Страница 8 из 48
Все делалось бюрократически методично, без хлопот со стороны самого Пушкина. Через пять дней после окончания лицея, 15 июня 1817 года, его вызвали в Министерство иностранных дел - красивое здание с колоннами на Английской набережной. Здесь он увидел своих лицейских однокашников Вильгельма Кюхельбекера и Александра Горчакова, а также недавнего знакомца и тезку Александра Сергеевича Грибоедова.
По указанию священника Сенатской церкви Никиты Полуховича каждый из четверых в присутствии свидетелей прочитал присягу на верность престолу и отечеству и "руку приложил", то есть расписался в книге. Подписавший обязывался верой и правдой служить государю императору и отечеству. Документ этот сохранился. В "Книге расписок лиц, поступающих на службу в Московский главный архив Министерства иностранных дел", есть подпись: "Читалъ 10-аго класса Александръ Пушкинъ 1817 июня 15".
Задержимся на остальных трех молодых чиновниках, также подписавших присягу.
Первый, Кюхельбекер, через три года будет уволен со службы по его просьбе и уедет за границу секретарем богатого вельможи Нарышкина. Он будет читать лекции в Париже и путешествовать по Европе. Станет декабристом, выстрелит в великого князя Михаила Павловича. Попытается бежать за границу, но будет схвачен в Варшаве, присужден к смертной казни, замененной заключением в крепость, и закован в кандалы. Пушкин случайно встретит арестанта, перевозимого из тюрьмы в тюрьму.
Второй, князь Горчаков, быстро продвинется в крупные дипломаты, будет работать во многих странах, станет другом Бисмарка. Ему придется заниматься сватовством членов царственной фамилии за границей. Став министром, Александр Горчаков окажет большое влияние на положение России в мире. Будучи российским государственным канцлером, князь умрет в Германии восьмидесяти пяти лет от роду.
Третий, Грибоедов, через год отправится секретарем дипломатической миссии в Персию. В сочинениях будет высказывать идеи, противоположные тем, которые осуществлял как чиновник. Будет под следствием по делу декабристов, но счастливо избежит их участи, а позже будет зарезан при разгроме русской миссии в Тегеране. По дороге на Кавказ Пушкин повстречается с арбой, везущей в Россию тело коллеги.
Трое, принявших присягу, считались пиитами. Тогда же присягу подписали еще четверо выпускников лицея. Как стали говорить в советское время, Пушкина распределили, и распределили неплохо: в Архив Коллегии иностранных дел в качестве переводчика. В начале восьмидесятых годов уже нынешнего столетия мы отправились в это красивое двухэтажное здание, отлично отреставрированное, которое теперь занимал Московский горком комсомола. Пушкин бывал в этом здании много раз, здесь числились на службе и многие его друзья. Кстати, напротив в таком же особняке по иронии судьбы разместилось полицейское учреждение, как раз ведающее выездом за границу,- ОВИР.
Почти все бывшие лицеисты не только мечтали, но и готовились ехать "на чужбину" - служить в русских посольствах и миссиях, путешествовать, отдыхать, просто посмотреть других и показать себя. Собираясь вместе, мечтали о загранице. Карамзин описывает одну такую встречу. "Несмотря на ветер, довольно сильный, мы с женою, с детьми, с Тургеневым, Жуковским, Пушкиным (которые все у нас жили в Петергофе) сели на катер и носились по волнам Финского залива часа два или более; одна из них облила меня с головы до ног - но мы были веселы и думали о том, как бы съездить морем подалее!".Осенью 1818 года Пушкин провожает за границу Константина Батюшкова, которому составил протекцию Александр Тургенев. Батюшков говорил, что служба в Италии есть мечта всей его жизни, его сокровенное желание. Он уверял Тургенева, что в слове "Италия" для него заключаются "независимость, здоровье, стихи и проза". Весной 1817 года Батюшков поехал лечиться в Одессу, а там получил письмо Тургенева, что поэта ждет место в дипломатической миссии в Неаполе.
Перед отъездом Батюшков и Пушкин часто встречаются, о чем-то договариваются. Тургенев писал в Варшаву Вяземскому: "Вчера проводили мы Батюшкова в Италию. Во втором часу, перед обедом, К.Ф.Муравьева с сыном и племянницею, Жуковский, Пушкин, Гнедич, Лунин, барон Шиллинг и я отправились в Царское Село, где ожидал уже нас хороший обед и батарея шампанского. Горевали, пили, смеялись, спорили, горячились, готовы были плакать и опять пили. Пушкин написал impromptu (экспромт.- Ю.Д.), которого послать нельзя, и в девять часов вечера усадили своего милого вояжера и с чувством долгой разлуки обняли его и надолго простились".
Тургенев помог уехать многим своим знакомым и предпринимал усилия для того, чтобы Пушкин мог отправиться служить по дипломатической части. Не исключено, что направление поэта на службу в Коллегию иностранных дел произошло с его участием и для этой, следующей цели. Шансы у Александра Тургенева помочь Пушкину были весьма хорошие, и он долго этим занимался. Государь был сильно расположен к нему, подарил ему перстень с шифром. А министр Каподистриа ни в чем Тургеневу не отказывал. "Теперь остается только пристроить Пушкина",- писал он Вяземскому. Пушкин, по-видимому, рассчитывал на такую же синекуру, которую удалось получить Батюшкову. Не стал бы Тургенев хлопотать в верхах, не имея от Пушкина согласия. Должность в каком-нибудь посольстве давала западную свободу при возможности получать хорошее содержание из России.
Выпускники начинают разъезжаться подалее, провожая друг друга и договариваясь не забывать лицея. А он только провожает и остается. Представим себе этого молодого человека, который - как бы он ни был честолюбив - не подозревает о той роли, которую ему предстоит сыграть в истории страны, где он родился.
Вот он идет по Невскому, элегантен и чуть неряшлив, в широком черном американском фраке (точнее a l'americaine) и французской шляпе. Невысок ростом, по-видимому, на каблуках. Мы с вами почти точно знаем, что он говорит, встречаясь с приятелями, как оживляется, увидев в проезжающем экипаже хорошенькую женщину, даже о чем думает. Его мысли, привычки, взгляды часто меняются. Но если верить Шопенгауэру, характер человека остается неизменным в течение всей жизни. Позволим себе одно добавление, важное для нашего исследования: его жизненные цели и даже методы, которыми Пушкин пытался их достичь, тоже не менялись до смерти.
Иван Тургенев указал на парадокс личности Пушкина: он получил французское воспитание, но был "самым русским человеком своего времени". Вопрос, однако, в том, определенно ли определение "самый русский"? Кто, вообще говоря, "самее" выражает русский дух: Иван Грозный? Курбский? Малюта Скуратов? Пугачев? Новиков? Достоевский? Нечаев? Савва Морозов? Бердяев? Иван Бунин? Ленин? Ежов? Сахаров? Горбачев? Не станем перечислять разнообразных наших современников. Если сузить список и рассмотреть русских людей пушкинского времени, то и в этом случае спектр окажется достаточно разбросанным: Карамзин, Александр I, Бенкендорф, Лунин, адмирал Шишков, Николай I, Чаадаев... Почему же "самый" - именно Пушкин?
Нам кажется, просто писателю Ивану Тургеневу был ближе духовно, особенно своей европейской ориентацией, именно писатель и именно Пушкин. А в действительности перечисленные выше и многие другие - все "самые русские", все, причем по-разному, выражают русский дух, и Пушкин не больше других. Официальный литературовед В.Кирпотин писал: "Пушкин - дитя европейского просвещения, выросшее на русской почве". Нам представляется, что эта оценка точнее тургеневской. В ряду наших великих писателей едва ли найдется другой столь беспокойный человек, как Пушкин, "не по-русски живой",- добавлял Кирпотин. Интересно, что эта "прозападная оценка" Пушкина проскочила в пропагандистской книге накануне 1937 года.
По мнению Юрия Тынянова, русские гены в Пушкине были - легкомыслие и пустодумие. Пушкин оценил себя сам, подписав однажды письмо: "Егоза Пушкин". А ганнибальская стихия - это яростные страсти, жизнелюбие и жажда свободы.
Еще более узко сформулировал сверхзадачу жизни Пушкина современный автор журнала "Вопросы литературы": в ранней юности у Пушкина возникает "нечто такое, что хотелось бы назвать целеустремленной свободой". Понятие "целеустремленная свобода" весьма удобно тем, что его можно трактовать по-разному в зависимости от исторической и политической ситуации. В период, о котором идет речь, воспитание, образование, принятие на службу,- все, как нам представляется, связалось воедино в жизни Пушкина. С такими предками (то есть с такой биографией), с таким знанием иностранного языка и культуры, с таким скепсисом по отношению к России, неутоленным интересом ко всему мировому и, прибавим, с такой холодностью к семейным привязанностям,- если кому из русских и следовало уехать и жить за границей, так именно Александру Пушкину.