской отделке?
Прибежала Надежда.
- Ты чего это тут раскричался?
И увидела 77-48А.
- Кто это сделал, Юрков? Кто это сделал?
- Не знаю. Может, никто.
- Как это - никто?
- Ну, может, он сам.
Она опустилась перед ним на колени.
- Что ты наделал, Юрков!
В глазах у нее были слезы.
- Не понимаю, - сказал я.
- Зачем это было тебе нужно? Ну, скажи, зачем?
Она расплакалась. Я хотел успокоить ее, но она меня оттолкнула.
- Дорегулировался! - выкрикнула она. И снова заплакала.
Дымок все еще потихоньку выходил из груди 7748А, - словно душа робота покидала его стальное тело.
- Кто мог предполагать, что этим кончится. Я не знал. Ты знала?
- Я говорила тебе - не трогай! Не трогай! Разве ты послушаешь...
- Ответь, пожалуйста, на мой вопрос. Ты знала, что так получится?
- Я говорила тебе - не трогай! Я чувствовала, что добра от этого не будет.
- Ты знала или ты чувствовала?
Я был зол, как не знаю кто. Мало того, что сгорел 77-48А.
- Я чувствовала, чувствовала, не надо его трогать! Не надо было его регулировать, я тебе это твердила!
- Знаешь, уж коли на то пошло, - я говорил зло и жестко, - я должен тебе сказать, что ты ведешь себя крайне непоследовательно. Ты все время боялась его. Отчего же ты теперь плачешь?