Страница 47 из 56
Последнее страстное, неукротимое желание угасающего старика сосредоточилось на спасении Матросова. И Кленов исступленно слушал, не снимая наушников, не желая внимать уговорам доктора Шварцмана. Старик упрямо гнал все сомнения, уверяя себя, что прибор портативен, не требует энергии. Матросов найдет способ дать о себе знать.
Только любящая женщина и только Кленов с его одержимостью могли верить в невозможное - спасение Матросова.
И женщина пришла к Кленову.
Кленов почти обрадовался звонку. У доктора был свой ключ... Кто бы это мог быть?
Накинув на себя одеяло и включив вместо наушников репродуктор, профессор зашаркал в полумраке.
Он открыл дверь и зажмурился. Оказывается, даже на лестничной площадке существует день, солнце, живут люди, говорят, смеются.
- Боже мой! Это вы!.. Прошу прощения. Проходите! М-да!.. Но что с вами, дорогая, осмелюсь спросить? Вас словно с креста сняли.
Перед Кленовым, прислонясь плечом к стене, стояла бледная, худая Марина.
- М-да... Мой наряд... Осмелюсь просить прощения. Удивлен выше всякой меры и обрадован... Наш милейший доктор говорил о вашем серьезном недомогании...
Кленов провел Марину в свою комнату.
- Это радиация виновата, Иван Алексеевич, - слабо улыбаясь, сказала Марина. - Трудно уберечься. Получили мы еще один изотоп радия-дельта. К сожалению, - Марина болезненно усмехнулась, - период полураспада у него еще меньше. Он исчезнет скорее, чем его нанесут в виде защитного слоя на сверхаккумулятор.
- М-да!.. Весьма серьезно и печально. Вижу, извелись вы со своими опытами. Молодость свою не бережете. Ради бога, не обращайте на меня внимания. М-да... Я бы прибрал постель...
- Не смейте, Иван Алексеевич. Сейчас же ложитесь. Ну, я очень прошу вас, очень... - Марина так посмотрела на Кленова, что тот только зажевал челюстями и подчинился. - Теперь я отдерну шторы и на минуту отворю окно. Хорошо? У вас есть тряпка? Я вытру пыль.
- Несомненно, тряпка имеется. Не извольте беспокоиться... Что это вы, право?.. Я бесконечно, рад вашему приходу!
Марина, слабая, едва держась на ногах, стала прибирать комнату. Она то и дело присаживалась отдохнуть.
- Можно сложить книги в шкаф? - спросила она.
- М-да... Видите ли, я еще их не просмотрел. Ну ладно, теперь уже все равно.
- Почему все равно, Иван Алексеевич?
- Нет, нет... ничего... Я имел в виду, что вам, ласковая моя, все дозволительно: складывайте их куда хотите.
- Какие у вас прекрасные картины, Иван Алексеевич! Вы так тонко понимаете живопись.
Залитая солнцем комната меняла вид.
- Когда я перекладываю ваши рукописи, у меня дрожат руки. Ведь я училась по вашим книгам, - говорила Марина, с улыбкой смотря на растроганного профессора. - Хотите, я согрею вам чаю?
- Премного буду благодарен, дорогая Марина Сергеевна... Сочту за счастье выпить чашку вместе с вами.
Предложи Марина сейчас Кленову мороженое, которое он никогда не ел, он с радостью бы согласился.
Марина покачала головой:
- Я приготовлю вам чай, но сама я не буду, Иван Алексеевич. Вы даже не понимаете, что у меня за состояние. Радиация, оказывается, вызывает тошноту...
Поставив чайник, Марина снова села отдохнуть.
- Ну вот... Помните, как вы защищали диссертацию? - говорил Кленов. Какая вы были тогда, я бы сказал, светлая и настырная... И вы, право, очаровали меня... М-да!.. Вы меня извините, покорнейше прошу, что я в наушниках. Я ведь все слушаю, слушаю и слушаю...
- Иван Алексеевич, если б вы знали, как...
- Не стоит благодарности, право...
- Нет! Как я вас люблю!
- "Люблю"? М-да!.. Как это странно - "люблю"... Никогда не слышал этого слова... по-русски. "Люблю"... Разве меня можно любить? Сделавшего так много против вас?
- Иван Алексеевич, говорят, что сердце не объясняет...
- Ма-шень-ка, - тихо и раздельно, словно вслушиваясь в это слово, произнес Кленов.
- Что? - тихо отозвалась Марина.
- Нет, я просто так... Я желчный, завистливый старик. Я завидую вашему отцу. Как бы я хотел иметь такую дочь! Или внучку... Ведь вы могли бы быть моей внучкой... Я бы так гордился вами!.. М-да!.. Так нелепо и горестно сложилась жизнь. Наверно, это большое счастье - иметь детей?
- Огромное, Иван Алексеевич! - сразу оживилась Марина.
Она встала и подошла к радиоаппаратуре, положила свою тонкую, почти прозрачную руку на голубой ящик, почувствовала холод металла и отдернула ее.
- Огромное счастье, Иван Алексеевич, - продолжала она. Ее затуманенные глаза смотрели вдаль. - Иногда мне кажется, что я буду очень счастлива... А иногда мне так горько, что не хватает слез... За эти дни я плакала больше, чем за последние десять лег. Можно, я сяду на вашу постель? Какая у вас большая рука... Скажите, ведь вы верите? Вы услышите сигналы?
- Верю, Машенька, верю... Вся моя жизнь теперь в этой вере. До сих пор я думал, что хочу этого ради человечества... А хотел-то ведь ради себя... А теперь... - Старик закрыл глаза и замолчал.
Марина гладила его лежавшую поверх одеяла руку. Она с нежностью смотрела на худое лицо старика с провалившимися щеками, с запавшими глазницами, с клочковатой белой бородой... Она гладила его руку и видела, как сначала из одного глаза, а потом из другого медленно сползли две слезинки.
- А теперь для вас этого хочу, ради вас всей душой своей хочу... И благодарен вам за светлое чувство, которое вы пробуждаете во мне... Вот за эти слезинки, которых не стыжусь... Предыдущие принадлежали Мод...
Марина своим платком вытерла глаза старику.
- Чай поспел, Иван Алексеевич, - сказала она и улыбнулась.
И, забыв про чай, они смотрели друг на друга, думая каждый о своем.
Кленов ощущал величайшее умиротворение. Может быть, такое чувство бывает только раз в жизни... перед концом.
- Какая страна, какое время, какие люди! - говорил он, видимо, сам себе.
- Люди? - переспросила Марина.
- Да... Вы, он... И все вы, люди будущего...
В передней раздался шорох.
- Почтеннейший, вы, может быть, думаете, что вас грабит однорукий бандит? Так ничего подобного? Это я, ваша назойливая сиделка. Прилетел к вам на минуточку, раздеваюсь, вешаю пальто... Привожу себя в порядок... Ведь отсюда я полечу к своей пациентке, к нашей Машеньке, как мы с вами говорим... Она очень плоха и неосторожна... Может быть, героична! Склоняюсь. Право ученого! Пренебрегает радиацией. Итак, как вы себя чувствуете?