Страница 50 из 72
И мы ринулись на фашистов. Гитлеровцы ведут бой осторожно, не рискуют. Наверное, поняли, что перед ними не просто противник, а бойцы, способные сражаться, не щадя своей жизни. "Фоккеры", разбившись по парам, периодически заходят в облака и оттуда тоже начинают атаки.
Чтобы избавить группу от всяких неожиданностей, внезапности нападения, я даю команду одной четверке снизиться метров на пятьсот, а сам остаюсь под нижней кромкой облаков. Видя это, "фоккеры" отказались от своего тактического маневра. Поняли наш замысел. Бой с ФВ-190 еще не закончился, как появляется восьмерка Ме-109, за ней - Ю-87. Предупреждаю летчиков:
- Быть внимательней! Новая группа врага. Грек! Набери высоту, подойди поближе. Экономьте снаряды! - А сам думаю: "Откуда берутся гады, будет ли этому конец?"
Вдруг в эфире нежданной радостной вестью неторопливый голос Ивана Кожедуба:
- Кирилл! Держись, иду на подмогу!
Ликование охватило меня - сил словно прибавилось. Помощь пришла в самые трудные минуты боя, когда и горючего и снарядов осталось совсем немного, а силы были столь не равны!
- Иван, наваливайся на "лапотников" - их две девятки! - передаю боевому другу краткую информацию о составе врага. - А я займусь "сто девятыми"!
И почти на встречных курсах мы сближаемся с подходящими "мессершмиттами". Они открывают огонь - отвечаем тем же. Проходят считанные мгновения, а "лавочкины" и "мессершмитты", словно по единой команде, развернувшись на сто восемьдесят градусов, закручиваются в одну спираль. Мимо нас проносится восьмерка Кожедуба и своими атаками, как тараном, разит подошедших бомбардировщиков.
Немцы растерялись: они пытаются ринуться к эскадрилье Кожедуба, чтобы защитить бомбардировщики, но мы не даем им свободы выбора. И "сто девятые", связанные боем, не могут оказать существенной помощи "лапотникам".
Минут через семь бой закончился. Немецкие бомбардировщики, сбросив бомбы куда попало, беспорядочно уходят в западном направлении. Сопровождавшие их истребители последовали за своими подопечными.
Возвращаясь в свой район, наши группы приняли прежний боевой порядок. Выше нас - восьмерка Кожедуба. А в моей не хватает одного самолета. Кого же?.
Спрашиваю Тернюка:
- Грек, кого нет? Отвечает Середа:
- Шпынова. Он, подбитый, вышел из боя. В разговор включается Иван Кожедуб:
- Мы троих кокнули. Остальные как?
- Держатся, - отвечаю я товарищу. - У меня горючее па исходе.
- Не задерживайся, уходи, - советует Иван.
Весь остальной путь летим молча. Все ребята очень устали. Скорость повышенная - аэродром близко. Надо запросить: как добрался Шпынов и дома ли он?
Мою тревогу рассеивает ровный голос командира полка:
- Жив-здоров. Вас ждет не дождется. Волнуется парень...
- А я что говорил... Сашко у нас со дна морского выберется! - слышится в эфире восторженный голос.
Чувства товарищей понятны, да и самому хочется как-то разрядиться, что-то сказать. Бой складывался трудно. Но мы возвращаемся все, а противник недосчитался четырех самолетов, сбитых мною ("юнкере" и "мессершмитт"), Тернюком ("юнкерс") и Середой ("фоккер").
Разговорились, расшумелись мои товарищи. Однако порядок в воздухе должен соблюдаться, и я, как старший, командир группы, сдерживаю эмоции бойцов:
- Прекратить разговоры!
Разом все стихло, в эфире ни звука. Только в наушниках шелест да попискивание. Аэродром уже под нами.
После посадки все собрались у самолета Александра Шпынова. Многие удивлены: как это Сашко после такого удара остался в живых? Общими усилиями насчитали в его машине около двадцати пробоин, три из них в небольшом бронестекле, которое установлено в кабине над бронеспинкой, позади головы летчика. Побиты также две лопасти винта.
И вот что рассказал Шпынов, которому помогал частично видевший его неудачу Игорь Середа. Незадолго до прихода группы Кожедуба, когда мы вели схватку со "сто девятыми", Александр приотстал от своих. Заметив сзади пару толстолобых с красными коками, как у наших самолетов, он ошибочно принял их за Ла-5 и сбавил скорость. Пара быстро шла на сближение, и вдруг - как гром с ясного неба! трасса пушечной очереди. Треск пробитого металла, машина вздрогнула - и Шпынову стало ясно, что вовсе не "лавочкины" это. Но было уже поздно: истребитель падал к земле, мотор трясло, в глазах рябило. "Это штопор..." мелькнула у летчика мысль. Кое-как он все же вывел машину в горизонтальный полет и благополучно долетел до своего аэродрома.
Александр Шпынов продолжал сражаться до конца Великой Отечественной войны. На его счету 218 боевых вылетов, из которых 82 - на разведку, и десять сбитых вражеских самолетов.
В тот день рассматривать повреждения на Сашином самолете, ахать и охать не было времени. Летчики еще раз убедились в правильности бытовавшей заповеди: оберегай свой хвост заботами и повадками лисы - и направились на командный пункт эскадрильи готовиться к очередному вылету.
В это время к аэродрому подходила группа Кожедуба. После посадки подхожу к нему. Иван зол, хмурые брови сошлись на переносице. Поэтому мой вопрос звучит как можно лаконичнее:
- Кого? Как случилось?
- Брызгалова... Два "шмитта", наверное охотники, неожиданно выскочили над ним из облачности. Я бросился на помощь, чтобы упредить их атаку, но не успел... Гад дал по нему очередь. Самолет загорелся, немцы скрылись в облаках... Брызгалов выпрыгнул с парашютом и приземлился в расположении наших войск. Если не ранен, то не сегодня-завтра вернется.
На следующий день Брызгалов был в полку. Доложив командиру о возвращении, он пошел на стоянку. Около самолета Мухина работали парашютистки (так мы в полку называли парашютоукладчиц). Девчата не знали, что Брызгалов вернулся.
- Привет, спасительницы! Все хлопочете с тряпками? Муху охорашиваете? услышали они вдруг знакомый голос.
- Ой, Паша... Жив! - удивленно и радостно закричала Надя Красильникова.
- Как видите... И даже невредим, - весело отвечал Брызгалов.
У Нади появилось обиженное выражение лица:
- И надо же... Нет чтобы рассказать, как сработал парашют, где приземлился... похвалить за то, что работа наша не подвела... Он, после всего, снова - тряпки! Неисправим ты, Паша...