Граальщики

И тут они взлетели. Это было чистое касание: переднее колесо прочесало по крыше фургона; и скорее всего, ему еще придется наворачивать круги по свалкам техники, чтобы найти другое заднее крыло (а вы попробуйте-ка достать заднее крыло для Бонневилля 74-го года, посмотрим, как вам это понравится!), – но все же они были живы. И они были в воздухе.

– Опусти меня! – взвизгнул Ноготь. – Как ты смеешь! Это классический байк, я убил кучу времени, чтобы довести его до конкурсных стандартов. Если ты его разобьешь, я не знаю, что я с тобой сделаю!

– Но он ведь такой медленный, – отвечал Боамунд. – Держись крепче, нам осталось немного.

Ногтя начало подташнивать.

– Пожалуйста, – сказал он.

Законы рыцарства, столь же вразумительные и практичные, как налоговое законодательство, предписывают истинному рыцарю проявлять жалость к слабым и больным. Боамунд, вздохнув, произнес соответствующую формулу, и через момент мотоцикл коснулся поверхности трассы М-18, идущей к югу, делая около двухсот сорока миль.

Господи Иисусе, подумал Ноготь про себя, я мог бы написать об этом в «Супербайк», вот только мне никто не поверит. Он изо всех сил сжал правой рукой рукоятку тормоза, и мотоцикл постепенно сбавил скорость. Он свернул к асфальтированной обочине, выключил двигатель и некоторое время сидел, весь дрожа.

– Ну, а теперь что? – брюзгливо поинтересовался Боамунд.

Ноготь медленно повернулся на сиденье и приблизил свое лицо к Боамунду, так что их шлемы соприкоснулись.

– Послушай, – сказал он. – Я знаю, что ты рыцарь, а я всего лишь карлик, и у тебя Высокое Предназначение, и ты знаешь все о древних технологиях, и у твоего дядюшки было что-то вроде призового скакуна, который делал сто миль за неполных четыре секунды, но если ты еще раз выкинешь подобный трюк, я возьму этот твой меч и засуну его тебе туда, где не светит солнце, понял?

Три фута семь дюймов разбитых надежд и оскорбленной гордости могут иногда быть весьма убедительными, и Боамунд пожал плечами.

– Как знаешь, – сказал он. – Я просто хотел помочь.

– Ну так не надо хотеть, – Ноготь подпрыгнул на стартере, выругался, попробовал еще раз, завелся и аккуратно вывел мотоцикл в крайний ряд.

На протяжении следующих пятидесяти миль его обогнали три грузовика, два «Мини-Клабмена» с местными номерами, мотороллер и длинный грузовик с полицейским эскортом, который перевозил нечто вроде секции моста; но он не обращал внимания.

– Если бы, – объяснил он Боамунду, когда тот попросил его двигаться хоть немного быстрее, – Бог хотел сделать так, чтобы мы путешествовали быстро и без усилий, Он не даровал бы нам двигатель внутреннего сгорания.

Насколько мог видеть Боамунд, ответа на это не существовало.

– Куда это мы направляемся? – спросил Боамунд.

Ноготь оторвал левую руку от руля и показал.

– Да, да, – сказал Боамунд, – я умею читать. Но что это значит?

Это озадачило Ногтя; по его мнению, значение слов «станция обслуживания» было очевидным. Он не стал утруждать себя объяснением, а просто заехал на парковку.

– Я имею в виду, – сказал Боамунд, снимая шлем и встряхивая головой, – «служба» – это обязанность вассала по отношению к лорду, а «станция» – это военный аванпост. Видимо, это то место, куда рыцари приходят, чтобы склониться перед своими повелителями и просить у них милостей?

Ноготь вспомнил, каких усилий ему стоило в прошлый раз заказать себе сосиски, поджаренный хлеб и фасоль, и ответил:

– Да, что-то в этом роде. Ты голоден?

– Теперь, когда ты сказал, – ответил Боамунд, – пожалуй, да. За последние полторы тысячи с чем-то лет я только выпил чашку отравленного молока и съел один беляш.

– Не отравленного, – указал Ноготь, – а зачарованного. Если бы оно было отравлено, тебя бы здесь не было.

– Значит, мне просто показалось.

Ногтю стоило больших усилий объяснить ему правила игры.

– Ты берешь поднос, – объяснял он, – и встаешь в очередь, и стоишь в ней, пока они обслуживают людей перед тобой, а когда очередь доходит до тебя, ты просишь у девушки за стойкой все, что хочешь. Я имею в виду пищу, – добавил он. – Тогда она кладет это тебе на поднос, и ты проходишь с ним к кассе. Понятно?

Боамунд кивнул.

– А потом что? – спросил он.

– Потом мы садимся и едим, – ответил Ноготь.

– Где?

Ноготь поднял на него глаза.

– В смысле?

– Где мы садимся? – повторил Боамунд. – Я хочу сказать – я не желаю выглядеть дураком, сев на неподобающее мне место.

Господи Иисусе Христе, подумал про себя Ноготь, ну почему я просто не взял с собой бутерброды?

– Ты садишься там, где тебе понравится, – сказал он. – Это станция обслуживания, а не банкет у лорд-мэра.

– Что такое.?

– Заткнись.

Чтобы оказать ему любезность, Боамунд очень терпеливо выстоял в очереди. Он ни разу не толкнул, не ударил и не вызвал на дуэль ни одного из водителей грузовиков, наступавших ему на ноги. Мышцы Ногтева живота стали потихоньку расслабляться.

– Следующий, – сказала женщина за стойкой с горячими блюдами. Ноготь заказал бифштекс и гороховый пудинг и уже собирался отойти к кассе, когда услышал голос Боамунда, произносящий:

– Я бы съел жареного лебедя, начиненного перепелами, седло кабана в меду, кровяную колбасу из дичи, три куропатки с кровью и кварту рейнского. Пожалуйста, – добавил он.

Женщина посмотрела на него с недоумением.

– Я сказал, – повторил Боамунд, – что я бы съел жареного лебедя, начиненого…

Одно из немногих преимуществ того, чтобы быть карликом, заключается в возможности выходить из подобных ситуаций совершенно незаметно, при необходимости проползая у людей между ног. Очень осторожно, чтобы не расплескать подливку, Ноготь двинулся в сторону…

– Ноготь!

Он замер на месте и вздохнул. Несколько людей позади Боамунда уже начали выражать нетерпение.

– Ноготь, – сказал Боамунд, – ты говорил мне, что я могу просить у девушки за стойкой все, что я захочу из еды, а она говорит, что все, что она может мне дать – это нечто, называемое писса.

– Тебе понравится, – хрипло проговорил Ноготь. – Они здесь делают очень хорошую пиццу.

Боамунд потряс головой.

– Послушай, – обратился он к женщине, с чьим лицом происходило то же, что обычно происходит с бетоном, только гораздо быстрее, – мне не нужна эта желтая коровья лепешка, мне нужен жареный лебедь, начиненный перепелами…

Женщина сказала Боамунду несколько слов, и карлик, в чьих генах хранилось достаточное количество полезной информации относительно обычного поведения оскорбленных рыцарей, инстинктивно уронил поднос и свернулся клубком на полу.

Но Боамунд просто сказал:

– Ну что ж, делай как знаешь, а я сам позабочусь о себе, – и, пробормотав себе под нос еще пару слов, пошел прочь от стойки. Вопреки здравому смыслу, Ноготь открыл один глаз и взглянул вверх.

Боамунд все еще держал свой поднос. А на подносе громоздились жареный лебедь, седло кабана в меду, нарезанная ломтями кровяная колбаса весьма подозрительного вида, три маленьких жареных птички и здоровенный оловянный кувшин.

– Эй, постойте-ка! – сказала женщина. – Это не разрешается.

Боамунд остановился и некоторое время стоял молча.

– Что ты сказала? – наконец спросил он.

– Есть собственную еду не разрешается, – сказала женщина.

Ноготь почувствовал, что в его ребра тыкают носком ботинка. Он попытался проигнорировать это.

– Ноготь, я здесь уже ничего не понимаю. Сперва она не дает мне настоящей еды, а дает только писсу, а теперь она говорит, что мне нельзя есть мою собственную еду. Это значит, что мы все должны обменяться подносами или что-то в этом роде?

Ноготь поднялся с пола.

– Пошли, – сказал он. – Мы уходим. Быстро.

– Но…

– Идем!

Ноготь ухватил Боамунда за рукав и потащил его по направлению к двери. У них за спиной кто-то закричал:

– Эй! А эти двое не заплатили!