Страница 25 из 73
- Господи, услышь нашу молитву.
Он закрыл свой требник:
- Помолимся, как Господь научил нас.
"Отче наш..."
- Нет! - вскрикнул Тони Глик, бросаясь вперед, - вы не бросите грязь на моего мальчика!
К нему протянулись руки, но опоздали. Он свалился в могилу и с жутким тяжелым стуком упал на гроб.
- Выходи оттуда, Дэнни, - кричал он.
- Ну и ну! - проговорила Мэйбл Вертс, сжимая черный платок. Глаза ее вежливо блестели, она откладывала все в памяти, как белки откладывают на зиму орехи.
- Дэнни, черт побери, прекрати валять дурака!
Отец Кэллахен кивнул двоим из прихода, но понадобилось вмешательство еще троих мужчин, в том числе Перкинса Джиллеспи и Нолли Гарднера, чтобы вытащить из могилы кричащего, пинающегося, воющего Глика.
- Дэнни, прекрати! Ты напугал мать! Я тебя высеку! Пустите! Пустите меня... где мой мальчик... пустите, суки... аххх, Бог...
"Отче наш сущий на небесах..." - снова начал Кэллахен, и другие голоса присоединились к нему, подбрасывая слова к безразличному куполу неба.
"...да святится имя Твое. Да придет царствие Твое, да будет воля Твоя..."
- Дэнни, иди сюда, слышишь? Ты слышишь меня?!
"...как на небесах, так и на земле. Хлеб наш насущный..."
- Дэнни-и-и-и!..
"И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим..."
- Он не умер, он не умер, пустите меня, вы...
"...и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Христос и Господь наш, аминь".
- Он не умер, - всхлипывал Глик. - Не может быть. Ему двенадцать всего... - он, мокрый от слез, вырвался из державших его рук и упал на колени у ног Кэллахена. - Умоляю, верните мне моего мальчика! Не дурачьте меня больше!..
Кэллахен мягко взял его голову обеими руками.
- Помолимся, - сказал он, чувствуя всхлипывания Глика.
"Боже, утешь этого человека и его жену в горести их. Очисти ребенка в водах крещения и дай ему жизнь новую. Да присоединимся мы однажды к нему и разделим навеки небесные радости. Молим об этом именем Иисуса, аминь".
Он поднял голову и увидел, что Марджори Глик упала в обморок.
Когда все ушли, Майк Райсон вернулся и устроился на краю еще не засыпанной могилы доесть последний бутерброд и дождаться Рояла Сноу.
Время подходило к пяти часам. Тени удлинились, на западе солнце уже скользило по верхушкам дубов. Этот скот Роял обещал вернуться не позднее четверти пятого, и где же он теперь?
Бутерброд был его любимый, с сыром. Нелюбимых у него не бывало - это одно из преимуществ холостяцкой жизни. Покончив с бутербродом, он отряхнул руки, сбрасывая крошки в могилу.
Кто-то за ним следил.
Он ощутил это вдруг и наверное. Он осмотрел кладбище расширенными глазами.
- Роял! Это ты, Роял?
Никакого ответа. Ветер вздыхал в деревьях, заставляя их таинственно шелестеть. В колышущейся тени ильмов у стены виднелось надгробье Губерта Марстена - и Майку вдруг вспомнилась собака Вина, висящая на железных воротах.
Глаза пустые и бесстрастные. Следят.
Успеть до темноты.
Он вскочил на ноги, словно кто-то громко окликнул его.
- Черт тебя побери, Роял.
Он сказал это вслух, но тихо. Он больше не думал, что Роял где-то здесь или что он вообще вернется. Майку придется закапывать могилу в одиночестве, и это займет много времени.
Может быть - до полной темноты.
Он принялся за работу, не пытаясь понять причину охватившего его ужаса, не пытаясь разобраться, почему не беспокоившая его никогда прежде работа теперь так пугала.
Двигаясь быстро и рассчетливо, он поднял с земли фальшивую траву и отнес ее в машину за воротами. Как только он вышел за пределы кладбища, отвратительное ощущение слежки исчезло.
Он взял в машине лопату, вернулся назад - и заколебался. Открытая могила как будто насмехалась над ним.
Оказалось, ощущение слежки пропадает, когда он не видит гроба. Перед глазами вдруг предстал Дэнни Глик, лежащий там на маленькой сатиновой подушке с открытыми глазами. Нет - это глупо. Глаза закрыли. Даже заклеили. Сколько раз он видел, как Карл Формен это делает. "Кому же захочется, чтобы труп подмигивал прихожанам, а?" - как-то сказал Карл.
Он набрал земли на лопату и бросил вниз. С тяжелым стуком земля упала на полированное красное дерево - и Майк вздрогнул. От этого звука ему стало тошно. Он выпрямился и рассеянно взглянул на разбросанные цветы. Чертовское расточительство. Если вам некуда девать деньги, отдайте их на борьбу с раком или какому-нибудь дамскому обществу, в конце концов. Хоть какая-то польза будет.
Он бросил еще лопату земли и опять остановился.
Еще одно расточительство - гроб. Отличное красное дерево, тысяча зелененьких, не меньше, а он здесь забрасывает его грязью. У Гликов не больше денег, чем у других, да и кто же заведет похоронную страховку на ребенка? Миль за шесть, наверное, ездили за ящиком, чтобы зарыть его потом в землю.
Еще лопата. Снова этот жуткий стук. Теперь земля почти закрывала гроб, но красное дерево просвечивало чуть ли не с упреком.
Брось смотреть на меня.
Тени уже сделались очень длинными. Он поднял глаза - и увидел Марстен Хауз с плотно закрытыми ставнями. Восточная стена - та, что первой здоровается с солнцем, - смотрела на железные кладбищенские ворота, где Док...
Он заставил себя бросить еще одну лопату земли.
Стук...
Часть земли соскользнула по бокам гроба, засыпаясь внутрь петель. Теперь, если кто-нибудь откроет крышку, раздастся резкий скрежущий звук, как от двери гробницы.
Не смотри на меня!
Он наклонился за следующей порцией земли. Мысли ворочались непривычно тяжело и вяло. Где это он читал о том техасском нефтяном короле, который завещал похоронить себя в новом "кадиллаке"? И ведь похоронили же. В машине за тыщи баксов, подъемным краном опускали.
Вдруг он пошатнулся и чуть не упал, слабо тряся головой. Кажется, он впал в какой-то транс. Чувство слежки усилилось. Он взглянул на небо и испугался - так мало там было света. Освещенным оставался только верхний этаж Марстен Хауза. На часах десять минут седьмого. Господи Иисусе, за целый час он бросил в яму только полдюжины лопат земли!
Майк взялся за работу, заставляя себя не думать. Земля уже не стучала, крышка гроба скрылась из глаз, и почва осыпалась по сторонам бурными ручейками, доходя уже почти до замка.
Он бросил еще две лопаты и остановился.
До замка?
Да зачем, во имя Бога, ставить замок на гроб? Они что, думают, кто-нибудь захочет внутрь? Надо полагать, так. Не воображают же они, что кто-то попытается выбраться наружу...
- Брось на меня таращиться, - сказал Майк Райсон вслух и вдруг почувствовал, что у него в горле застрял комок и наполнило внезапное желание бежать, бежать прочь отсюда, бежать всю дорогу до города! Ему понадобилось огромное усилие, чтобы подавить этот порыв. Чепуха! С кем такого не бывает, если работаешь один на кладбище. Как в дрянном фильме ужасов - засыпать землей двенадцатилетнего мальчишку с широко открытыми глазами...
- Бог мой, да прекрати же! - закричал он и бросил дикий взгляд на Марстен Хауз. Теперь освещенной оставалась только крыша. Было четверть седьмого.
Он яростно взялся за работу, стараясь ни о чем не думать.
Но впечатление слежки все усиливалось, и каждый раз лопата казалась тяжелее, чем в предыдущий. Крышка гроба была теперь совсем засыпана, но форма еще угадывалась.
Ни с того ни с сего в голове у него заскользили строки католической молитвы за умерших. Он слышал, когда обедал у ручья, как Кэллахен произносил ее. И беспомощные крики отца мальчика тоже слышал.
"Помолимся за нашего брата Господу нашему Иисусу Христу, который сказал..."
("О отец мой, снизойди ко мне".)
Он остановился и тупо взглянул на могилу. Тени близившейся ночи уже сползали в нее, как стервятники на падаль. Могила оставалась глубокой. Ему ни за что не зарыть ее до темноты.