Нежная дикарка

— Ты играешь с огнем, девочка моя, — тяжело дыша, проговорил он. — Что ж, давай попробуем зайти с другого конца, если ты не против. Что это значит? — Он бросил на туалетный столик маленький голубой конверт, и Келси, вздрогнув, увидела, что он надписан ее собственным почерком.

— По-моему, я все изложила как нельзя более ясно, — холодно ответила она, делая над собой отчаянные усилия, чтобы не дрожал голос.

Он слегка прищурился:

— Да уж, черт побери, куда яснее! Я возвращаюсь из паршивой поездки во Францию, которая достойно завершила адский месяц в Англии, когда несчастья сыпались на меня одно за другим, и обнаруживаю, что мне указывают на дверь. Вот так, никаких тебе объяснений, никаких извинений, ничего!

Она изумленно вытаращила на него глаза.

— Это совсем не то, что ты думаешь. — Она окончательно перестала что-либо понимать.

— Неужто?

— саркастически рассмеялся он. — Так что же это такое? Ты хочешь расторгнуть нашу помолвку? Так вот: мне бы очень хотелось знать имя мужчины, который этому причиной.

Гнев куда-то улетучился, и Келси побледнела:

— Если тебе так хочется это знать, то пожалуйста: его зовут Маршалл Хендерсон.

Целую минуту он молчал, пожирая ее глазами, а потом шумно вздохнул, и его большое тело как-то обмякло.

— Не потрудишься ли объяснить? — отстранение сказал он.

— Могу я присесть? — спросила она с изрядной долей сарказма, и в первый раз с момента их встречи он улыбнулся, хотя в глазах все еще пряталась настороженность.

— Давай. — Он махнул рукой в сторону кровати, но она после минутного раздумья демонстративно прошествовала к мягкому креслу в другом конце комнаты и смущенно примостилась на краешке. — Я жду, — протянул он, бросая красноречивый взгляд на ее белое как мел лицо. — И не нужно так пугаться.

— Я вовсе не пугаюсь, — заявила она и резко откинула голову назад, выставив вперед маленький подбородок. — Не обольщайся.

— Я редко обольщаюсь.

Она проглотила ехидный ответ, готовый сорваться с языка, и хмуро посмотрела на него исподлобья, пытаясь проникнуть в его мысли. А он, казалось, уже совершенно расслабился — полный контраст с той яростной собранностью, в которой он пребывал всего лишь несколько минут назад, на твердо очерченных губах даже играло нечто вроде улыбки. Не человек, а хамелеон какой-то!

— Ты сюда ни разу не приезжал, — запинаясь, начала она, понимая, что нужно говорить крайне осторожно, чтобы не выдать себя. Он ни за что не должен догадаться, как ранило ее его долгое отсутствие. — Я отлично помню, как в Англии ты говорил, что будешь приезжать каждый уик-энд, и я просто подумала.., ну.., что ты, наверное, занят. То одно срочное дело, то другое…

Она запнулась, и он окинул ее ободряющим взглядом.

— Ну и что?

— Вот я и решила, что ты, может быть, сожалеешь об ограничениях, которые наша помолвка накладывает на твою светскую жизнь, о дополнительных трудностях…

— Короче говоря, ты решила, что я не приезжал из-за того, что вращался в других.., сферах? — Его голос звенел, как сталь, и от нее это не ускользнуло.

— Я не знала, что и подумать. Эти телефонные звонки — только спросишь, как дом, и сразу — бац! — бросаешь трубку! А в последние дни ты и звонить перестал.

— Возможно, так оно и было, но дело в том, что я работал от зари до зари и сверх того, — мягко произнес он. — Когда я звонил тебе в последний раз, я предупредил, что еду во Францию и что там мне придется туго.

— Я думала, ты едешь всего на один день. — Вид у нее был совсем унылый. — А сюда ты ни разу не приезжал.

— Не потому, что не хотел. — Внезапно появившаяся в его взгляде нежность повергла ее в такое смятение, что она, повернувшись в кресле, стала смотреть в другую сторону. — Я не стану докучать тебе перечислением всего, что произошло за последние недели, но из Англии, Келси, мне было никак не вырваться. От меня зависели работа и благополучие слишком многих людей.

— Настолько серьезно? — Она подняла глаза на его угрюмое лицо.

— Поверь уж лучше на слово. — Он отбросил со лба черные волосы, и она впервые заметила, каким усталым он выглядит, каким измотанным. — Это было ужасно, но худшее уже позади, и потери минимальны. Как часто бывает в таких случаях, дело вдруг приняло неожиданный оборот, и мы теперь сильнее, чем прежде, но некоторое время все висело на волоске.

— Правда? — Она вдруг почувствовала себя ужасной дурой. И зачем она только написала это письмо? Это все он, Маршалл. Из-за него она совершает поступки, которых в нормальном состоянии никогда бы не совершила.

— Так или иначе, я приехал. — Он ехидно усмехнулся. — Рада меня видеть?

— Да, рада. — Келси сочла, что честность в умеренных дозах не повредит. — Мне столько нужно тебе показать и…

— Иди ко мне.

Увидев, какое у него лицо, она застыла, а ее мысли понеслись галопом. Это же Маршалл, прирожденный обольститель: выражение сердечности и нежности на его лице ничего не значит, он, наверное, был таким со всеми, он…

— Иди ко мне, я сказал.

Она медленно поднялась и с каменным лицом, напряженной походкой пересекла комнату.

— Ты все-таки обворожительный клубок противоречий, — лениво пробормотал он, властно заключая ее в объятия. — То сущая снежная королева, а через минуту — просто бочка с динамитом.

Она бросила на него настороженный взгляд — лицо как мел, янтарные глаза прищурены.

— Ты думаешь? — Келси напряглась в его объятиях, как натянутая струна.

— Не думаю, а знаю. — Он коснулся ее лица, осторожно провел по нежному подбородку. — Какая у тебя чудесная золотистая кожа, маленькая пчелка моя. А волосы… — Его прикосновения ее загипнотизировали, зрачки расширились так, что глаза стали почти черными. — Ты рада меня видеть? В самом деле рада?

— Да. — Ее голос был так же бесстрастен, как и ее лицо. Он ни за что не должен догадаться, как она рада. Этого унижения, в добавление ко всему остальному, ей просто не вынести.

Что он думает, когда вот так смотрит на нее? Это было выше ее понимания. Келси замерла в объятиях Маршалла и напряженно ждала, что будет дальше, а он тем временем внимательно всматривался в ее лицо, изучая его дюйм за дюймом, черточку за черточкой.

— Что ж, можно с уверенностью сказать одно: ты отлично знаешь, как приголубить мужчину, — насмешливо протянул он через некоторое время. — В чем, в чем, а в избытке восторженности тебя не заподозрить.

Она ощутила сильный укол разочарования, когда он ее отпустил, даже не попытавшись поцеловать, подошел к окну и резким движением отдернул легкую занавеску.

— Отлично! Мой “рейндж-ровер” уже пригнали. Терпеть не могу ездить пассажиром.

Она подошла, встала рядом с ним и вгляделась в тихий дворик внизу:

— Ты его взял напрокат? — Она почувствовала запах его одеколона, и мышцы ее живота немедленно отреагировали, судорожно сжавшись.

— Купил. Коль скоро я решил сюда регулярно наезжать, мне понадобится приличная машина. — “Приличным” “рейндж-ровер” был безусловно: сверкающий свежим лаком бутылочно-зеленого цвета, он выделялся среди машин на стоянке, как принц крови среди простолюдинов. — Не беспокойся. — Маршалл скосил глаза и посмотрел на нее сверху вниз; его глаза улыбались. — Для более спокойных условий я потом куплю другую машину, но мне показалось, для знакомства со страной лучше подойдет “рейндж-ровер”. Что-то меня здесь потянуло в горы.

— А я вовсе и не беспокоюсь, — равнодушно ответила она. — Полагаю, к тому времени меня уже здесь не будет.

В его смуглом лице что-то изменилось, хотя она не могла точно определить, что именно, а потом он припал к ее губам медленным, дразнящим Поцелуем, от которого ее сердце бешено забилось, а в ушах оглушительно зазвенело.

— Келси, — простонал он, хмелея от ее близости и страстно проводя руками по ее спине, — что же ты со мной делаешь? — Поцелуй вдруг стал почти свирепым, в нем была жестокая, звериная чувственность, от которой она беспомощно задрожала, а ее руки помимо воли обхватили его за плечи.