Долги отдающий

Первый этаж, поворот налево, ступеньки наверх. Ни одного больного не попалось на глаза. Что у них, мертвый час? Стучу в знакомую дверь, не дожидаясь ответа, открываю ее, перешагиваю порог. Все ясно, попал на обед. Илья Сергеевич сидит уже перед пустыми тарелками, пьет чай с лимоном.

— Я занят, простите.

— Это вы меня простите, Илья Сергеевич. У меня нет возможности ждать, я должен увидеть Вику.

Серебряная ложечка звякнула о стакан, руки доктора заметно дрогнули.

— Кузнецов? Как вы вошли сюда?

Он ставит на поднос стакан, опускает руку… Там может быть кнопка сигнализации, оружие… Выхватываю из кармана пистолет:

— Не надо!

Бабашвили заметно бледнеет, кладет руки на крышку стола, но говорит спокойно, только тихо:

— Этого еще у нас не было. Знал, что в дерьмо попал, но не думал, что по больнице с оружием бегать начнут.

— Где Вика? — спросил я.

— Так, значит, от вас ее упрятали?

— Илья Сергеевич, вы много говорите, я же жду всего-навсего коротенького ответа…

— Коротенький не получится. Вы все-таки разрешите мне взять из стола салфетки? И наберитесь хотя бы на пару минут терпения, чтобы понять, в чем дело. Вика здесь, и в той же палате, в какой была раньше. Привезли ее сюда в плохом, полубессознательном состоянии — кололи сильнейший препарат, блокирующий психику, волю. Эти ампулы тоже сюда доставили. Мне, как мальчику, настоятельно рекомендовали пользоваться ими, рекомендовали в таком тоне, что я не имел права отказаться. Но поскольку последствия подобных инъекций могут быть страшными…

У меня, наверное, что-то случилось с лицом, поскольку Илья Сергеевич дальше продолжил скороговоркой:

— Не надо так смотреть, все нормально! Я ввожу ей совершенно безвредные препараты, но у нас с ней договор: если кто-то еще есть в палате, то она ведет себя… странно, скажем так.

— Она в палате не одна?

— Одна. Но в любой момент туда может войти Светлана, моя, так сказать, помощница. На самом деле — человек, контролирующий меня.

— И вы это терпите?

— А что остается делать? Идти работать в районную поликлинику? А на что кормить семью?

— Но такой ценой…

— Не надо об этом! Я все-таки стараюсь хотя бы перед собой быть честным, деньги отрабатываю. — Он сделал ударение на последнем слове. — И потом, меня уже просто не отпустят отсюда, не позволят ни свое дело открыть, ни в другой лечебнице устроиться. Правда, если узнают, что я принимал вас, устроил встречу с Викой, то отношение ко мне, думаю, изменится. В худшую, естественно, сторону.

— И что вы предлагаете?

Бабашвили встал из-за стола:

— Я полагаю, что помогаю порядочному человеку. Во всяком случае, Вика так о вас отзывалась. Она мне кое-что рассказывала. Пойдемте!

— А осведомитель, Света, она здесь? Мы можем встретить ее в коридоре или в палате?

— Скорее всего, в палате. Не знаю, какое конкретно задание она получила, но постоянно крутится возле Вики.

— Тогда простите меня, но это для вашей же пользы. — Я вынул из кармана пистолет. — Пойдете под конвоем. Я вынудил вас идти, понимаете?

— Не совсем. Но я специалист в своем деле, вы — в своем. Поступайте, как знаете.

Коридор был по-прежнему пуст. Вошли в палату. Вика, кажется, спала. У окна на стуле сидела Светлана, листая журнал. Я быстро оглядел помещение. Труба парового отопления спускалась с потолка и уходила в пол в углу. Светлана уже поднималась навстречу нам и шевелила губами. Пистолет она увидела, теперь пусть увидит и браслетики. Я вынул наручники, защелкнул правый на ее руке, а левый, предварительно пропустив его меж трубой и стеной, на запястье Бабашвили:

— Посидите так пять минут, и без шума… простите, девушка, я, кажется, разбудил вас?

Последняя фраза была обращена уже к Вике. Та приподнималась на кровати, недоуменно глядя на меня.

— Костик?

— Ты можешь ходить?

Она спустила ноги на пол, поднялась, держась за спинку кровати.

— Вот и хорошо. — Я обнял ее за талию. — Посидим немного в кабинете доктора.

Ступала она не совсем уверенно не только в палате, но и в коридоре.

— Можешь не притворяться, тебя уже эта шпионка не видит.

— Костик, — она прижалась ко мне, заплакала, — меня чем-то накачали, я теряю ориентацию.

— Илья Сергеевич? — спросил я и сжал кулаки.

— Нет, перед тем как сюда везти, еще дома. Вошел Белаков, с ним еще кто-то, наверное, врач. Заставили проглотить несколько таблеток, потом — не помню…

Поплыла.

Я поцеловал ее в мокрую от слез щеку.

— Я пришел за тобой. Мы исчезнем и отсюда, и из этого города.

— Начнем новую жизнь? — спросила она, и слезы опять наполнили ее глаза. — Костик, ты не понял главного. Мы никогда не избавимся от своего же прошлого. Мы можем поменять и паспорта, и прописку, но — не избавимся!

— Неужто мы с тобой слабее обстоятельств, Вика?

— Не слабее… И не сильнее… Раз бежим от них. А я вот и бежать не могу, ноги не слушаются… Ты как меня нашел?

Я коротко рассказал ей обо всем, что произошло за эти дни. Она ахнула:

— Ты действительно сжег все мосты, тебе некуда возвращаться. Остается и впрямь податься на край света. И все из-за чего, Костик, а? Из-за того, что чистым захотел стать? Да кому она нужна, наша чистота?! Чистые или от голода сдыхают, или вешаются!..

Вика стала дрожать, как от холода, я обнял ее, погладил жесткие непокорные волосы:

— Успокойся, Вика! Успокойся, все будет хорошо. Мы попробуем, попробуем не замараться и доказать всем им…

— Кому, глупыш? Кому всем? Да начихают они на твои доказательства! У этих всех иные ценности, они просто не поймут тебя! А поймут — так будет еще хуже: раздавят. Уезжай, уезжай, Костик, куда глаза глядят! Хоть я и не хочу с тобой расставаться…

Я прикрыл ей ладонью рот.

— Ты права, Вика. Убегать — последнее дело. Потерпи немного, я что-нибудь придумаю.

— Что ты придумаешь? Тебе ведь и думать некогда! За тобой идет охота, ты понимаешь это? Тебя флажками красными обнесут — и Белаков, и милиция, и Толик… А ты все мечтаешь, как бы никого не укусить…

— Все, Вика, все! Мне пора уходить. Ты будь умницей. Здесь будь. Илье Сергеевичу, кажется, можно доверять? Потому не торопись выписываться, жди от меня вестей. А пока возвращайся в палату. Возьми ключ от наручников. Постой здесь, возле окна, и только когда увидишь, что я вышел за калитку, отстегнешь их.

— Меняемся, — слабо улыбнулась она. — Вот моя связка. Кому придет в голову искать тебя в моей квартире?

Охранник демонстративно смотрел в глубину леса, будто даже замечать не хотел, кто это вышел из больницы и зашагал к трассе. Пусть любой выходит, его дело — не впускать, и он знает это отлично.

Частник согласился подкинуть только до ближайшего метро, но мне это как раз и надо было. Нечего светиться средь бела дня возле дома Вики.

От метро я позвонил своей соседке, жившей этажом ниже.

— Константин? А к тебе милиция приходила, нас расспрашивали, где ты.

— Если будут спрашивать еще, скажите, уехал к тетке, в глушь, в Саратов…

Так, обвинение в разбойном нападении на мне, значит, есть. Появляться дома не следует. К Насте наведаюсь только в крайнем случае: незачем такую квартиру светить. Остается воспользоваться ключом, который дала Вика.

Бутерброды, кофе, ванна — и вот я уже почти в форме, только спать охота. Но все равно ведь делать нечего в темноте, а свет зажигать опасно. Кто знает, что предпримет Белаков, получив информацию от Светланы о моем посещении больницы. Прилетят мотыльками на свет крутые мальчики, и не устраивать же тут с ними потасовку и стрельбу?! Хотя стрелять есть чем.

Я накрыл ладонью пистолет Белакова. Игрушечка. Полный магазин патронов. Хорошо бы мне их не растратить, выйти из игры чистым. С каждым днем сделать это все сложнее и сложнее, уже и представить трудно, какие выходы у меня есть. Если не считать тот, о котором говорила Вика: сдохнуть с голоду или полезть в петлю. Да и то ведь посмертно повесят на меня того же Падунца. Мертвый я буду для всех очень удобен.