Страница 52 из 72
Составив программу, мы сразу же приступили к полетам. Молодежь, понятно, старалась показать, на что она способна. Некоторые такое демонстрировали, что превышали предел своих возможностей. В моей группе этим временным недугом страдали летчики второй эскадрильи М. Чучаев и А. Мокин. Оба небольшого росточка. Один блондин, а другой смуглый. Первый - веселый, общительный, постоянно среди товарищей, быстр до суетливости. Всего он хотел достичь с маху, был нетерпелив и непоседлив, как ребенок. Второй - прямая ему противоположность: в суждениях резок до грубости, энергичен и смел до безрассудства. Поступки его и характер имели налет бесшабашности. Во время атак Мокин часто сближался с "противником" настолько отчаянно, что, не вмешайся инструктор в управление, столкновение было бы неизбежно.
Запомнились мне повороты на горке в исполнении Алексея. Разогнав скорость до максимальной, он резко переводил самолет в набор высоты и шел с углом почти под девяносто градусов до тех пор, пока машина не зависала в воздухе. Затем энергично давал рули на поворот через крыло - вокруг вертикальной оси, но эффективность рулей на малой-то скорости была недостаточной, и самолет начинал падать на хвост. В этот переходный момент создавались такие отрицательные перегрузки, что инерционные силы буквально выбрасывали нас из кабины, и мы зависали на ремнях. А неуправляемая машина в беспорядочном падении опускала нос, скорость нарастала, рули становились эффективнее и... все повторялось сначала. Именно по этим причинам, а не по личным соображениям (мол, оба парня из моей эскадрильи) приходилось заниматься с ними больше, чем с кем-либо из группы. В молодых пилотах еще жила курсантская вера во всемогущество старшего, "дядьки" - инструктора, который сидел за спиной.
Выполняя этот несколько своеобразный поворот на горке, предупреждаю Мокина:
- Так ведь грохнемся! Он искренне удивляется:
- С вами? Ну, нет... Такого быть не может! К тому же атака на вертикали не исключена. Возможно, потребуется дотянуться до "шмитта", уходящего вверх, или бомбе-ра бить снизу. Нужен этот маневр? Нужен! Вот я и хочу научиться в полетах с вами.
Я отвечаю на эту тираду и как инструктор, и как воздушный боец:
- Все может быть: и погоня за "шмиттами", и, что весьма вероятно, бегство от них. Только делать это нужно с умом, а не так, как у нас. Если зависнешь на вертикали при погоне за "сто девятым", то он, находясь выше, развернется да так врежет по твоему носу - как по неподвижной мишени! Понял?
- Понять-то понял, - глаза летчика загорались лукавым блеском. - Но он промахнется: нос-то у меня не багратионовский...
- ..И тактическое мышление тоже, - замечаю я. - "Шмитт" в бою на малой скорости на вертикаль идти не посмеет. Если у него нет скорости - удирает пикированием, а не горкой. Так что следи, с какого маневра вверх пошел: с горизонтального полета или после пикирования. Вот так-то, свет Алеша...
- Учту, - задумчиво говорит Мокин.
Так в полетах, беседах, разборах с молодыми летчиками быстро пролетели десять дней. Срок невелик, но молодежь провела хорошую тренировку и в скором времени включилась в боевую работу.
В такие редкие вынужденные "простои" от напряженных полетов случались в нашей жизни эпизоды порой курьезные, которые по-человечески понятны и объяснимы. Люди-то - не ангелы...
В те вот дни мой неутомимый механик, человек веселый, заводной, мастер на всякие выдумки, выпил со священником местного прихода. После чего честная компания устроила шествие. Любопытное зрелище получилось. Впереди, еле передвигая ноги, шел тучный служитель церкви: на нем черная сутана, на груди здоровенный серебряный крест. Бережно и заботливо поддерживал его механик самолета командира эскадрильи сержант Петр Козлов. А чуть позади несколько пошатывающееся сопровождение верующих румын. Их церковь была расположена недалёко от стоянки самолетов.
К нам прибыл начальник политотдела дивизии Боев я невольно стал свидетелем столь необычной картины. Вдруг яйцо его изменилось - гневно сошлись брови на переносице. Надо же случиться такому: он увидел среди верующих... механика своей дивизии! И даже не среди них, а впереди, рядом со священнослужителем!
- Это еще что за крестный ход?! - воскликнул полковник.
Ничего не подозревавшие командир полка Ольховский и парторг Беляев, даже не взглянув на странное шествие, равнодушно заметили:
- Какой-то праздник у румын. С самого утра народ ходит.
Боев, человек решительный и твердый, приказывает:
- Убрать немедленно этого... не буду называть его воином! И ко мне, на командный пункт! Сейчас же!..
Веселой компании - как не бывало: два служителя храма зашли в сторожку около церкви. А мой механик, "герой" этого происшествия, не задерживаясь, взял курс к командному пункту. Там, получив, как говорится, по первое число, он вернулся к самолету. Печальный и обескураженный, Козлов не знал, чем заняться.
Я же, узнав о случившемся, сразу был вызван к полковнику Боеву.
- И надо же такое придумать! И кто?! Механик самолета командира эскадрильи, мастера воздушного боя! Да как же ты, Евстигнеев, мог такое допустить?!
Боев, сделав паузу, посмотрел на меня с жалостью и недоумением. Немного передохнул, и голос его зазвучал с новой силой:
- Вот пройдоха твой механик... И как ловко объясняет проступок: патриарху московскому и всея Руси Алексию орден, говорит, вручили за заслуги перед Отечеством, вот, мол, чарку и пропустил. А другую - против религии, одурманивающей народ. Тоже мне атеист...
Посмотрев на часы, Боев неожиданно спросил:
- Что, в эскадрилье для комэска лучшего механика нет?
В ответ я пытаюсь убедить полковника в том, что для меня Козлов-лучший, и обещаю серьезнее заняться дисциплиной и воспитательной работой в подразделении.
Андрей Ермолаевич в беседах неутомим: закончив разговор о случившемся, он перешел к вопросу о состоянии техники, настроении личного состава, готовности летчиков к предстоящим боям. Интересовала его также наша оценка действий авиации противника и характеристика боевых приемов вражеских летчиков. Наконец после указаний о необходимости разбора поступка механика на общем собрании подразделения эта нелегкая беседа закончилась.