Страница 8 из 73
Бен сделал огромную затяжку и вышвырнул сигарету в темноту за окном.
- Не стану гадать, за сколько миль слышали мой визг. Я удрал. Свалился с половины лестницы, вскочил и помчался прямиком по дороге. Мальчишки ждали меня примерно в полумиле оттуда. Только там я обнаружил, что снеговой шар все еще у меня. И он до сих пор у меня.
- Но вы же не думаете, что действительно видели Губерта Марстена, Бен? - она заметила вдалеке желтый огонек, означающий центр города и обрадовалась этому.
Он долго молчал. Потом сказал: "Не знаю".
Было видно, как ему хотелось сказать "нет" и тем закончить дело.
- Может быть, галлюцинация. А, может быть, дома действительно способны поглощать сильные эмоции и держать их в себе в виде какого-то... заряда, что ли. И на подходящей личности - чувствительный мальчик, например, - заряд может разрядиться. Не призраки, конечно, а что-то вроде трехмерного психического телевидения. А, может быть, даже что-нибудь живое. Чудовище, если хотите.
Она молча взяла сигарету для себя.
- Как бы то ни было, я несколько недель не гасил на ночь свет и всю жизнь вижу во сне открывающиеся двери. Малейшее потрясение - и этот сон.
- Это ужасно.
- Нет, - возразил он, - не очень. У всякого есть свои кошмары. - Он помолчал. - Хотите немного посидеть у Евы на порожке? В дом не могу вас пригласить - правила такие, но у меня есть кока-кола со льдом и немного бакарди в комнате. Как в старину называлась выпивка перед сном - ночной колпак?
- С удовольствием.
Заднее крыльцо, смотревшее на реку, было выкрашено белым с красной каймой, и на нем стояли три плетеных кресла. Река выглядела сказочно, летняя луна дробилась в листве деревьев на берегу и рисовала на воде серебряную дорожку. Весь город молчал, и отчетливо слышался шум воды, пенящейся на дамбе.
- Садитесь. Я сейчас.
Он нравился ей, несмотря на все странности. Не то чтобы она верила в любовь с первого взгляда... Вот вожделение с первого взгляда - это другое дело, но он - человек совсем не того типа. Сдержанный, худощавый, бледнокожий, с книжным, обращенным внутрь себя выражением лица. И надо всем этим тяжелая копна черных волос, явно лучше знакомая с пятерней, чем с гребнем.
А эта история...
Ни "Дочь Конуэя", ни "Воздушный танец" не заставляли предполагать такого мрачного умонастроения. В первой книге дочь священника сбежала из дому и, бродяжничая, объездила всю страну автостопом. Во второй Фрэнк Баззи, бежавший заключенный, начал новую жизнь механиком в соседнем штате и случайно попался опять. Обе книги были яркими, энергичными, и раскачивающаяся тень Губи Марстена, отраженная в глазах девятилетнего мальчишки, явно не лежала на них.
Словно заколдованный, ее взгляд обратился к западу, туда, где ближайший к городу холм заслонял звезды.
- Вот и я, - услышала она. - Надеюсь, это вам понравится.
- Посмотрите на Марстен Хауз, - отозвалась Сьюзен.
Он посмотрел. В доме горел огонек.
Выпивка закончилась, полночь прошла, луна почти села.
- Ты мне нравишься, Бен. Очень.
- И ты мне тоже.
- Я хотела бы увидеть тебя снова, если ты хочешь.
- Да.
- Но не торопись. Не забывай, что я только девчонка из провинции.
Он улыбнулся:
- Все это так по-голливудски! Но по хорошему Голливуду. Теперь мне поцеловать тебя?
- Да, - отозвалась она серьезно, - самое время.
Они оба сидели а креслах-качалках, и движение превратило поцелуй во что-то совсем новое, легкое поначалу, но быстро крепнущее. Она ощутила запах-привкус рома и табака и подумала: "Он меня пробует". Эта мысль пробудила в ней тайное чистое волнение, и она прервала поцелуй, пока это волнение не завело ее слишком далеко.
- Увы! - произнес он.
- Придешь к нам обедать завтра? - спросила она. - Могу поручиться, наши будут рады.
Сейчас она действительно могла поручиться.
- А еда домашняя?
- Самая домашняя.
- Замечательно. Я ем невесть что с тех пор, как я здесь.
- Как насчет шести часов? Мы в Стиксвилле ранние пташки.
- Чудесно. Кстати, о доме - я лучше тебя отвезу.
В машине они молчали, пока не увидели огонек на холме, тот, что ее мать всегда оставляла гореть, пока не вернется дочь.
- Интересно, кто там сейчас в Марстен Хаузе, - проговорила Сьюзен. Этот свет не похож на электрический, он слишком желтый и слишком слабый. Может, керосиновая лампа?
- Наверное, не успели подвести свет.
- Наверное... Но ведь никто так не делает.
Он не ответил. Они уже сворачивали на ее подъездную дорожку.
- Бен, - спросила она вдруг, - ты пишешь книгу о Марстен Хаузе?
Он засмеялся и поцеловал ее в кончик носа:
- Уже поздно.
- Я не хотела вынюхивать!
- Все в порядке. Но лучше в следующий раз... при свете.
- О'кей.
- Завтра в шесть.
Она взглянула на часы:
- Сегодня в шесть. Пока.
Подбежав к двери, она помахала рукой отъезжающей машине. Потом приписала в заказ молочнику сметану: с картошкой это прибавит класс завтрашнему обеду.
Прежде, чем войти в дом, она бросила еще один взгляд на Марстен Хауз.
В своей похожей на коробок комнате он разделся без света. Хорошая девушка. Первая хорошая девушка после смерти Миранды.
Прежде чем заснуть, он приподнялся на локте и взглянул в открытое окно мимо квадратной тени пишущей машинки и тонкой пачки рукописи рядом. Он специально попросил у Евы Миллер эту комнату: окно выходило прямо на Марстен Хауз.
Там все еще горел свет.
Ночью он видел тот же сон. В первый раз в Джерусалемз Лоте, и первый раз так ярко после смерти жены. Бег вверх по лестнице, ужасный скрип открывающейся двери, качающаяся фигура, внезапно открывшая отвратительные глаза - и он возвращается к дверям в медленной, мучительной панике сна...
И дверь заперта.
3. ЛОТ (1)
Город просыпается быстро - работа не ждет. Еще краешек солнца не поднялся над горизонтом и на земле лежит тьма, но дела уже начались.
4:00.
Ребята Гриффина - восемнадцатилетний Хол и четырнадцатилетний Джек вместе с двумя наемными рабочими начали дойку. Коровник - чудо чистоты, белизны и сияния. Хол включил электрический насос и пустил воду в поильное корыто. Он всегда был угрюмым парнем, но сегодня злился особенно. Вчера вечером он поссорился с отцом. Хол хотел бросить школу. Он ее ненавидел. Смирно сидеть на месте сорок пять минут! И без всякого смысла, вот ведь в чем подлость! Коровам безразлично, если ты скажешь "кажись" или перепутаешь падежи, им плевать, кто был чертовым главнокомандующим чертовой Армии Потомака в чертову гражданскую войну, а насчет математики так его собственный папаша, хоть расстреляй его, не сумеет сложить две пятых с одной второй - для этого у него бухгалтер. А совести хватает нести это бычье дерьмо о чудесах образования: с его шестью классами он делает 16000 долларов в год! Сам говорил, что успешный бизнес не столько книжных знаний требует, сколько знания людей. Что ж, Хол знает людей. Они делятся на два вида: которыми можно управлять и которыми нельзя. Первых раз в десять больше.
К сожалению, отец из вторых.
Он оглянулся через плечо на Джека. Этот как раз книжный червь. Папочкин сынок. Дерьмо.
- Шевелись, - зло крикнул он, - греби сено!
Он отпер ворота и вывез одну из четырех доильных машин, яростно хмурясь на сияющую сталь.
Школа. Дрянь!
Будущие месяцы простирались перед ним безбрежной могилой.
4:30.
Плоды вчерашней вечерней дойки возвращались, уже обработанные, в Лот. Продажа собственного продукта давно перестала быть выгодной.
Молочником в Западном Салеме был Ирвин Пурингтон. В августе ему исполнилось шестьдесят один, и пенсия, наконец, замаячила впереди как нечто реальное. Жена его, старая ведьма по имени Эльси, умерла в позапрошлом году (единственное доброе дело, которое она ему сделала за двадцать семь лет брака, - это умерла первая), и после отставки он собирался прихватить свою дворнягу по имени Доктор и укатить прочь. Спать до девяти каждый день, и больше никогда в жизни не видеть ни одного восхода.