Страница 7 из 16
«Ромашка». Адаптация
– Ну что, Герыч. Я с твоим резюме закончил. Отправлять?
– Дай хоть почитать, что ты там написал!
– Да нормально я там все написал. С таким резюме в прежние времена тебя сразу бы главой комсомольской ячейки выбрали. Так я отправляю?
– Валяй.
Калугин зачем-то подул на пальцы правой руки и нажал кнопочку SEND.
– Готово, брат. Теперь позвоним нашей девушке, узнаем, когда ее можно отблагодарить.
Позвонили. Девушка Оля прочитала резюме, сказала, что «это как раз то, что нам нужно». Показала его какому-то большому начальнику, кажется, коммерческому директору этой самой «Ромашки». Тот с многозначительным видом водрузил на нос очки, выпятил нижнюю губу, прочитал, поцокал языком и, хлопнув Оленьку по пухлой попе, подмигнул ей:
– Олга, ты сщетаешь, шьто это кароший кандидатюр?
– Уверена, мистер Мурда! Опытный менеджер, from field, серьезный, и его очень хорошо рекомендовали.
– Кито его рекомендалал?
– Вице-президент «Marini Group» господин Калугин!
– О! Это исфестний и уфашаемий тщельовьек. Карашоу, вызовите этот Гьиера на зафтра утром. Ми путем с ним кафарить.
Утром следующего дня наш Герман, проинструктированный Калугиным и скромно одетый в какой-то престарелый пиджак и ботинки с тупыми носами, сидел перед мистером Мурдой и на прекрасном английском заворачивал о себе небылицы. Впрочем, вся корпоративная культура – это небылица более чем наполовину. Любой, даже самый маленький, клерк раздувается от собственной значимости и мнит себя хозяином мира, стремясь придать себе многозначительности. Появляется этакий басок, убедительно бубнящий немыслимую ахинею и чудовищную ложь. Картина мира клерка, если взглянуть на нее со стороны, – это постоянно сталкивающиеся друг с другом в маленьком тазике запущенные туда пластмассовые утята. В тазике тесно. Утята безобидно бьются пластмассовыми клювами друг о друга почти без звука. Вода недвижима. Но клерку, переполненному корпоративным зомбированием, кажется, что он не утенок, а мощный дредноут, принимающий участие в крупнейшем сражении в составе легендарной эскадры ООО «Пиписькин». Торпедирующий корабли эскадры противника из какого-нибудь ООО «Хрентрест» и бомбящий глубинными бомбами субмарины атомного подводного флота ООО «Посадские грибки». Клерк постоянно лжет, а лгать он вынужден по долгу службы, либо сбывая лоховатым партнерам ненужный им товар в случае, если это торговая компания, либо уламывая лоховатых поставщиков заплатить за право торговать их ненужным товаром: очередным пакетом молока, коробкой конфет или телевизором под крышей «такого-то» магазина, в случае если это сеть розничных магазинов.
Все общение клерков строится на беспросветном вранье друг другу, и вранье это при его постоянном применении уже не кажется порождающим его клеркам враньем и вскоре превращается в корпоративный свод законов. Клерки, живущие в своем ирреальном мирке, считают его единственной приемлемой для жизни средой и с подозрением и даже презрением смотрят на всех остальных участников гражданского общества, не входящих в состав эскадры пластмассовых утят. Для клерков – это непостижимые и оттого конченые люди. Еще бы! Ведь проблема выполнения ежемесячного плана отгрузки бамбуковых кресел или бананов – это проблема вселенского масштаба и важнее ее нет ничего решительно! А сдача годового баланса?! Это же гораздо важнее, чем загадка Бермудского треугольника! Весь мир для клерка сужается до размеров его офиса, все интересы – до «выполнения плана сбора дебеторской задолженности». Контакты с внешним миром происходят в четко отведенные корпоративными правилами четыре недели, когда можно поехать в Турцию и валяться там под зонтиком, насосавшись халявного и потому дрянного, как все халявное, турецкого пива, или в Таиланд и побаловать собственные усохшие чресла в цепких коммерческих объятиях местной секс-индустрии.
…Об этом подумал мимолетом Герман, смотря на хитро поблескивающие стеклышки очков Мурды. Разговор носил мирный, спокойный характер. Герман как отличный психолог понял, что лемуриец к нему расположен. Что так же, как и все иностранцы, сражен уровнем владения им, Германом, английским языком и чистотой лондонского произношения. На самом деле Гера в Лондоне действительно пару раз был, но не для учебы, а совершенно по другим делам. В Лондоне у Геры был открыт банковский счет. А язык Гера выучил самостоятельно. По каким-то старым книгам, найденным на даче приятеля и милостиво подаренных им Герману. Произношение тоже далось как-то само собой. Не прошли даром несколько лет, проведенных в районной музыкальной школе. Слух был идеален, такой подошел бы для занятий скрипкой, но Гера любил гитару. Хотел сперва стать вторым Сеговией, на меньшее не соглашался. О этот юношеский максимализм! Как быстро он проходит и как больно разочаровывает своей нереализованностью. Увлечение Сеговией прошло после того, как Гера впервые услышал Гарри Мура. Пристал к отцу: купи, мол, электрогитару, хочу стать рок-музыкантом. Отцу было не до того. Сына своего он не то чтобы не любил, он никогда не воспринимал его серьезно. Считал, что это какое-то недоразумение, так… Вон у других-то мужиков – вот это сыновья! А этот, ну, пускай уж растет, коль родился. К тому же у Гериного папы всегда были какие-то шашни на стороне. Долгое время он как-то выкручивался, но в конце концов его захомутала какая-то исключительная стерва. Гера, как он сам впоследствии не раз говорил, по-мужски понял бы отца, если бы тот ушел к молодой, красивой и бездетной девахе. Здесь любого мужика «за сорок» осудить трудно. Да и такой уход – он хоть как-то объясним. А той стерве было столько же лет, сколько и папе, она раза три успела побывать замужем, причем все ее мужья как-то странно и скоропостижно скончались, не дожив и до пятидесяти лет. От тех ушедших в мир иной страдальцев прижила эта сестренка графа Дракулы двоих дочерей. А от Гериного папы в спешном порядке родила третью. Гере было двадцать, младшей сестре его десять. Папа посмотрел на своих почти взрослых в его понимании детей, затем подержал на руках беспомощную новорожденную, стерва подлила ему сперва сладкого льстивого сиропчика, затем пригрозила, что выкинется из окна, затем еще что-то пообещала… В общем, папа ушел. И остались Гера с сестрой и с мамой втроем…
– Так ви не протьиф рапотать ф нашей компаньи? – Мурда вопросительно и вместе с тем выжидательно поглядел через стол на Германа, который чисто механически отвечал на его вопросы, а сам вспоминал Гарри Мура, папу и электрогитару, которую папа так ему и не купил…
Германа приняли на работу. Уходя из офиса «Ромашки» для того, чтобы на следующий день вернуться туда уже в качестве нового сотрудника, он незаметно сунул Оленьке свернутую тугую зеленую трубочку из стодолларовых купюр. Она быстро кинула деньги в сумочку и мило улыбнулась.
Герман про себя подумал: «Это последняя дача взятки в моей жизни, а вот взятка отнюдь не последняя».
Усмехнулся. На улице, выбив из пачки сигарету, закурил, жадно съев ее в несколько глубоких затяжек. Щелчком выстрелил обожженный фильтр.
На следующее утро он приступил к выполнению своих обязанностей.
Должность Германа на новом месте работы называлась «специалист отдела закупок и маркетинга». По должности ему полагалась пара ассистентов, стол, стул, компьютер и заработная плата в семьсот долларов. Мобильный телефон не оплачивался. Офис «Ромашки» находился в одном из ее же больших магазинов, который именовался «гипермаркетом». С одной стороны прямоугольной коробки здания был вход в этот самый гипермаркет, с другой – вход в офис. Где-то посредине между гипермаркетом и офисом находилась столовая для «русского персонала». Так в этой лемурийской компании называли лемурийцы всех остальных, тех, кто лемурийцем не являлся. В эту столовую сами лемурийцы ходить брезговали – такой отвратительной бурдой там кормили. Обычно в «меню» была картошка, плавающая в каком-то жидком бульоне, малейшие волокна мяса из которого были удалены, салат из капустных листьев, на которых хрустел песок, и начавший черстветь белый хлеб, не проданный в магазине и поступивший для прокорма сотрудников. Периодически «выбрасывали» готовые к списанию йогурты с истекшим сроком годности и подгнившие бананы из того же самого магазина. Безотходный цикл, мать его! Не пропадать же, в самом деле, «добру»! К тому же питались там все вместе: и синие воротнички – офисные работники, и персонал гипермаркета, который Герман про себя в первый же день назвал «скотьём». От них постоянно пахло потом, они громко гоготали над какими-то дебильными шутками уровня «Маха на пляжу по пьяни пошла чота в кусты и наступила в кучу говна, вот прикол, да?». Всю немудреную еду в «столовке» эти наследники революционного пролетариата обильно поливали стоящим на столах бесплатным майонезом, отчего та становилась, по справедливому мнению Германа, «еще гаже». В столовой Герман побывал лишь однажды, в самый первый день. Он ухитрился, почти не показывая вида и зажав рот рукой, быстро выйти в коридор, где, включив форсаж, понесся в сторону туалетов. Ворвавшись в кабинку, он едва успел закрыть дверь и склониться над унитазом. Его рвало несколько минут. Ничего в тот день он больше так и не съел.