Прорыв

Робби вывел ее из комнаты. Частота сигнала, сбившаяся в то время, когда Ники кричала, снова стала размеренной.

- Почему сигнал изменяет ритм? - спросил я.

- Если бы вы не запаниковали и не разбудили Ники, мы, может быть, и узнали бы это, - голос Мака был грубым, совсем необычным.

- Мак, - возразил я, - ребенок мог задохнуться.

- Нет, не думаю, - ответил он и посмотрел на меня. - Вы заметили, ее движения как бы передавали потрясение при родах? Вы полагаете, она задыхалась? Нет, это больше было похоже на попытку первого вздоха ребенка, борющегося за жизнь. Кен в коме шел от этого мира назад - обратным путем, и до последнего момента Ники была с ним.

Я уже понял, что под гипнозом человек способен на многое, но сейчас его слова меня не убедили:

- Мак, но Ники закричала уже после того, как Кен скончался, - ведь тогда на экране "Харона-3" появился новый сигнал. В этот миг Кен был уже мертв и не мог в своем подсознании никуда идти, даже, как вы говорите, обратно к точке собственного рождения.

Маклин задумался и долго молчал.

- Я просто ничего не могу понять, - наконец ответил он. - Нам надо снова усыпить девочку.

- Нет, - запротестовал Робби, как раз входивший в аппаратную, - хватит с ребенка. Я отослал ее домой и велел миссис Янус уложить девочку в постель.

Я впервые ощутил властные нотки в его голосе. Врач огляделся, бросил взгляд на экран, потом на неподвижное тело на столе:

- А не хватит ли с нас со всех? По-моему, достаточно. Мак, вы доказали свою теорию, и я выпью с вами за это, но только завтра, а не сегодня.

Он был на пределе, как и мы - ведь целый день мы почти ничего не ели. Вернулся Янус и принялся готовить ужин. Он выслушал наш рассказ о смерти Кена, как обычно спокойно, и сообщил, что Ники заснула, как только ее уложили в кровать.

Что ж... работа была закончена. Напряжение дня давало себя знать, я почувствовал, что совершенно вымотался, сознание оцепенело. Я мечтал только об одном - лечь и уснуть, как Ники.

Но я не сразу потащился в спальню. Нечто, что было сильнее моей болезненной усталости, заставило меня заглянуть в аппаратную. Там все оставалось по- прежнему: тело Кена лежало на столе, а на экране монитора светилась ровная синусоида сигнала. Я постоял минуту, потом склонился над пультом и перемотал пленку, чтобы снова услышать голос ребенка. Перед глазами возникла ее раскачивающаяся голова, руки, бившие по воздуху, будто в порыве вырваться на свободу. Я включил магнитофон.

- Он просит, чтобы вы его отпустили, - говорил пронзительный голос. Вот что он хочет. Дайте уйти... Дайте уйти... Дайте уйти... - пленка зарегистрировала судорожный вздох и снова: - Дайте уйти... Дайте уйти... Дайте уйти...

Слова не имели смысла, и я выключил магнитофон. Ведь сигнал был только энергией, которую нам удалось уловить в момент смерти Кена. Кто же в таком случае передавал нам через девочку эту просьбу? Кто же хотел, чтобы мы освободили Кена? Если только... Я поднял глаза. В дверях стоял Мак и смотрел на меня. Рядом была собака.

- Цербер очень беспокоен. Он все время мечется по комнате и не дает уснуть.

- Мак, я снова прослушал запись. Здесь что-то не так.

Маклин подошел ко мне и встал рядом.

- Не так? Что вы имеете в виду? Посмотрите на экран: запись не влияет на сигнал - он постоянный. Эксперимент удался на сто процентов, мы добились, чего хотели. Энергия - там.

- Знаю, что она там, - ответил я. - Но все ли это?

Я снова включил магнитофон, и мы вместе слушали судорожное дыхание ребенка и чье-то требование:

- Дайте уйти... Дайте уйти...

- Мак, - начал я, - когда Ники это выкрикивала, Кен был уже мертв. Между ними не могло быть никакого контакта.

- Ну и...

- Девочка никак не могла ощутить себя Кеном. А ведь она от его имени требовала: "Дайте уйти!" Только если...

- Что если?

- Если не случилось невероятное... То, чего никак не должно быть. Все становится на свои места, если то, что мы видим на экране, является сущностью самого Кена.

Изможденный Мак вытаращился на меня, не веря в то, что услышал. Мы снова взглянули на дисплей и по мере того, как осознавали смысл пульсирующего на экране сигнала, в нас нарастал беспредельный ужас.

- Мак, что же нам теперь делать? - спросил я.

Миссис Янус позвонила утром и сообщила, что Ники проснулась среди ночи и повела себя очень странно. Она раскачивалась, бросалась взад и вперед. Мать попыталась успокоить девочку, старалась уговорить ее лечь, но не смогла. Нет, никакой температуры у нее не было, и сейчас ее не лихорадит. Только эти странные движения... Ники не прикоснулась к завтраку и совсем не разговаривает. Может быть, Мак пошлет сигнал, и это поможет ей?

На звонок жены ответил Янус. Мы были в столовой, когда он пришел передать нам их разговор. Робби вскочил, побежал к телефону, но тут же вернулся.

- Это я виноват! - закричал он. - Я виноват в том, что произошло вчера. Я не должен был этого разрешать.

- Вы знали, чем мы рискуем, - ответил Мак. - Мы все с самого начала знали, каков тут риск. Вы же сами уверяли меня, что опыт не принесет ребенку вреда.

- Я ошибался, - в отчаянии признался врач. - О, нет, не по поводу эксперимента. Бог свидетель, вы добились чего хотели. И бедняге Кену это не повредило. Но я не должен был втягивать в это дело ребенка.

- Без нее мы бы ничего не добились, - ответил Мак.

Робби выскочил из комнаты, и мы услышали, как он заводит машину. Мак и я прошли в аппаратную. Оказывается, здесь до нас побывали Робби и Янус: тело Кена исчезло со стола. Мы демонтировали оборудование и привели комнату в обычный порядок. Остался включенным только "Харон-3" с его блоком накопления. Со вчерашнего вечера он работал всю ночь, отмечая на экране размеренные взлеты и падения сигнала. Я поймал себя на том, что украдкой поглядываю на дисплей, неосознанно надеясь, что сигнал пропадет.

Зазвонил телефон, и я поднял трубку. Говорил Робби:

- Мне кажется, надо забрать ребенка, - сразу же начал он. - Это похоже на ступор. Сделается девочка буйной или нет, все равно миссис Я. с ней не справится. Спросите Мака, можно ли мне отвезти ее в психиатрическую палату Гая.

Я объяснил положение Маку и передал трубку.