Страница 23 из 30
Мысли о Мастере больше не посещали Перчини. Страх перед ним исчез. Когда человек богат, кого ему бояться?
Однако у границы Перчини оробел. Вспомнил, что в паспорте нет отметки о выезде из Италии. Притормозил у шлагбаума.
- Регата в Сан-Ремо, совсем забыли о формальностях, - он кивнул на спящего спутника, - так хорошо повеселились, право же... - Взгляд Перчини излучал подобострастие, умолял о снисхождении. - Ба! Вот все, что осталось, - он вынул бумажку в десять тысяч лир. - Не сидеть же нам здесь... - И положил "милю" за обшлаг куртки пограничника.
Парень с серыми глазами бретонца усмехнулся и приказал открыть шлагбаум, чтобы пропустить машину бесшабашных гуляк из Сан-Ремо.
Когда позади осталось княжество Монако, Перчини призадумался: куда же дальше? Впереди - Тулон. Или уж сразу брать курс на Париж? Далековато, конечно... Зато какие перспективы! Перчини рассмеялся. Его смех разбудил Дуайнера. Он тронул плечо Перчини и показал в сторону берега.
Перчини глянул в зеркальце, Дуайнер обеими руками разминал заспанное лицо. Потом поменял позу и снова уткнулся носом в спинку сиденья.
Край моря уже светился. Казалось, на горизонте начали проступать очертания Корсики - или это еще какие-то острова? Издали Перчини увидел пирс и свернул к нему: раз есть пирс, значит, есть и пляж. Не мешает сполоснуться, Дуайнер прав. Когда колеса "фиата" начали пробуксовывать в прибрежном песке, Дуайнер, не дожидаясь, когда машина остановится, открыл дверцу и со всех ног бросился к воде. "Да что это он, - ухмыльнулся Перчини вслед компаньону, - перетерпел, что ли?" И остолбенел. На ходу Дуайнер сбросил гидрокостюм, и на его черной спине зазмеилась белая свастика. Боясь шевельнуться от ужаса, глядел Перчини, как Заурих уходит в море.
- Мешок! Что же в мешке? Руки тряслись, он не мог открыть заднюю дверцу машины. О, мадонна!
В мешке был труп Дуайнера. Перчини чувствовал, как по шее противными липкими струйками стекает холодный пот. Что же теперь?
Наконец возникла первая связная мысль. Мешок - в воду. И - назад, домой. Но что ждет дома? Думай, Джакомо, думай, уговаривал сам себя. Святая мадонна не даст тебя на поругание после... после стольких испытаний! Думай! Как же ты мог упустить из виду, что там еще остались штурман Баранов и его жена! В них - твое спасение. Потому что их спасение - в тебе. Перчини увидел себя благородным спасителем. Им восторгаются газеты, наперебой просят интервью известные комментаторы, ему платят за право передачи информации - он купается в деньгах и славе. Он становится заметной фигурой и так выходит из-под контроля Мастера. Убрать заметную фигуру сразу неудобно. Даже если удастся украсть у Мастера еще несколько лет- о, как он проведет эти годы! А там жизнь покажет. Впрочем, существует и прекрасная возможность оправдаться перед Мастером: на такое задание в одиночку не ходят. Вот, попробовал, а результат? А кому нынче можно довериться? Мастер человек трезвый, оценит все правильно, даже если и не подаст вида. Пусть теперь полиция ловит Зауриха - работа у нее такая: ловить. Перчини свое дело сделал: разоблачил Зауриха и обнаружил логово. Поймает полиция Зауриха - Мастер легко с полицией договорится.
К границе Перчини летел как на крыльях. Хорошо, светлоглазый бретонец с поста сменился. Перчини влетел в домик пограничников:
- Я должен немедленно связаться с Римом, дело государственной важности...
Взъерошенный, помятый вид Перчини безотказно подействовал на пограничников. Глаза горят, руки трясутся, явно у человека экстренное сообщение.
Перчини назвал телефонистке номер Мастера, но прежде попросил соединить с редакцией одной из газет. Дежурный редакции ответил сразу.
- Я хочу дать информацию, - захлебываясь словами, затараторил Перчини. - Похищенные граждане СССР, - пограничники недоуменно уставились на него, но при следующих словах вздохнули облегченно, - находятся в двадцати семи километрах от Рима на вилле президента страховой компании Хальта. Там же укрывается дельфиночеловек, известный под кличкой Заурих. Вы писали о нем... Садовника Шульца инженер-акустик Мауэр не убивал, это клевета людей Хальта. Потому что Шульца убрал сам Хальт.
- Ваше имя? - взволнованно спросили на том конце провода.
Перчини уже открыл рот, но что-то остановило его. "Ба! - подумал он. Это я всегда успею..."
- Кто вы? - настаивал собеседник.
- Свое имя я пока вынужден скрыть. Из соображений личной и государственной безопасности. - И Перчини повесил трубку.
Когда его снова связали с Римом, Перчини сказал:
- В дело вмешались власти. Видимо, покойный Шульц успел сообщить что-то полиции. Они вели свой поиск. Пусть пока уляжется шумиха. Пусть пока полиция попробует взять Зауриха. Я надеюсь, префект не станет возражать, если мы найдем способ сохранить Зауриху жизнь?
- Кто это - Заурих?
- Как кто? - Перчини крайне удивился. - Рыбочеловек... Мне пришлось срочно выехать во Францию. Мое убежище вполне надежно. Пока, - он обвел взглядом лица пограничников. - Увы, я без официальных документов, шеф, это было рискованно. Можно связаться с постом на тулонской трассе. И установить мою личность. Слышите, шеф?
Мастер ответил молчанием. Перчини, повесив трубку, спокойно сказал:
- Что, коллеги, где тут у вас можно хорошенько выспаться? Эти гонки за рыбочеловеком, видите ли...
... Утром следующего дня французские рыбаки в небольшом городе Пор-ле-Бук, что на берегу Лионского залива, выловили утопленника. Меж лопаток трупа торчала рукоятка кинжала, известного в свое время под названием "Все для Германии". Лишь сутки спустя удалось предположительно установить, что это труп Клауса Дуайнера, гражданина США. За щекой при вскрытии почему-то обнаружилась спрятанная редчайшая монета, английская гинея 1668 года. Вероятно, Дуайнер был убит из-за этой ценности.
5
Плетнев в очередной раз давал показания. Как давно знакомая патефонная пластинка проворачивались одни и те же вопросы, следователь даже не считал необходимым их варьировать. Плетнев в очередной раз рассказывал, как выходил из люка Вивари, как следом за ним поднимался Баранов, как он сам прыгнул в воду следом за Барановым, а за ним - Дуайнер, как они втроем поднимали тело итальянца-акустика, кто что сказал при этом и с какой интонацией. Не выдержал однообразия, спросил: