Красные щиты

Король Балдуин страстно увлекался этой игрой, как, впрочем, все рыцари в Иерусалимском королевстве. Однажды двух стражей Гроба Господня осудили на смертную казнь за то, что они играли в кости на надгробной плите. Однако нынче вечером король Балдуин, не желая ронять свое достоинство, сдержался и не взял чашу с костями. Вскоре он, волоча по полу алый королевский плащ, ушел отдохнуть. Вслед за ним удалился Амальрик, держа на руках самого большого кота - остальных несли пажи. Хотел было уйти и патриарх Фульхерий, но рыцари вплотную обступили его и, хватая за одежду, даже за бороду, вынудили остаться. По иерусалимским законам запрещалось проигрывать в кости более полутора фунтов серебра в сутки; на короля и титулованных особ закон этот, понятно, не распространялся, но обычные рыцари имели право преступать его только praesente episcopo, в присутствии епископа. Поэтому патриарха насильно задержали, чтобы можно было отдаться любимой игре без всяких ограничений.

Все вокруг заволокло винными испарениями, клубами дыма, звенели монеты, рыцари громко бранились, то и дело кто-нибудь хватался за оружие. Уже рассвело и пала роса, когда Генрих, кутаясь в свой роскошный плащ, вышел из зала во двор - он жаждал тишины и покоя. В садике между дворцом и крепостной стеной, где Тэли и Герхо недавно забавлялись стрельбой из лука, валялась на земле шапочка из цветов, которую он видел на королеве Мелисанде.

Приготовления к решающей битве за Аскалон развернулись вовсю, но продолжались не больше двух-трех недель. По-видимому, надо было лишь упорядочить и завершить то, что давно уже было начато, но потом запущено при Фулько и Мелисанде, не отличавшихся воинственностью. Еще Балдуин II готовился к захвату неприступного Аскалона - продвигаясь к городу с севера, он ставил одну за другой крепости и башни, которые должны были послужить его войскам опорой при осаде. Мало того: он отдал лежавшие к югу от Аскалона развалины греческого города Газы тамплиерам, чтобы они там построили крепость. Затем северные крепости соединили линией укреплений с южной, полностью отрезав аскалонцев от материка.

Воздвигнутую на развалинах Газы крепость Балдуин решил сделать главной квартирой своих войск и послал туда тамплиеров во главе с Бертраном де Тремелаи, чтобы они позаботились обо всем необходимом для осады. Вместе с тамплиерами поехал Генрих Сандомирский. Газа находилась невдалеке от Иерусалима, дорога была безопасная - охраняли ее не только тамплиеры, но еще какие-то смуглые, дикие с виду люди. Польскому князю сказали, что это - рабы тамплиеров, преданные им не на жизнь, а на смерть. Газа была собственностью ордена, туда никого не впускали, кроме его членов и их ближайших помощников и друзей.

Высокие крепостные стены из тесаного камня были выложены по восточному образцу. Гладкий плитняк казался прозрачным и скользким - в сплошной его кладке лишь кое-где виднелись небольшие сводчатые проемы. Материалом для этих стен послужили развалины некогда богатого греческого города, в котором уже давно никто не жил, однако искусно устроенные водопроводы действовали, и цистерны были наполнены водой.

На улицах разрушенного города еще сохранились каменные мостовые, тамплиеры ехали по ним среди леса колонн, слишком хрупких и потому оказавшихся непригодными для сооружения крепости. Изрезанные каннелюрами, выветрившиеся, стояли они, никому не нужные, сиротливые на фоне крепостной стены, и глубокой скорбью веяло от них. Меж колоннами валялись архитравы, метопы, тимпаны с полустершимися барельефами. Но дорога была расчищена и вела к зубчатому своду ворот в стене, имевшей семь пядей в толщину. Внутри крепости уже никаких развалин не было, только в главном дворе стояли, вероятно, принесенные кем-то из тамплиеров - статуи и плиты с барельефами. Бертран де Тремелаи вел Генриха мимо ряда сильно оббитых статуй, каждая из которых была снабжена каким-нибудь атрибутом: эта держала в руке трезубец, та - шар, рядом с другими, у их ног, были изображены животные, птицы, виноградные лозы. Генрих с изумлением взирал на нагие мраморные фигуры.

Крепость охраняли всего десятка два рыцарей, но этого было достаточно для ее защиты и даже для наблюдения за дорогой из Аскалона в Египет. Теперь следовало подготовить ночлег для большего числа воинов и завезти съестные припасы, а пока Бертран и Генрих стали осматривать все закоулки. Они прошли в часовню, затем в примыкавшую к ней полукруглую абсиду, где горела лампада. Бертран, войдя туда вместе с Генрихом, опустился на колени и приник лицом к земле. На небольшом столике стояла там чаша, зеленая, прозрачная, словно из изумруда или из арабского стекла сделанная; ее золотые ножки имели форму львиных лап. То была чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь спасителя, когда снял его с креста. Ныне, чудесным образом найденная тамплиерами в завоеванной ими Кесарии, она стала их собственностью. Рядом с чашей лежало священное копье, - его обнаружил благочестивый провансалец под стеною храма святого Петра в Антиохии (*94). Копье это принесло избавление рыцарям, осажденным в Антиохии вождем язычников Кербогой. Как рассказал Бертран де Тремелаи, принадлежало оно некогда святому Ахиллесу, который нанес им смертельную рану королю Филоктету, не желавшему признать истинность веры христианской (*95).

Под конец они взошли на крепостную стену. Стояла лунная ночь, с моря дул легкий освежающий ветерок. Бертран де Тремелаи вдруг повел речи необычные и страшные - у Генриха несмотря на прохладу сперло дыхание в груди. Магистр говорил, что о чаше с кровью Христовой давно шла по свету молва; искали эту чащу повсюду, многие уже перестали верить в ее существование. А чаша была у язычников, они владели ею, надо было только прийти и отодвинуть завесу, которая ее скрывала. Вот так же все теперь толкуют о вселенской власти, жаждут, чтобы на земле появился тот, кто держит в длани своей крест и меч, все ищут такого государя, а он, возможно, где-то есть, надо только поискать его и отодвинуть завесу, которая скрывает его от людей, - все короли и владыки мира сего лишь игрушка в его руках...

Они стояли на крыше башни, облокотившись на зубцы. В ярком лунном свете лежали внизу развалины "греческого города, как нагромождение белых неподвижных тел, как груды выветрившихся костей. И над этими мертвыми, призрачно белыми камнями вздымалась черная громада крепости тамплиеров. Только в одном окне горел огонек - там, на столике, покоилась изумрудная чаша.

Старый магистр, понизив голос, поведал Генриху две тайны, о которых небезопасно было говорить в другом, менее уединенном месте. Есть на Востоке обширная страна, где правит могучий повелитель, потомок Мельхиседека (*96). Ему нет надобности думать над тем, что выше - крест или меч, ибо и тот и другой равно в его руке: великий владыка, пресвитер Иоанн (*97).

И еще, перейдя уже на шепот, рассказал о Горном Старце (*98). Говорить это и даже слушать было страшно; одно неосторожное слово о Старце и его подданных, асасинах, могло принести смерть, как случилось с графом Боэмундом, убитым средь бела дня в густой толпе у ворот Антиохии.

15

Тэли, Герхо и Лестко остались в Иерусалиме ждать возвращения их господина из Газы; а Якса, воспользовавшись свободными днями, отправился с группой генуэзцев в паломничество по ближним и дальним окрестностям, освященным стопами спасителя. Они собирались посетить Вифлеем, побывать у Мертвого моря, а потом у Генисаретского озера. Тем временем трое друзей жили у тамплиеров в покоях князя вместе с молодым рыцарем Янеком из Подлясья. Время тянулось для них медленно.

Тэли был обеспокоен поведением Генриха, его молчаливостью, странным безразличием к необычной, волнующей жизни, которая их окружала. Когда на горе Елеонской королева Мелисанда запела любовную песенку, Тэли наблюдал за князем и видел, как тот покраснел от взгляда этой коварной женщины. Хотя королева была немолода, она показалась Бартоломею красавицей, и холодность Генриха удивила его. А он-то уже размечтался, что их князь женится на королеве, видел на его голове иерусалимскую корону. И Герхо тоже не сводил с королевы горящих глаз.