Безлюдная долина

Дубинянская Яна

Безлюдная долина

Яна Дубинянская

БЕЗЛЮДНАЯ ДОЛИНА

Полицейский Дюваль отдыхал.

Он лежал прямо на горячем шершавом песке, заложив мужественные мускулистые руки за голову, чуть согнув одну из мужественных загорелых ног и прикрыв мужественное лицо от слишком яркого солнца белой панамой.

В молодости Дюваль был удивительно красив. Рассказывали, что он пошел в полицию только потому, что ему слишком часто предлагали место натурщика в модном журнале. А двадцать лет напряженной работы наложили на его лицо печать неистребимого мужества.

Трудно было представить себе более подходящую внешность для полицейского. Черные волосы подернулись легкой сединой - воплощениям жизненного опыта. Асимметричная складка в углу четко вырезанных губ была глубокой, жесткой и безупречно героической. Легкие морщинки, разбегаясь вокруг прищуренных синих глаз, напоминали волоски оптического прицела. И даже неизбежный шрам проходил в самом нужном месте - от угла брови до верхней части виска.

Эта внешность сильно усложняла Дювалю жизнь. В то время, как товарищи по отделению лениво передвигали по доске шашки, делая вид, что расследуют квартирные кражи, он бегал по крышам и в узких переулках трущоб дрался, вступал в перестрелки, - а что поделаешь, если начальство считало, что он лучше всех смотрится в этой роли? А в итоге и в свободное от работы время именно Дюваль постоянно чувствовал за спиной неприятный взгляд пистолетного дула.

Но сейчас Дюваль отдыхал. Жар песка, покалывая, впитывался в спину. Дюваль пошевелил ногами, меняя их положение, и по всему его телу пробежала волна прекрасно тренированных мускулов. Большая половина женщин, усеявших пляж вокруг него, тихо застонали, и не было никаких сомнений, что остальные сделали то же самое в душе. Дюваль лениво наблюдал за ними из-под панамы. После смерти Линн четырнадцать лет назад все это было смешно.

Хотя... Этой миниатюрной брюнеткой в черном бикини, пожалуй, стоило заняться. Отдыхать так отдыхать.

Дюваль неторопливо встал и пошел к морю смывать песок. Ему пришлось сделать крюк, чтобы обойти палатку семейства Валуа - он сам окрестил их так, хотя в двух толстых обывателях и их взрослой дочери не было ничего королевского. Валуа жили здесь уже две недели, несмотря на то, что оставлять на ночь палатки на пляже запрещалось. Но инспектор, каждый вечер воинственно подступавший к палатке, отходил от неё с на редкость мирным и довольным видом. Дюваль давно решил про себя, что Валуа торчат здесь с единственной целью - с утра до вечера демонстрировать всем едва прикрытые купальником зрелые формы своей дочери, которую давно пора выдать замуж.

Дюваль вошел в воду, сделал несколько шагов и, разведя руки над головой, нырнул - четко, сильно, без брызг. Он проплыл под водой добрых пятьдесят метров - пусть намеченная брюнетка полюбуется - а потом поплыл вперед, рассекая воду неторопливыми профессиональными гребками.

Когда Дюваль выходил из моря, и вода уже не прикрывала его колен, левая нога неожиданно в чем-то запуталась. Нагнувшись, он нащупал скользившую между пальцев гладкую рыболовную леску. Удивленный взгляд Дюваля взбежал вверх по этой полупрозрачной нити - фигура и лицо на другом её конце были ему знакомы.

- Да, это я , - сказал, улыбнувшись, Мишель Мортань.

Дюваль высвободил ногу от лески, и они пожали друг другу руки.

Когда-то Мортань был его непосредственным шефом. Но он недолго продержался в полиции. Тут слились воедино и его мягкий характер, и неумение принимать молниеносные решения, и неспособность поставить себя над подчиненными - к примеру, он позволял зеленым мальчишкам называть себя запросто Мишелем, стесняясь своей связанной со смертью фамилии .И это он, глядя на Дюваля, слишком часто поддавался неосознанному эстетическому чувству. "Я понимаю, что ты и так загружен больше других, - говорил он со смущенной., бесконечно обаятельной улыбкой. - Но я не представляю, кто, кроме тебя, способен выполнить это задание." А Дювалю это потом стоило месяца, проведенного в госпитале.

И все-таки Дюваль был по-настоящему рад встрече с бывшим шефом - нет, со старым другом. Брюнетка была забыта. Дюваль присел на нагретый солнцем пористый камень.

- Выйдя на покой, начальник отделения криминальной полиции становится заядлым рыболовом, - провозгласил он. - Но почему на общественном пляже, Мишель?

Мортань улыбнулся - ни у кого больше Дюваль никогда не видел такой замечательной улыбки - озорно блеснули его светло-карие, почти медовые глаза. Ему было уже где-то около шестидесяти, но стариком он ни в коем случае не выглядел. Но в его журавлиной позе с короткой, даже не бамбуковой удочкой в руках было что-то нелепое, комичное.

- В моем случае он не стал рыболовом, - ответил Мортань. - Он занялся наукой.

Дюваль присвистнул. Он взвешивал на согнутой руке полиэтиленовый пакет, в котором плавала одинокая, но на редкость большая рыба.

- Ну, в местных условиях вы и как рыбак преуспели. А что за наука? Ихтиология?

Вопреки всеобщему представлению о полицейских Дюваль был довольно начитан.

Мортань сосредоточенно смотрел на поплавок.

- Нет... Эта наука... для неё не придумано названия. Как знать, Дюваль, возможно, я первый открыл её. Но ведь не это самое важное, и не название, правда? Я изучаю мир, который живет вокруг нас, и то, как этот мир к нам относится. Нет, не экология...

- Здравствуйте, Мишель!

Слишком звонкий женский голос резанул Дювалю ухо. Рядом с ними остановилась дочь Валуа, мощная пергидрольная блондинка. Загар совершенно не приставал к её розовому телу, и только нос был малиново-красным и шелушился.

- Здравствуй, Кристин, - ответил Мортань.

К счастью, он не догадался познакомить её с Дювалем. Недовольная девица - ведь она, вероятно, только этого и добивалась - с шумным плеском врезалась в воду.

Мишель Мортань смотрел в сторону моря, и было непонятно, провожает он её взглядом или просто следит за поплавком.

- Ты так и не женился? - неожиданно спросил он.

- Нет, - коротко ответил Дюваль и напомнил: - Вы говорили о науке.

- Да... Так вот, окружающий мир вовсе не равнодушен к нам. Он реагирует, он с каждым годом все настойчивее выражает свое мнение. Вот, к примеру, море. Последнее время я изучаю только его. Море - душа нашей планеты, и оно же, что бы мы не говорили, её властелин. Раньше оно лишь деликатно напоминало о себе. Теперь оно открыто протестует.

Светлый поплавок резко дернулся, и Мортань поспешно вскинул короткое удилище. Леска, полупрозрачная, как струйка воды, противоестественно побежала вверх. Дюваль едва уловил взглядом то, что трепетало на её конце, и тут же непроизвольно отвернулся.

Потому что это было ужасно. Наверное, это была рыба, да, рыба, пусть. Но все-таки...

Мортань держал леску на вытянутой руке. Рыба уже не трепыхалась, она висела неподвижным мертвым грузом, да и сама она казалась бесформенным комком мертвой слизи. Дюваль заставил себя пристально посмотреть на нее, а потом усилием воли удержал дрожь, возникшую от сознания того, что он какое-то время находился в одной воде с подобным существом.

- Море мутирует, - сказал Мортань, прерывистыми движениями пальцев снимая рыбу с крючка. - Оно не хочет больше молчать. И этот процесс развивается все быстрее, по нарастающей, как на центрифуге. Сегодня - такие рыбы. А кто знает, что оно придумает завтра?

Дюваль скептически скривил губы.

- Вы неправы, Мишель. Делать из моря живое разумное существо - это попросту язычество. А что касается рыб... Вы бы лучше вспомнили фабрику сувениров в Ницце - это же сплошная химия. И совсем рядом.

Мишель Мортань собирался что-то ответить, но внезапно его устремленный на море взгляд остановился, лицо на глазах стала из смуглого смертельно-серым, неправдоподобно расширились зрачки, а брови мучительно изогнулись. С полуоткрытых для ответа губ сорвалось неслышно, как вздох: