Страница 21 из 72
- Мы прибыли сюда не отсиживаться, а бить врага! - с пафосом заявлял один наш бравый и довольно храбрый командир.
Доверчивыми, восторженными глазами смотрели мы на него. Кто вслух, а кто и мысленно поддакивал: "Да, да, так оно и есть!.."
К нашему "лавочкину" какой-то неестественной окостеневшей походкой подошел старший техник эскадрильи Алексей Симонов. Я подумал даже, что он ранен или контужен. Нагнувшись к Шоте, Симонов что-то говорил ему, а у самого слезы на глазах. Почувствовав недоброе, я приблизился к ним и вопросительно посмотрел на Алексея.
Он, не глядя на меня, сквозь зубы выдавил:
- Кирилл, командира полка убило...
Я не могу уловить смысла этого страшного слова: "Что значит "убило"?.. Солдатенко... мертв, его нет?"
Мы все трое молчим. Первое время нет сил что-либо произнести, потом словно про себя повторяю:
- Солдатенко?.. Не может быть!..
Не хотелось верить. Бывает такое: знаешь, что человек говорит правду, а сам ищешь успокоения: может, все-таки это ошибка?
...Командир полка в этот день был ответственным за обеспечение безопасности аэродрома от налета авиации противника. Когда появились фашистские самолеты, Солдатенко находился около столовой. Он знал, что в таких случаях сигнал на вылет дежурного звена будет подан п без него, но почему-то бросился к дежурным машинам, крича на бегу:
- Ложись!
Командир третьей эскадрильи В. Гавриш и штурман полка С. Подорожный упали. Через несколько секунд они увидели перед бегущим командиром смерч огня с выброшенным от взрыва грунтом. Если бы командир полка выполнил собственную команду, то остался бы жив, как и те, кто бежал рядом.
Летчики дежурного звена узнали в бегущем Солдатенко и запустили моторы. Запуск совпал с сигнальными ракетами на вылет, взрывами бомб, ударной волной; подниматься в воздух было уже поздно, неразумно. При этом налете тяжело ранило комиссара полка Н. А. Мельникова, шесть человек из технического состава получили легкие ранения. Таких больших потерь часть не переживала на протяжении почти двух лет войны.
Полк принял Сергей Иванович Подорожный, исполнять обязанности заместителя командира полка по политической части назначили парторга Н. Беляева.
И вот еще не засыпали воронки от авиабомб, а мы через три часа после налета - в воздухе. Идем вместе с "илами" на штурмовку войск противника.
Повел нас новый командир. Он с четверкой - справа и выше "горбатых", наша четверка, ударная, - левее, а третья - на флангах. Линию фронта пролетаем чуть южнее Белгорода. Вблизи Томаровки и Борисовки - море зенитного огня: дым от разрывов снарядов закрывает горизонт, просветов между ними нет.
"Вот это дело... Но как все-таки пройти завесу огня?" - тревожные мысли непрошеным страхом вползают в душу... Однако мы прорываемся и выходим на цель Бомбы, реактивные снаряды обрушиваются на врага: на земле взрывы, огонь, дым; пыль, поднятая "илами", неподвижно висит серыми столбами.
Штурмовики перестраиваются и, замкнув круг, поливают цели пулеметно-пушечным огнем. Мы зорко следим за воздухом, не оставляя без внимания и работу наших товарищей внизу, почти у самой земли.
Сейчас должны появиться фашистские истребители; они, наверное, уже вызваны с переднего края. Слишком велик у немцев страх перед "летающими танками" нашими штурмовиками.
Голос командира группы штурмовиков прерывает мои мысли:
- "Горбатые", не растягивайтесь!
И вот появляется шестерка "мессершмиттов".
Подорожный сразу же командует:
- Справа "мессеры". Четверка, держитесь "горбатых"! Юра, приготовиться к бою! Отойди чуть в сторону, пусть "худые" подойдут поближе.
"Сто девятые" бросились к штурмовикам. Но слишком рискованно заходили они в хвост к "илам", поэтому оказались между двумя четверками - командира и Любенюка.
- За батю - в атаку! - гремит голос Подорожного.
Немцы видят, что попали в клещи, и бросаются вверх, в сторону четверки командира. Наша группа, опережая ее, сближается с "мессерами". Короткая схватка - и противник, потеряв два самолета, выходит из боя. Такой была первая расплата за гибель Игнатия Солдатенко...
Между тем противник затевал что-то крупное: подтягивал войска в район Белгорода, увеличивал количество самолетов на аэродромах. И нашему полку наряду с другими задачами приходилось прикрывать войска на поло боя, барражировать над железнодорожной станцией Валуйки.
Напряжение огромное: выходы на задания чередуются с дежурствами на аэродроме. Летчики с рассвета до темноты в самолетах. Механики и техники или в ожидании машин с задания, или готовят их в очередной полет. Они едва успевают заправить наши истребители горючим, боеприпасами и провести послеполетный осмотр.
Самолет еще сруливает с посадочной полосы, а механик уже бежит навстречу, лицо его озабоченно и одновременно светится радостью: жив командир, цел, а может, и невредим его верный и надежный товарищ - боевая машина.
Когда наступает весенний вечер и мы, уставшие от перегрузок, ложимся спать, технический состав буквально ночь напролет делает все возможное и невозможное для поддержания боевых машин в полной готовности к сражениям в воздухе.
И так каждый вылет - день за днем, месяц за месяцем. А из них складываются тяжелейшие годы войны.
...Полк перелетает ближе к Курску. Наш новый аэродром - обычное поле на окраине небольшой деревушки. У оврага, заросшего кустарником и небольшими деревьями,- вместительных размеров землянка. Перед ней - летное поле, с юга на север - глубокий овраг и насыпь железной дороги, а на восток, вдоль южной границы рабочей полосы,- лесопосадка.
Дня через три-четыре после перебазирования командир эскадрильи А. Гомолко получил приказ блокировать аэродром врага в Харькове. Такой задачи нашему полку решать еще не приходилось. Но цель ясна - не дать немецким самолетам подняться с аэродрома, вскрыть расположение зенитных точек и огнем своих пушек подавить их. Если появятся истребители противника - связать боем, не забывая о выполнении основной задачи.
Перед вылетом комэск сказал: