Жернова

Уже из нового места он заметил, как к погибшему японцу ползком пробирается его товарищ. И снова одиночный винтовочный выстрел хлёстко разорвал тишину. Однако на этот раз японец успел-таки, укрылся за камнями, по офицеру тут же открыли ответный огонь. К глухим выстрелам со стороны противника добавились резкие, хлёсткие выстрелы русской винтовки: это солдат самостоятельно решил проявить инициативу и поддержать огнём командира.

– Молодец, братец, – поручик кинул мимолетный благодарный взгляд в сторону товарища. – Как раз вовремя. Ну, теперь силы у нас равны. Это меняет дело.

Он вдруг появился из-за укрытия и, на виду у японцев, сделал несколько шагов вниз по склону. Тут же заговорили винтовки противника; взмахнув руками, офицер упал, а затем и покатился безжизненно вниз, увлекая за собой камни.

Оба японских солдата начали короткими перебежками приближаться к позиции русских, откуда, оставшийся в одиночестве, боец продолжал вести огонь по врагу.

Японцы вышли на открытое пространство, укрывались за небольшими камнями, уже почти приблизились к раненому вначале боя русскому солдату, который всё так же лежал у дороги, как тут же откуда-то сбоку ударила винтовка противника. Тот японец, который был ближе к стрелявшему, замертво упал на каменистую почву, его товарищ кинулся обратно в спасительные хвойные заросли. Не успел: привстав из-за валуна, русский солдат, как на стрельбище, поразил цель с первого выстрела.

Когда к убитому кучеру добавился и раненый впервые минуты боя служивый, и они оба уже лежали в тарантасе, а лошади снова были выведены на дорогу, день перевалил на вторую половину, блеклое солнце пошло к вечеру. То нервное напряжение, что держала военных всё это время, спадало, на смену ему приходили расслабленность, некая пустота в теле, усталость.

– Перевяжи-ка меня, братец, – поручик прислонился к тарантасу, снял френч, закатал рукав исподней рубашки.

Пуля прошла чуть ниже локтя левой руки сквозь мякоть, не задев кости, однако вся рука была в крови, начала неметь, не говоря о боли, которую стоически переносил поручик.

– Там в бауле бинт лежит, – офицер остановил солдата, видя, что тот пытается оторвать кусок своей исподней рубашки.

– Вы меня извиняйте, вашбродие, что я вроде как спужался вначале, стушевался.

– Чего уж. Только дурак не боится смерти. Впервые с япошкой столкнулся?

– Ага. Как-то Бог миловал. До этого при коменданте состоял в Ляоляне, если что, господин поручик. Уснул на посту, вот меня сюда и направили.

– Понятно. Штрафник, значит.

– Ага, проштрафился. Как же без этого на службе-то? Чай, живые люди солдаты.

– А я из госпиталя. Только оклемался от одного ранения, так, видишь, опять. Как проклятие преследует меня. Спасибо, не на смерть, – доверительно поведал офицер.

– Спасибо и вам, вашбродь.

– Это ещё за что?

– Что зла не помните, вот за что, – дрогнувшим голосом произнёс солдат, в очередной раз перекрестившись. – Господа… это… не всегда прощают нижним чинам слабину.

– В бою, братец, нет господ и нижних чинов, – назидательно заметил поручик. – В бою есть товарищи, сослуживцы. Так что… Ты за меня свою грудь подставил под пули, я – за тебя. Вот и выиграли сражение. А ты ничего, боец, не дрогнул.

– Спасибо, вашбродь! – широко улыбнувшись, солдат занял место кучера в тарантасе. – Меня ещё никто так не хвалил, – добавил уже из козел. – А стрелять по япошкам стал потому, что я на них разозлился, вашбродие, вот как. Думаю, это с чего, с какого перепугу я должен, за здорово живёшь, свою жизнь по камням разбрасывать? Вот и припал к винтовке, а как же. Ждать, пока тебя на тот свет отправят? Нет уж! И мы… это… с усами. Бывало, в деревне в драках я спуску не давал, а тут… Что я – лысый, что ли? И вообще: когда это русский солдат того… этого? Да и вас поддержать, товарища, значит. А как же.

Офицер закинул себя в седло.

– Трогай, герой.

В расположение роты, которая занимала позиции в версте от деревеньки Мугую, и была выдвинута в сторону противника уступом вправо на протяжении всей линии обороны, прибыли уже к вечеру.

Дозор встретил их ещё на подступах к окопам, отвели на ротный командный пункт.

– Раненого бойца отправьте в санитарный пункт, – распорядился офицер. – И приберите погибшего солдатика.

– Слушаюсь, вашбродие, – лихо козырнул старший дозора.

В командирском блиндаже навстречу поручику вышел высокий светловолосый, голубоглазый офицер с перебинтованной головой.

– Подпоручик Фёдор Иванович Гулевич, командир первого взвода второй стрелковой роты, – представился он гостю. – Временно исполняю обязанности командира роты. Позвольте узнать: с кем имею честь беседовать?

Прибывший поручик достал из нагрудного кармана казённую бумагу, подал взводному.

– Пётр Сергеевич Труханов. Назначен к вам командиром роты. Как япошки? Шалят?

– О-о! Я вас давно жду, господин поручик, – приветливая улыбка застыла на загоревшем, обветренном лице. – А японцы всё укрепляют свои позиции. Однако и накапливают силы для наступления. Сегодня пополудни батальонный командир господин капитан Павел Степанович Лазарев доводил диспозицию, то есть приказ на предстоящий бой. Говорил, что, по данным разведки, япошки замышляют наступление. Вот только когда? Дело времени, господин поручик.

– Зови меня Пётр Сергеевич или просто Петя. Ведь мы, наверное, почти ровесники. Не так ли?

– Мне двадцать пять уже исполнилось.

– А мне – двадцать четыре. Старики мы, – гость обвёл глазами блиндаж, устало опустился на край кровати, что стояла в углу.

– Моя?

– Да, Пётр Сергеевич.

– Кто спал до меня?

– Ваш тёзка Пётр Николаевич Семакин. Капитан. Убит две недели назад при рекогносцировке, – доложил взводный. – Может, чаю? Или поужинаете с дороги?

– Будь добр, Фёдор Иванович, – гость жестом отказался от угощений, – служивого, что прибыл со мной и правил конём, приставь, пожалуйста, ко мне в денщики.

– Простите, у командира роты уже есть штатный…

Но ему не дал договорить поручик:

– В бою ведёт себя достойно. Я полагаюсь на него. Это мой приказ.

– Всё исполню, Пётр Сергеевич. Не волнуйтесь.

– Представишь меня личному составу завтра на побудке. Тогда же доложишь и обстановку, пройдём по позициям. И надо предстать пред очи батальонного начальства.

– Хорошо. Будет исполнено.

Когда в командирский блиндаж прибыл вызванный подпоручиком ротный фельдшер, поручик Труханов Пётр Сергеевич спал, раскинув руки, тихонько посапывая во сне.

Вторая стрелковая пулемётная рота находилась на правом фланге первого пехотного полка семнадцатой Сибирской стрелковой дивизии, на стыке с Барнаульским двенадцатым Сибирским стрелковым полком, прикрывали подступы к деревням Мугую и Сандяю. Русские солдаты переиначили названия населённых пунктов под себя и называли их не иначе как Сандяйка и Мугуйка.

На позиции роты выдвинулись после завтрака. Труханова сопровождал подпоручик Гулевич. За офицерами, помимо ординарца командира роты, неотступно следовал новый денщик рядовой Коштур.

– Ты-то куда, братец? – заметив денщика, поручик остановился, подозвал к себе солдата. – Твоя задача – быть при командире в быту, а не в бою. В бою есть вестовой, – указав рукой на ординарца, который вышагивал чуть в отдалении.

– Извиняйте, вашбродие, – солдат приосанился, поправил винтовку на плече. – Отныне я за вас в ответе везде: и в командирском блиндаже, и в бою. Вот как.

– Это кто ж так решил?

– Я! – солдат застыл перед командирами с непроницаемым выражением лица.

– Ну-ну, – Гулевич лишь махнул рукой. – У нас говорят: «Глупая голова ногам покоя не даёт». Пусть идёт.

Передовая линия обороны роты, извиваясь, проходила по склонам двух сопок, клиньями на флангах уходила в сторону врага, что позволяло в случае необходимости вести перекрёстный огонь, и, в то же время, обеспечивая огневую поддержку соседям на флангах.

Огневые позиции пулемётных расчётов были выбраны очень удачно и оборудованы со знанием дела. Каждый пулемётчик хорошо знал свой сектор обстрела, рубеж открытия огня; его второй номер всегда имел под рукой четыре снаряжённые ленты, готовые к бою. Это не считая ещё одной, уже заправленной в «максим» и заботливо прикрытой старой шинелью. Подносчики боеприпасов тоже знали свое дело. В самих окопах сделаны глубокие ниши, в которых лежала запасная коробка с патронами для пулемёта, личные вещи расчёта.