Над полем боя

Обычно сражения были очень динамичны. Случалось, что от наступления приходилось переходить к оборонительным действиям, а потом пускаться в преследование. Но любой бой выигрывался легче, если в нем хорошо было организовано взаимодействие различных родов войск. И если орудия прямой наводки буквально вписались в боевые порядки пехоты, сдружив эти два рода войск, то таким же связующим звеном между наземными войсками и авиацией стали штурмовики.

Звено. Эскадрилья. Полк. В этих формированиях начиналась боевая биография летчика, здесь достигал он вершин мастерства, здесь закалялся его характер и рождался подвиг. Все, чем гордится авиация, - все начинается в звене, эскадрилье, полку. И искусство взаимодействия с наземными войсками, спланированное в крупных штабах нашими военачальниками, осуществлялось тоже звеном, эскадрильей, полком. Командиры, политработники, партийные и комсомольские организации день за днем направляли усилия летчиков штурмовой авиации на то, чтобы каждый экипаж был всегда готов поддержать на переднем крае свои наступающие войска.

Искусством взаимодействия можно было овладеть только в боях. И постепенно прочное взаимодействие стало традицией. Наша пехота, танкисты, артиллеристы, саперы, регулировщики на дорогах - все знали конфигурацию самолета Ил-2 и с первого взгляда отличали его от других. Каждому солдату было ясно, что, если в трудную минуту над его окопом появился краснозвездный самолет-штурмовик, значит, пришла настоящая помощь. Действуя на глазах у пехоты, в ее интересах, наши летчики проявляли подлинное войсковое товарищество, вызывая восхищение воинов, поднимая их боевой дух. Боевая дружба авиаторов и пехотинцев рождалась и крепла в процессе жестокой борьбы с фашистскими захватчиками.

Помнится один из боевых эпизодов, происшедший в марте 1943 года. Наш отдельный лыжный батальон выбил гитлеровцев из села и в развернутом строю начал преследовать их. Откуда ни возьмись, на поле боя вдруг появились восемь немецких танков. А у лыжников - автоматы, финские ножи да ручные гранаты. С таким оружием не больно-то повоюешь против танков.

Выручила лыжников четверка наших "илов". Возвращаясь с задания, летчики увидели залегших солдат и фашистские танки. Не требовалось быть стратегом, чтобы разобраться в обстановке. Бомб у штурмовиков уже не было, но они сделали несколько заходов по танкам, обстреляв их из пушек и пулеметов. Шесть бронированных машин тут же загорелись. Сделали свое дело и связки ручных гранат, пущенные в ход нашими пехотинцами. Два вражеских экипажа сдались лыжникам в плен, так как у танков были перебиты гусеницы - машины потеряли ход.

Второй похожий эпизод произошел позже, в Белорусской операции. Ведущий пары штурмовиков лейтенант Н. Логунов заметил на болоте фашистские танки. Промостив гать, гитлеровцы решили форсировать болото и с тыла нанести внезапный удар по нашим батареям.

Два штурмовика сделали вираж над артиллеристами, а затем перешли в пикирование на фашистские танки, открыв по ним огонь. Смысл действий летчиков не сразу дошел до батарейцев. Но когда они поняли, о чем их предупреждают летчики, то развернули свои орудия в сторону болота и выстрелами в упор встретили фашистские танки. И ни один из них не ушел с поля боя.

...На плацдарме за Одером положение осложнялось. Со стороны противника втянулись в бой эсэсовские дивизии "Лангемарк" и "Валлония", 281-я и 549-я пехотные, истребительная бригада "Фридрих", дивизион штурмовых орудий "Мунтен", части морской пехоты, штеттинские крепостные полки, два полицейских полка. Общая численность вражеских войск только перед фронтом 65-й армии составляла примерно 33 тысячи солдат и офицеров, не считая наспех сколоченных частей фолькс-штурма.

Поддерживая свои войска, летчики 62-го штурмового авиационного полка сделали сотни боевых вылетов. Наши станции наведения находились в боевых порядках наступающих войск. Непрерывные удары с воздуха изнуряли противника, держали его в постоянном напряжении.

Три дня шли тяжелые бои за расширение плацдарма, а 25 апреля после мощной артиллерийской и авиационной подготовки началось наше широкое наступление. Командир полка майор Егоров, опасаясь, как бы летчики не ударили по своим из-за плохого знания наземной обстановки, перед вылетом информировал экипажи о том, каких рубежей достигли наши передовые части.

- Отметьте на полетных картах, - требовал командир. - Город Шмеллейтин взят, Помеллен - взят, Барнимслов - взят, Штеттин - сдался!

С какой бы быстротой ни откатывался противник под натиском наших танков, пехоты, артиллерии, на дорогах войны его настигали и громили с неба звездокрылые штурмовики.

Одно из наиболее ярких впечатлений времен Великой Отечественной войны у нас, летчиков-штурмовиков, оставил самолет Ил-2.

Борьба мнений, трудности внедрения в производство самолета-штурмовика, его назначение и место среди других средств вооруженной борьбы для нас, начинающих летчиков, разумеется, были тогда малоизвестны. Мы приняли самолет как должное, как нечто само собой разумеющееся, и у нас ни разу не возникала мысль о какой-либо ревизии необходимости его существования. Для нас он органически вписался в боевую жизнь.

Первое же знакомство с самолетом производило на нас, тогдашних юношей, я бы сказал, гордое, волнующее впечатление: "На этой машине можно задать жару спесивым фрицам..." Хищный нос, могучие крылья и сокрушающая сила огня, заключенная в бомболюках, пушках и пулеметах, в реактивных снарядах. Он выглядел внушительно, привлекал внимание не только своей воинственной внешностью, солидностью, но и этакой, можно сказать, монументальной прочностью. Особенно нравилась нам кабина, закованная в прозрачную и стальную броню.

Сядешь в такую кабину, закроешься сверху бронированным колпаком и чувствуешь себя отгороженным от всех опасностей. Впечатление надежности кабины и самолета не покидало и в полете. Весь облик машины вызывал боевой подъем, помогал подавлять чувство опасности под огнем противника.

Это особенно важно для ведущего. Ведомый должен делать то, что делает ведущий. Ведущему же надо первому прорваться к цели и вывести на нее всю группу. В какой-то момент ему приходится преодолевать психологический барьер, сделать усилие, чтобы решиться ринуться вниз сквозь сплошную пелену разрывов зенитного огня, которую противник зачастую ставил, чтобы заставить нас отказаться от атаки или хотя бы затруднить ее. Летчика на самолете Ил-2 нелегко было заставить отказаться от атаки. Всем своим могучим организмом штурмовик звал в бой, в атаку...

Эффект применения Ил-2 был обычно потрясающим. Стреляя из пушек и пулеметов, ракетных установок, сбрасывая сотни килограммов бомб, Ил-2 сеяли панику в стане врага, уничтожали его живую силу и технику. Вот что говорили о штурмовиках пленные фашистские вояки. Ефрейтор Альфред, взятый в плен 2 июля 1944 года, рассказывал:

- Наша дивизия двигалась на юг по шоссе Могилев - Минск. На лесных дорогах мы подвергались непрерывным атакам штурмовиков, которые производили в наших колоннах ужасное опустошение. Считаю, что до 50 процентов всего личного состава было потеряно от налетов русских самолетов. Все дороги нашего отступления усеяны тысячами разбитых автомашин и повозок, трупами солдат и убитыми лошадьми. Моральное воздействие русской авиации было огромным. При появлении советских самолетов солдаты бросали на дорогах технику в бежали в лес. Разбитые и горевшие танки, самоходки, автомашины создавали на шоссе непреодолимые пробки.

Командир одной немецкой пехотной дивизии, взятый в плен 11 июля 1944 года восточнее Минска, дал следующую оценку действиям нашей авиации:

- В настоящих операциях русских войск и в успехе авиация сыграла первостепенную роль. Она повлияла на ход всей кампании на данном участке фронта. Применявшиеся в большом количестве самолеты-штурмовики явились эффективным средством, нарушившим планомерный отход наших войск на новые оборонительные рубежи. Расстроив нормальное движение отходящих колонн и вызвав панику, русская авиация не дала возможности нашим войскам оказать организованное сопротивление на таком мощном естественном рубеже, как река Березина. Наше командование было бессильно бороться с таким превосходством в воздухе.