Страница 15 из 32
Через три дня меня откопал один старый пастух и вернул к жизни. Когда я смог задавать вопросы, выяснилось, что Джиммертон вернулся в Рай. А вы не знаете, что на самом деле произошло?
Я покачал головой.
— Он никогда не рассказывал об этом. У него я научился языку Малеско, узнал немного об этом городе и его жителях совсем немного. Джиммертон долгое время проболел, возможно, это было последствием… чуда.
— Очень возможно. Моя мать погибла, и он, конечно, решил, что меня тоже нет в живых. После этого он, вероятно, махнул на все рукой. Если бы он вернулся…
Кориоул помолчал некоторое время, потом вдруг задумчиво сказал:
— Ну что ж, может быть, я завершу дело, которое он начал. Возможно, вы и я — мы вместе сумеем это сделать. Что вы на это скажете, Бартон?
Я бестолково заморгал:
— То есть как?
Он сделал нетерпеливый жест, его бесцветные глаза были холодны и решительны.
— Вы знаете многое из того, что нам необходимо знать. Вы тоже из Рая, как и Клиа, но вы не кукла, не марионетка, как она. Вы могли бы научить нас…
— Я актер, Кориоул, — твердо сказал я, — просто актер, только и всего. Я не знаю, как сделать ускоритель элементарных частиц из старого корыта и зажигалки. Я ничему не могу вас научить.
— Но ведь вы умеете считать? — с оттенком отчаяния в голосе спросил он. — Вы ведь знаете арабские цифры, которые начинаются с нуля, не так ли?
Я молча кивнул, внимательно глядя на него.
— А я не знаю, — сказал он. — Я не умею. Нам не разрешают пользоваться арабскими цифрами. Единственное, что у нас есть, — это римские цифры, но такая неуклюжая система счета позволяет решать лишь самые простые задачи. Вы понимаете, о чем я говорю?
Я понимал, хотя довольно смутно, и кивнул, вспоминая, что читал об изобретении нуля и о тех математических открытиях, к которым оно привело. Умножение и деление с римскими цифрами было очень нелегким делом. Используя арабские цифры, любой человек с улицы мог освоить такие арифметические премудрости, которые были доступны лишь немногим римским ученым, и с той же затратой труда.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал я, — и хотя не очень разбираюсь в современной технике, но все же знаю, как тесно связано развитие, например, физики с математикой, Я понимаю ваши трудности. Эти алхимики — весьма ловкие ребята.
— Я создал крепкую организацию, — продолжал Кориоул все с тем же холодным пылом, который почему-то вызывал у меня неприязнь. — Расклад таков. Я не буду вдаваться в подробности, но я вошел в контакт со многими сподвижниками Джиммертона, и мы учли многие его ошибки. Например, мы поняли, что должны ударить в самое сердце духовенства — захватить Иерарха. Невозможно их одолеть, если начинать с периферии, как это пришлось делать Джиммертону. На всех ключевых постах я расставил своих людей, таких, как, например, Фалви. Ведь он одна из крупнейших фигур в Алхимии.
Я с некоторым сомнением кивнул головой, так как считал, что на этого типа полагаться нельзя. Но мне ли было говорить об этом.
— Народ с нами, — продолжал Кориоул, и от его холодного пыла каждое слово, казалось, хрустело. — Появление Клиа оказалось для нас помехой. Некоторое время мы надеялись, что сможем использовать ее в своих целях, но жрецы опередили нас, эти хитрецы никогда своего не упустят Они хорошо усвоили уроки, преподанные им Джиммертоном.
— А что произошло с Лорной — Клиа? — спросил я.
— Сейчас покажу, — сказал Кориоул, потянувшись к позолоченному переключателю под экраном.
ГЛАВА 9
Вновь перед нами засветилась золотая буква «А». Торжественным речитативом зазвучал архаичный язык Малеско. Через мгновение экран затуманился, и заиграла, все усиливаясь, величественная музыка.
Музыка стихла, и ее сменил отдающий эхом гул голосов. Мы увидели огромный зал с высоким помостом в дальнем конце, наполненный народом. Верхняя часть стен и весь потолок были окутаны клубами дыма, который собравшиеся, несомненно, воспринимали как небольшое чудо, хотя было очевидно, что он время от времени выбрасывается спрятанными от взглядов трубами — можно было заметить завихрения дыма там, откуда он поступал.
Это придавало Храму потрясающую таинственность. Сквозь изменчивую пелену проглядывали изображения на стенах, разноцветные и позолоченные: стилизованные львы — красные, зеленые, желтые; черные и красные орлы, золотые саламандры и все планеты со светящимися надписями.
У меня были кое-какие туманные воспоминания об алхимической символике, и я понял, что эти фигуры представляют именно ее. Но для народа они, очевидно, являлись таинственными знаками секретов духовенства. Взоры собравшихся были обращены на помост.
За этим возвышением находилось большое круглое окно с видом на город; хорошо была видна огромная сфера, окруженная огненно красными фонтанами, а дальше за ней — крыши и улицы. Это был тот самый вид Малеско, который впервые предстал моим глазам в дрожащем воздухе дядюшкиной квартиры. Я наблюдал за происходящим с огромным интересом.
— Это часть обычной Церемонии Равноденствия, — заметил Кориоул, потянувшись за очередным яйцом. — Они дают народу мельком взглянуть на Рай и читают лекцию о том, как туда попасть. Только в тот раз не все получилось так гладко. Смотрите.
Торжественно гудели огромные, свернутые спиралями трубы. Жрецы в сверкающих одеждах исполняли перед окном некий ритуальный танец, широко размахивая руками, как вдруг вид за стеклом начал туманиться. Затем облако, появившееся за окном, затрепетало и внезапно раскрылось, подобно кошачьему зрачку. Перед зрителями возникла картина Рая.
Это был настоящий Нью-Йорк, без Эйфелевой башни и пирамиды Хеопса. Камера как будто наплывала на Пятую авеню со значительной высоты. Над Манхэттеном стоял туманный вечер, эффектно подрагивали и мигали огни города.
Вдали за Центральным парком в тумане плавала усыпанная алмазами огней вершина многоквартирного дома, основание которого утопало в черных силуэтах деревьев. Под впечатлением от этого зрелища я почувствовал тоску по дому. Можно было себе представить, что думает о Рае человек, который не знает Нью-Йорка.
Городские улицы стали быстро удаляться. Огоньки автомашин оставляли в тумане яркие золотые полосы, — это попавшие в Рай жрецы вели огненных драконов по Пятой авеню. Я наконец понял значение этих слов.
— Это, знаете ли, — пояснил Кориоул, хрустя голубой яичной скорлупой, — всего лишь видение. Они думали, что это совершенно безопасно. Они не знали о трещине, сквозь которую прошел Джиммертон. Теперь смотрите — они наткнутся на нее через минуту. Вот! Видите?
Нью-Йорк на экране головокружительно закачался. На это страшно было смотреть. Люди, собравшиеся в Храме, пронзительно закричали и, казалось, тоже закачались. Рев труб превратился в дикую какофонию.
А Пятая авеню вдруг взмыла в небо и перевернулась, и теперь жрецы в Раю спокойно вели своих драконов по небесному своду. Затем город расплылся, словно его размыло дождем, и тут я с ужасом услышал голос Лорны, очень тонкий и слабый;
— Эдди, посмотри на меня! Эдди!
Откуда-то издалека я услышал свое собственное ворчанье, и это был потрясающий момент deja vu. На экране закружились какие-то тени. Это был, вероятно, мимолетный взгляд на мою квартиру, а для меня — на мое прошлое, хотя из-за быстроты все показалось незначительным.
Из кружащихся теней вырвался крик, поначалу слабый и далекий, а затем превратившийся в вопль сирены. Я уже слышал этот вопль, когда Лорна исчезла из моей квартиры, провалившись в брешь между мирами.
Тени заметались, на экране появилось искаженное ужасом лицо Лорны, которое медленно кружилось, пока растрепанные локоны не скрыли его. Потом раздался высокий вибрирующий звук, от которого заболели уши. И тут Лорна, вырвавшись из хаоса на экране, вдруг растянулась на помосте лицом вниз, ее волосы раскинулись веером по позолоченному настилу.